Руна
Шрифт:
Она поднялась в комнату, когда Илья уже лег. Разделась тихо, переодевшись в ночную рубаху, и легла рядом. Он не спал, скорее дремал. Руна знала все ритмы дыхания Ильи, за год выучила. Ей хотелось спросить его, но не тут ни в кровати. Здесь достаточно было одного вопроса, чтобы все повернулось в сторону страсти. И от этих мыслей о влечении, об Илье дыхание у самой Руны спутывалось. Взбивалось, становясь похожим на облака. Воздушные, легкие, пушистые. Ведь он мог повернуться, нависнуть над ее лицом и поцеловать… Она ощутила, как жар согревает ей щеки. Он уже целовал ее. Жарко, больно, несдержанно со страстью, по-всякому. А она не отвечала. Да, что они только не
А плакать, потом ей придется.
Глава 18
— Три недели прошло, — прошептала она, разглядывая мужскую спину и затылок.
Ей казалось, что Илья спит. К ней же сон не шел. Мысли крутились и крутились вокруг исчезновения Варвары. Не мог же он обидеться? Но так ведь и Руна не крепостная. Руна впервые с грустью осознала, что чистая постель и хорошая жизнь у нее есть лишь до момента, пока Илья не уедет. А когда? Что будет с ней потом? Сегодня, он так на нее посмотрел, что внутри все оборвалось. Почему же до этого Илья так не смотрел? Что же изменилось?
Неожиданно для Руны, Илья повернулся к ней и открыл глаза. Она замерла, понимая, что тот не спит вовсе и совершенно не дремлет.
— Знаешь, что это значит? — спросил он тихо, подняв руку и убирая локоны с шеи Руны. Его мягкий бас с низкими тонами хрипа, вытолкнул из нее все вопросы разом. — Не знаешь?
Рука Ильи на обнажении шеи не остановилась, а легла на голову Руны, погладила ее. Так ласково, успокаивающе. Следуя неизвестному курсу его пальцы обогнули ее плечо в ночной рубахе, прошлись книзу и сдвинули тяжелое одеяло ей на живот и бедра. Руна растерялась, не понимая, что он делает?
Он собирался с ней переспать. Даже Руне повидавшей много чего на этапе, но не имевшей подобного опыта в кровати, стало это очевидным. Три недели!? Ей казалось, что время лучшее доказательство того, что он передумал. И первоначальное предложение, на которое она согласилась, настолько оскорбило его, что она стала противна. Руна чуть не засмеялась нервным смехом. А она и в самом деле, дура. То, что мужчина чего-то ждет, ничего не доказывает!
— Я, — начала она, пытаясь подобрать слова, с трепетом понимая, одеяло лежит где-то в районе коленей, а Илья рядом, практически голый и готовый взять ее. — Подожди! Три недели, и что? Я думала, ты передумал!
Последнюю фразу она почти пролепетала, чувствуя его руку всей кожей бедра, то как он намеренно сжимает пальцы. И это первое прикосновение, прошило её ужасом предстоящего. Она со страхом, схватилась за его руку, пытаясь остановить.
Илья приподнялся и навис на ней, прожигая горячим взглядом, намереваясь продолжить, не собираясь ничего убирать.
— Ты и в самом деле глупая? — он так близко и неотвратимо смотрел. — Весенний гон, Руна. Ты хотела, чтобы я создал с тобой пару?
Так вот оно что! Гон, весенний гон, когда волки создают пары. Он ждал окончания периода. Февраль и март сложное время, животное начало сильнее человеческого. Два месяца в году, когда подобные ей срываются, слышат зов природы сильнее обычного. И даже в волчьей природе, он смотрел на нее свысока. В человеческом мире она ему не ровня, но в мире волков они равны. Это она, так думала. Руна открыла рот и закрыла. В его глазах она годится лишь для постельных утех. Больше не для чего. Там ей место!
— Дошло верно? — руки сбросили одеяло и задрали край ночнушки.
Она все это время думала, что он благородный человек. Понял. Осознал, что она не вещь, живая, у нее есть чувства.
— Раздвинь ноги, — Руна едва слышала приказ, ощущая себя полным ничтожеством, тем, что она для него есть. Он берег ее для себя. Решил, видимо в самом начале этапа, что возьмет в услужение. Ведь он читал ее дело! А коли так, не было смысла делить ее с другими. Но зачем тогда в бане, он не стал ее брать, и в лесу на поляне? Он хотел, чтобы она дала согласие. Сама шагнула в силки, сама легла с ним в одну кровать. И она дала. И легла. А затем наивно полагала, что достучалась до него.
— Руна!
Руна смотрела на него пустым взглядом, так словно не она. Почти безучастно наблюдая, как он задирает еще выше край ткани и теперь смотрит вовсе не на лицо. А туда. В треугольник между ног. И ей некуда от этого не деться. Едва дыша, она медленно выполнила приказ, ощущая, как нечем дышать.
Илья впился взглядом и рассматривал. Он навис над ней, устроился между ее бедер, и Руна смогла с удушающей тщательностью рассмотреть его черты. Одурманенные желанием глаза, светлые волосы, частое возбужденное дыхание, выражение страсти на лице. На ее чувства ему, очевидно плевать. Он медленно начал входить в нее. Вот так, без всего. Без ласки, без потехи, без поцелуя!?
Руне захотелось кричать. Расцарапать ему лицо, вырваться, убежать. Сделать, хоть что-нибудь против его действий. Она дернулась, пытаясь вскочить, прекратить проникновение горячего внутрь. Остановить вторжение. Илья читая с лица, резко перехватил ее руки, завел их над головой, прижался к ней всем собой. Так что выбил из нее остатки дыхания, заполняя легкие бурлящим отчаяньем.
Она должна была сопротивляться. В следующий миг он заглянул Руне в глаза, выпуская агрессивное не человеческое нутро наружу, зарычал на нее. И она зарыдала. Всхлипнула жалобно. Это было не честно. Если как человек она могла дать сдачи, то, как волчица она реагировала на него, как на возможную пару. Ей хотелось уступать, ей нужно было ему подчиняться.
Илья сделал следующий толчок, заставляя ее вскрикнуть. Низ живота Руны пронзила тупая боль.
— Т-ссс, терпи малышка, — прошептал он, вглядываясь в полные слез девичьи глаза.
Он крепко удерживал девушку, но сам не двигался. Ждал, пока она справится с волной боли и немного придет в себя. Только когда та поутихла, мужчина начал двигаться. Руна чувственно ощутила новый толчок, точный, медленный. Он так крепко держал руки, что ломота в них перекрывала резь между ног. Но не могла сравниться с болью от душевных страданий.
Теперь, когда черта пройдена, началось ее падение. Она обрела новый статус «порченная девка». Руна отвернулась, задирая голову, как можно выше. Она больше не пряталась от собственных чувств, не держала текущие потоком слезы. Закусив губы, и сжав ладони в кулаки, она терпела нарастающие толчки. Пронзительные, горячие, ненавистные толчки, причиняющие приглушенную болезненность и поругание. Больше всего коробило ощущение использованности. Точно она нужник, ночной горшок, ведро, в которое ходят по нужде. И она мирится. Будет терпеть подобную связь, потому что никакого другого выхода нет.