Руна
Шрифт:
Анна Леопольдовна слыла ухоженной, хозяйственной, но до чрезвычайности напыщенной дамой. Глядя на Илью в новом пальто жандарма серой шерсти, под которым скрывался синий мундир, ее глаза, начинали гореть от перспектив, а кружева черного чепца и цветные ленты подрагивать в такт движению темноволосой головы. Но при виде рыжей девицы при нем, взгляд изменился и приобрел строгое выражение. Ее тонкие губы то и дело скорчивались в линию.
Илья улыбался хозяйке, и Руна думала, что за год, даже больше, она успела позабыть, какой он настоящий. Сегодня утром, он сходил к цирюльнику. И Руна вынуждена была признаться самой себе, выглядел Илья неотразимо. Он умел улыбаться
— У нас в съем одна комната, большая, светлая. Все как положено. Она хорошо меблирована. Уверяю вас, — сообщила она, когда приглашенные в дом на чай потенциальные жильцы уселись на софу и после знакомства озвучили просьбу-с. — Для прислуги, комнат наверху не имеется. Так уж заведено. Есть каморка, рядом с печной комнатой. Если сойдемся в цене, я согласна.
Анна Леопольдовна перевела дух. Цену озвучила Варвара ранее. И не плохую. По Петербургским расценкам барские апартаменты или квартира могли стоить от трехсот до шестисот рублей, каморка пять. А здесь одна комната, так что цена в двадцать рублей, была хорошей. С каморкой Руны выходило в двадцать пять.
— Очень жаль, — изрек Илья, и у Руны на лоб полезли брови, а дыхание и вовсе перехватило.
Почему жаль-то? Что он ответит, да неужели откажется? Ну, так ведь она всегда жила у Данишевских рядом с кухней.
— Знаете, — Илья почесал бровь, отвел глаза в сторону, заставляя хозяйку напрячься и бросить испуганный взгляд в сторону Руны. — Извините нас, мы можем поговорить с моей, — он запнулся. — Наедине. Нам бы посоветоваться.
— Конечно, конечно, — нервно улыбнулась Анна Леопольдовна, а затем прикусила нижнюю губу. — Давайте я покажу комнату, и вы сможете все обсудить.
Они поднялись на третий этаж, где была всего одна комната. Действительно большая, мансардная, имелся небольшой балкон в торце крыши и высокое окно. На втором этаже располагались хозяйские комнаты, рабочий кабинет, а на первом зала для просителей и приемов, музыкальная, большая столовая, кухня и подсобные помещения.
— Вот, — произнесла она, давая им рассмотреть мебель. — Я буду ждать внизу.
Кровать была двуспальной, в углу у окна стоял письменный стол, в другом углу вписали комод для вещей, стул и шкаф, у входа умывальник с тазом и кувшином. Под кроватью ночной горшок. Руна покраснела и вовсе не от стыда. После прожитого не было у нее никакого стеснения и срама. Как только хозяйка дома вышла из комнаты, Руна испепелила взглядом Илью.
— Ты предлагаешь мне пожить с тобой?
Тот широко улыбнулся.
— Да, совершенно верно.
Она задохнулась от возмущения.
— Я не могу. Все вокруг решат, что мы. Что ты!
— Что именно? — Илья будто издевался, задавая вопрос.
Руна нервно сглотнула, стараясь смотреть прямо в его влажные карие глаза, мысленно мечась. Он же шутит? Шутит?
— Что я твоя любовница!
— А знаешь, что я подумал, дорогая! М? После года мытарств в смешанном конвое, у тебя, что безупречная репутация? Проживание со мной очернит ее? Это правда, как-то повредит тебе?
Он перестал ухмыляться, теперь Илья смотрел на девушку внимательно, взгляд приобрел напряженность. А Руна готова была взорваться. Ее раздирало на части от злости, и безвыходности. Выбор-то
— Мне думалось, ты захочешь быть благодарной, — Илья развернулся и собрался выйти из комнаты, всем своим видом показывая разочарование.
— Я благодарна, — отозвалась она ему в спину. Илья держал слово и не трогал ее, пока они были в дороге, но теперь… Что будет теперь? — Жить с тобой под одной крышей действительно навредит моей репутации. Но… Илья?
Он остановился, но продолжил стоять к ней спиной.
— Ты впервые меня назвала по имени, — заметил он, затем слыша, как Руна молчит, подтолкнул: — Что?
— Я согласна.
Илья ухмыльнулся, стоя спиной к юной волчице. Все оказалось просто и так сладко, так многообещающе. Она не хотела жить с ним, он это понял давно. А вовсе не сейчас по интонациям в ее расстроенном голосе. О, нет. Девушка была в ужасе. Она злилась, сгорала от ярости, ведь губились последние крохи, видимость ее репутации честной барышни. С того самого момента, как они встретились в спальне мадам Данишевской, он только этим и занимался. И, все же, как легко он получил желаемое. Всего, одна бумага от императора, которую он просил на всякий случай.
Илья повернулся, делая вид, что расстроен ее строптивостью и неблагодарностью.
— Согласна на что? Жить со мною под одной крышей и быть моей любовницей?
Девчонка взвилась, проглатывая оскорбительные слова, пряча их за вздернутым острым подбородком, за задранным горделиво носом. Определенно волчье сознание сквозило в каждом ее жесте. Но она была слишком наивной и молодой. Илья понимал, они возвращаются в цивилизацию, здесь все иное. Провинциальный городишко не имел столичного лоска, зато нравы похлеще московских. Нет здесь закона с большой буквы и морали нет. А Руна красивая, не сорванный цветок, после случившегося в бане, он был в этом уверен. И почему бы не соблазнить ее? И хотя ему по вкусу иной типаж женщин. Более взрослых, более искушенных и намного благородней. Руна притягивала невинностью. Она не пыталась его соблазнить, не старалась заручиться благосклонностью, одаривать телом или манить кокетством. Нет, девчонка, прятала женскую прелесть, свой шарм и интерес к мужскому за многочисленным тряпьем и серыми платками. Конечно, с дороги она истощена, кожа да кости, но пройдет несколько месяцев и Руна расцветёт, округлятся формы, появится свежесть лица и рыжий волос приобретет яркий оттенок.
Ее неопытность и незаинтересованность раздражала его. Но странное дело и притягивала. Он долго размышлял, наблюдая за ней день за днем, стоит ли связываться или все же найти любовницу, которая не вздумает брыкаться, наоборот, с радостью упадет в объятия и будет благодарна за все, что Илья сможет предложить. Но глаза Руны! Зеленные, лесные, живые, в них скрывалась глубина бездны, и Илья тонул в них. Ее взгляд мог быть мягким, как зелёный бархат, свежим, как весенняя трава, а мог быть переменчиво бирюзовым, как морская вода. И каждый раз, когда он смотрел в них, они казались ему разными. Глядя в них Илья вспоминал о собственной матери, о своем детстве, о тех местах, где он рос, пока любвеобильный отец не решил разлучить их.