Румянцевский сквер
Шрифт:
За окном посвистывал ветер, и косо, густо летел снег. «Вот и заносят след снега, летящие косо…» Милое юное лицо Марьяны представилось ему. «Моя стройная сосенка, — подумал с нежностью, но тут же мысленно прикрикнул на себя: — Не твоя она, не для тебя, пожившего и битого жизнью. Тебе сколько лет? А ей? Ну, и все. Выкинь из головы!»
Но как выкинешь, коли душа противится…
Валентина Георгиевна приехала в четыре. Поставила на тумбочку банку с клюквенным соком, села подле койки:
— Ну как ты, сыночек?
Лёня
— Ничего, мама. Надеюсь, на днях выпишут. Закажи оркестр трубачей.
— Каких трубачей? Ой, Лёнечка, опять ты шутишь — ну, значит, поправляешься. К тебе сегодня придет Ильясов, следователь.
— Не нужен мне Ильясов. У меня от него изжога.
— Лёня, есть новые обстоятельства…
Валентина Георгиевна рассказала сыну о том, как Квашук опознал машину, о догадке Нины…
— Костя Цыпин? — Лёня уставился на мать. — Не может быть. Он мне звонил как-то, с месяц назад, спросил, не могу ли я дать ему в долг… Да нет, Костя не пойдет на разбой…
— Сам, может, не пойдет, а его дружки? Надо разобраться. Лёнечка. Я позвонила Ильясову, он сказал, что без тебя нельзя их привлечь.
Тут как раз и заявился Ильясов. Неторопливый, в очках на крупном носу, с синеватыми щеками, он вошел в палату в сопровождении дежурного врача. Ильясов строго соблюдал формальности, и врач разрешил ему допрос больного.
Уселись в холле за журнальным столиком. Ильясов официальным тоном разъяснил ситуацию. Выяснено, что «Жигули» № 92–24 принадлежат Трушкову Александру Афанасьевичу, проживающему в Ломоносове. Там же проживают его брат Валерий и Цыпин Константин Анатольевич. Оперативную информацию, поступившую относительно возможной причастности указанных лиц, проверить можно только по заявлению потерпевшего. Ильясов раскрыл на столике большой блокнот и предложил Лёне написать заявление: мол, имеется подозрение на таких-то лиц…
— Нет у меня подозрения на Цыпина, — сказал Лёня.
Ильясов пожевал губами и закрыл блокнот:
— Ну, раз нет, так и говорить не о чем.
Он аккуратно зацепил ручку за край внутреннего кармана франтоватого пиджака.
— Подождите, — всполошилась Валентина Георгиевна. — Лёнечка, нельзя же так! Костя просил у тебя, потом у Нины крупную сумму. Он разъезжает на «Жигулях» с этими братьями. «Жигули» в тот вечер стояли у кафе.
— Это не доказательство.
— Но это единственная ниточка, которая… Лёня, не упрямься! Тебя чуть не убили…
— Чуть — не считается.
— Господи! — Валентина Георгиевна, высоко взметнув брови, смотрела на сына, глаза ее полнились слезами. — Лёня, это же просто формальность. Ну, нельзя же так…
Ее голос прервался. Сейчас заплачет…
— Ладно, ладно. Только без слез. Давайте бумагу и ручку, — сказал он следователю. — Что надо написать?
Ильясов продиктовал нужный текст, потом, вздев очки на лоб и проведя носом по строчкам, прочел, добавил недостающую, по его мнению, запятую.
— Вы их арестуете? — спросил Лёня.
— Нет. Задержим на трое суток.
Он еще что-то говорил, ссылаясь на уголовно-процессуальной кодекс, но Лёня слушал вполуха. Была невыносима мысль о причастности Кости Цыпина к нападению: Костя наверняка не виноват…
После ухода Ильясова он сказал матери:
— Не надо было писать заявление. Это смахивает на предательство.
— Что это ты говоришь, сыночек? Костю же никто не обвиняет. Просто проверка…
— Мама, давай о другом. Как ты себя чувствуешь? Ничего? Скоро сорок дней. Третьего, да?
— Четвертого декабря.
— Я к этому дню выпишусь. Надо отметить, мама.
— Ну конечно, Лёнечка, конечно. — Она поднесла к глазам платочек. — Как бы папа всполошился, если бы это… нападение на тебя… случилось при его жизни…
3
Колчанов брился в ванной, когда зазвонил телефон. Сестра Лена строгим своим голосом, сохранившимся с той поры, когда она заведовала сберкассой, осведомилась, как он поживает. Лена — она же Ленина — давно уже пребывала на пенсии, замуж она так и не вышла, влачила одинокую жизнь, с кошкой. Досуг она заполняла вязанием кофточек на продажу (то было небольшое дополнение к скудной пенсии) и активным участием в жизни партийной организации при жэке. С братом общалась редко — главным образом по телефону.
Колчанов, не пускаясь в подробности, коротко бросил в трубку:
— Ничего.
— Виктор, — сказала сестра, — ты можешь одолжить двадцать пять? Я потратилась на ремонт холодильника…
— Ладно. — Вообще-то у Колчанова было с деньгами туго, пенсия к концу месяца иссякала, а гонорар за статью о кругосветном плавании Крузенштерна и Лисянского раньше середины декабря не светил. — Приезжай, — сказал он сестре, — только не сегодня. Сегодня мне надо в Ломоносов смотаться. Завтра — в любое время.
Перед тем как выйти из дому, Колчанов позвонил Валентине.
— Ой, Витя! — обрадованно прозвучал ее голос. — Как раз я думала тебе позвонить. Четвертого будет сорок дней, ты приезжай.
— Приеду, — сказал Колчанов. — Валя, я вот о чем хотел. Позвонила Нина, сказала о подозрениях Влада относительно…
— Да-да, я знаю.
— Ты пока не спеши связываться со следователем. Если он примет меры…
— Я уже ему сообщила.
— Напрасно поторопилась, — с досадой сказал Колчанов. — Я бы съездил к Цыпину и разузнал. Ты же знаешь Цыпина. Если придут арестовывать Костю, он такое может натворить…