Рукопожатие Кирпича и другие свидетельства о девяностых
Шрифт:
– Умойся, Оля, зачем ты так?
– Я закрасила веснушки.
– Чем плохи твои веснушки?
– У Труссарди их нет.
Оля верила, что сейчас она похожа на девушку с картинки. Она была похожа на клоуна в рабочей раскраске, к тому же с причёской она тоже «поиграла»: толстые прямые волосы были уложены в сальные рожки. У Оли тряслись от волнения руки, и она не могла разговаривать.
Мажор
Люди в метро периодически останавливали взгляд на Олиной рыжей маске, контрастирующей с шеей и руками. Она сосредоточилась на предстоящей встрече. Я видела, как взгляд Оли становится всё более затравленным и обращается внутрь.
Мы подошли к подъезду бетонной многоэтажки и стали ждать. Дима вышел – он был по-спортивному элегантен, но сильно пахло парфюмом. Он остановился как вкопанный, глядя то на меня, то на Олю.
– Привет! – Оля набралась храбрости и кокетливо улыбнулась. – А я с подругой!
Дима сделал шаг назад.
– Ты не она, ты не Труссарди!
– Ты что, это же я!
– Ты что, это же она! – вскрикнула я.
– Ты Оля, ты тусуешься в «Титанике» с Анжелой-проституткой, я тебя узнал, – Дима отрывисто и зло бросал слова через плечо, не глядя на Олю. – Ты давно за мной ходишь, я же просил тебя – не звони мне, ты мне не нравишься! Ты страшная.
Дима стремительно прошёл мимо нас и направился в центр двора, на волейбольную площадку, где играли несколько парней.
Оля, застыв, хлопала глазами, по оранжевой маске потекли слёзы.
Я решительно двинулась за Димой на волейбольную площадку. Я встала перед сеткой, прервав игру, и посмотрела Диме прямо в лицо. Остальные парни начали свистеть и ругаться.
– Ты зачем так Оле сказал?
– Она меня обманула.
– Ну и что? Ты не видишь, она в тебя влюбилась? Обязательно быть такой сволочью, говорить такие грубые слова? И почему ты сказал, что она страшная? Она ничем не хуже той модели, понял?
Я развернулась и увела Олю за руку к метро. Всю дорогу она бурчала, что я её лучший друг.
За кухонным окном я созерцала больницу, выстроенную напротив. Я представляла, как из-за поворота выплывали дамы в кринолинах, а над ними медленно опускались в воздухе красные кленовые листья.
Зазвонил кухонный телефонный аппарат, на втором звонке запищал определитель номера.
– Алло.
– Привет, это Дима.
– Какой Дима?
– Ты притворяешься, что не помнишь.
Я замолчала, я действительно притворялась. Я не была удивлена – на волейбольной площадке он смотрел на меня слишком внимательно. Ему понравилось, как я ругалась на него. Ему понравился мой гнев, прилившая к лицу кровь и сверкающие глаза.
– Где ты взял мой номер?
– Я хочу тебя снова увидеть.
Я вешаю трубку, но, подумав, перезваниваю.
Оля пришла в гости и пьёт чай со сладкой булкой. Она в подавленном состоянии и прогуливает школу. Кажется, Анжела иногда дает ей наркотики.
– Ты уже как марсианка с метро «Аэропорт».
– С какого метро «Аэропорт»?
– Ну, помнишь, твой Дима путешествовал на такси под кислотой?
– Я не говорила, что это было метро «Аэропорт».
– Да, разве не говорила?
– Зоя, откуда ты знаешь, где это было?
– Там «Титаник» рядом, ты забыла просто.
– Я ничего не забываю!
Я молчу, мне нечего сказать, я села в калошу.
– Все понятно, ты затусовалась с Димой! Я так и знала, что ты подлая змея! – Подруга хлопает дверью в прихожей.
Я смотрю на Олю с балкона – перед глазами всё та же больничка. Оля перебегает дорогу – она в моём платье. Красная африканская ткань облегает Олину стройную талию, подчеркивая её наискосок проведёнными коричневыми линиями. Она больше не гримирует веснушки и научилась скалиться острыми резцами, как кошка, – отметила я.
Конец ознакомительного фрагмента.