Рукопись из Тибета
Шрифт:
— правильные поступки: следует избегать недобродетельных поступков, сдерживаться и совершать добрые дела;
— правильный образ жизни: надлежит вести жизнь достойную, не принося вреда живому;
— правильные усилия: требуется следить за направлением своих мыслей, гнать все злое и настраиваться на доброе;
— правильные помыслы: необходимо уяснить, что зло — от нашей плоти;
— правильная сосредоточенность: следует постоянно и терпеливо тренироваться, достигать умения сосредоточиваться, созерцать, углубляться в поисках истины.
Первые две ступени означают достижение мудрости или праджня. Следующие три — нравственное поведение — шила. И наконец, последние три — дисциплина ума или самадха.
Однако эти состояния нельзя понимать как ступени лестницы, которую человек осваивает постепенно. Здесь все взаимосвязано. Нравственное поведение необходимо для достижения мудрости, а без дисциплины ума мы не сможем развить нравственное поведение. Мудр тот, кто поступает сострадательно; сострадателен тот, кто поступает мудро. Такое поведение невозможно без дисциплины ума.
В целом же можно сказать, что буддизм принес в религию личностный аспект, которого раннее не было в восточном мировоззрении: утверждение о том, что спасение возможно только благодаря личной решимости и готовности действовать в определенном направлении.
Кроме того, в буддизме достаточно четко прослеживается идея о необходимости сострадания ко всем живым существам — воплотившаяся впоследствии в другие, но не нашедшая там своего разрешения, — завершил я и стал ожидать реакции Творца.
Сонность Глаз перешла в задумчивость, они сказали «все так», а потом над одним вскинулась бровь, и я услышал, — да ты не атеист сын мой, а приверженец буддизма.
— Наверное, — вздохнул я. — К сожалению, поздно это понял.
— И когда?
— В своих последних командировках. В Бурятию и Монголию. Там побывал в дацанах [11] , имея беседы с ламами. Достойные проповедники.
— И чем они тебе глянулись?
— Живут в своих голубых степях скромно и открыто. Учат заветам Будды, пьют водку, любят женщин и поют горловые песни.
11
Дацан — буддийский храм в Бурятии и Монголии.
— И если бы у тебя была другая жизнь, ты, наверное, хотел бы стать ламой? — хитро прищурились Глаза.
— Другой жизни не бывает, как учит марксизм-ленинизм — убежденно сказал я. — Ну а если бы была, отправился в Тибет, где стал пророком.
— Интересно, — озадаченно протянул Творец. — И зачем тебе это надо?
— А чтобы окучивать людей, — брякнул я. — Во имя Господа, так сказать и на его славу.
— Замолчи! — посуровели Глаза. — Чи-чи-чи… — затихая, раскатилось в Космосе.
— Не поминай Меня всуе, — дыша ледяным холодом, придвинулись вплотную.
— Виноват, — съежилась душа. — Прости меня грешную. Я больше не буду.
— То-то же, — прогудело в ответ — Думай, с кем говоришь, тля. — А теперь прощай. Не поминай лихом.
В тот же момент Глаза заклубились, всасывая, и я понесся по Черной дыре, в адской какофонии чьих-то криков, смеха, плача и стенаний.
— Кирдык, — пронеслось в мозгу. Сознание угасло.
Глава 3. В новом теле
— Уа-уа-уа! — назойливо пищало где-то рядом. Я чихнул и размежил веки, возвращаясь в реальность.
— Не иначе ад, — бледно всплыло в мозгу общение с Творцом, а потом напутствие и дьявольский полет в Черной дыре Космоса.
— Но почему так тесно, и кто там пищит, в размытом пятне света?
— Щелк, — лопнуло в ушах, пелена спала с глаз, и вверху возник белый квадрат потолка с тихо жужжащей в нем люминесцентной лампой. А чуть ниже квадрат стен, блестящих кафелем, с филенчатой дверью напротив.
— Непонятно — забеспокоился я, скосив глаза влево, откуда исходил неприятный звук и увидел рядом в ячейках двух запеленатых младенцев. Один, что ближе, спал, а который за ним, извивался и пищал, время от времени взбрыкивая в своей пеленке.
— Что за черт? — усилилось чувство тревоги. Я перевел взгляд вправо — там посапывали еще трое. Опустил глаза до упора вниз, пытаясь рассмотреть себя — увидел оконечность кокона.
— Я тоже младенец! — прожгла ужасная догадка. — Зачем? Не хочу! Уа-уа!! — заорал благим матом.
Через пару минут дверь открылась, на пороге возникла толстая усатая тетка в белом халате, и я поперхнулся плачем.
— Ну что? Опудырились засранцы? — хмуро взглянула на ячейки, прошаркав к ним тапками.
Через секунду у нее в руках оказался пищавший слева индивид, с которого была сдернута мокрая пеленка; толстуха ловко обернула его второй, взятой из-под ячейки, вернула на место и направилась ко мне. Явно с такими же намерениями.
— Ты смотри, сухой, — сказала сама себе, пощупав меня снизу. — Тогда чего орал? Жрать хочешь?
Я молчал и пялился на нее выпученными глазами. Еще не веря в объективную реальность.
— Лупатый какой, не иначе еврей, — сделала умозаключение тетка. — Терпи, кушать будете в двенадцать. И взглянула на мужские наручные часы. Я разглядел надпись под стеклом «Кама».
После этого она удалилась, ворочая объемной кормой. Хлопнула дверь. Все стихло.
— Пу-у, — издал во сне звук мой сосед справа. В воздухе запахло сероводородом.
— Гребаный Творец! — понял я, куда попал. Это явно был роддом. Куда меня вернули назад, к новой жизни.