Руна
Шрифт:
— Последнее, — выдохнула Руна, не пряча светлеющих гневом глаз. — Я останусь с тобой и сделаю, как ты просишь. Но запомни, только потому, что ты обещал мне свободу!
Илья разглядывал на девичьем лице бунт и откровенное желание уколоть его.
— Я не красивый такой!?
— Краше, только в гроб кладут!
Он рассмеялся.
— Я не обещал тебе свободы.
— Обещал!
— А сказал, что сниму тебя с каторги и если мы найдем нужные бумаги. Ты найдешь! Я смогу просить Императора о помиловании. И тебе придется постараться.
Лицо Руны залила, затопила
— Буду думать об этом, как о работе.
— М-м-м, каторжный труд. Я понимаю! Ты уверена?
Он шагнул к ней, проверяя, как она будет реагировать. Реальна ли дерзость и серьезность ее намерений? В конце концов, живя с ним и деля постель, они перейдут на новые отношения. Готова ли она к ним?
— Уверена! Светлейший князь неразборчив в выборе дам, вероятно, это божье наказание. Но разве я могу судить иначе, если суть не человечья!
— Руна, у нас она с тобой общая.
Он стоял к ней совсем тесно. Лица разделяло крошечное расстояние, такое, что оба чувствовали близость. Девушка замолчала, храбро разглядывая его в ответ. Кажется начала понимать, почему он выбрал ее. Ее губы задрожали, и Руна поджала их, выпятив подбородок.
— И мне помнится, ты звала меня еще день назад Старостой. Теперь это. Зови меня по имени.
— Илья, — произнесла она жестким голосом. — Весь город будет думать, что мы любовники, а может быть и вся губерния. Все равно! Мне важно, одно. Чтобы дальше это не пошло. Дай мне слово, когда отыщутся бумаги, и если меня помилует Император, ты сохранишь это в тайне.
— Если, — повторил Илья, понимая, что любой мужчина на его месте отступился бы. Право же, девушка не скрывала своей позиции, она будет жить с ним по принуждению, а вовсе не по своей воли. Она теряет честь и репутацию, которую он грубо разрушает. Более того, ему будет принадлежать ее невинность. И возможно, если все обернется плохо, она выберет жизнь в обличии зверя. И это будет целиком на его совести.
— Дай слово! И я найду тебе бумаги.
— Не много ли для маленькой Руны?
Илья холодно улыбнулся. Простая служка, каторжанка, убийца князя и она требует с него обещание, и ставит условия? Руна сузила глаза, но промолчала.
— Даю слово, — произнес он, но в голосе сквозила издевка.
Девушка выдохнула и немного расслабилась. Ей явно не нравилась колкость в голосе, но в целом его слову она верила.
— Хорошо, но буду лежать бревном. Если тебе нравятся насиловать бревна, я потерплю.
Илья с любопытством посмотрел на нее. Интересно, куда она клонит? Что он последний негодяй? Или кто похуже. И он прочел на ее лице ответ. Все, что она думала о нем.
— Важное, выяснили, — отозвался он ледяным тоном, открывая дверь комнаты и направляясь вниз.
Глава 16
Местный отдел был единственным на весь город. Конечно, по всем центральным улицам и местам скопления населения стояли будочники, но отделение имелось одно. Оно находилось в самом сердце города и служило напоминанием о власти и
Как это часто бывает в провинциальных городах, Омск имел четкую и отлаженную систему общественной иерархии, в котором начальник полиции подчинялся только градоначальнику и потому Басаргин имел высокий статус в социуме городка.
— К вам офицер из Москвы, — доложился дежурный и Илья слышал, как Басаргин после некоторой паузы отозвался «Проси. Проси».
Дежурный вышел, а Илья вошел в кабинет начальства, разглядывая Басаргина. То был муж в годах, плечистый, седовласый, чье лицо украшали бакенбарды. Мундир его был опрятен и отглажен. Он встал и вышел из-за стола.
— Олейников Илья Алексеевич, — представился Илья и пожал руку.
— Басаргин Порфирий Андреевич. Рад видеть. Прошу садиться, — сказал Барсаргин, разглядывая его. Басаргин был впечатлен его дорожным видом. Так, что высказал изумление, как сильно одежда имеет восприятие о людях. Очевидно, ожидая увидеть человека видом и запахом похожего на каторжного, а перед ним стоял офицер.
— Я получил письмо о вашем прибытии. Готов оказать содействие в выполнении вашей, так сказать миссии.
Да,- Илья кивнул, отводя глаза. — Миссия государственной важности.
Он ощутил, как приятно сидеть в кабинете начальника, закинув ногу на ногу и разговаривать с человеком на равных. Ни как каторжанин с конвойным, ни как староста с барыгами и арестантами, хотя люди разного толка и среди них попадались. А как достойный, честный человек при своем деле.
— Разумеется, — отозвался Басаргин. — С чего желаете начать?
— С установления слежки за поселенкой по моему делу. Мне нужно несколько дней до выявления обстоятельств по делу о краже бумаг. Есть у вас успехи по поиску местного связного?
— Да-с, — отрицательно покачал головой Басаргин. — К сожалению не имеем. Работаем, поиски ведутся днем и ночью.
— Нужно бросить все силы. В Москве озабочены тем, что именно в вашем городе завелись предатели. Дело сложное. И важно на месте пресечь разрастание подобной заразы здесь у границы. Дело не только в бумагах, хотя есть уверенность, что они еще в Омске. Подозреваемая подала прошение именно сюда, а значит, здесь есть человек или хуже шпион, или сеть, работающая против наших интересов. И это прискорбно.
С каждым сказанным словом, Басаргин мрачнел. Это в его вотчине проблемы, ему и отвечать придется позже перед вышестоящим начальством.
— Весьма, весьма прискорбно. А что с подозреваемой?
Илья вздохнул. Подозреваемая…
Иванна Китежская не была несчастной сиротой. Она выросла в семье тайного чиновника, не знала ни бедности, ни нужды. Более того, училась в специальном пансионате для девочек, которые часто становились женами иностранных дипломатов. Кроме отличного образования и языков, в ней взращивали горячую преданность к Отечеству и Императору. Как вышло, что она убила отца? Бумаги, о которых говорил Илья, являлись изысканиями рудокопных и геологических исследований о ценных породах руды в Сибири. Готовил отчет для высших чинов министерства Финансов отец Иванны.