Руны судьбы
Шрифт:
— А у тебя получится?
— Тебе придётся доплатить.
Человек за спиной у Рутгера профессионально выдержал большую паузу.
— Сколько? — прозвучал вопрос.
Лишь теперь Рутгер счёл нужным обернуться.
— Много, — сказал он, глядя прямо в немигающие серые глаза. — Очень много. Для начала ты расскажешь мне, кто он такой.
— А вот это, — усмехнулся тот, — тебе знать совсем не обязательно. О, да. Совсем.
Торопливо шагая за Карелом вслед, Ялка старалась ни о чём не думать. Получалось плохо:
Миновало десять минут, и пятнадцать, а человечек в дикой шляпе всё шёл и шёл вперёд, смешно переставляя коротенькие ножки. Оглядывался часто, улыбался. Карел шагал быстро, почти не проваливался. Следы, которые он оставлял ботинками на свежевыпавшем снегу, были невообразимо велики; доведись Ялке увидеть их раньше, она бы подумала, что здесь прошёл какой-то страшный великан.
А интересно, вдруг подумалось ей, почему она и впрямь не видела их раньше? Только потому, что снега не было?
— Послушай, — наконец не выдержала девушка, — куда ты всё-таки меня ведёшь?
— Спокойствие, только спокойствие, — невозмутимо отозвался тот. — Ты же сама сказала, будто хочешь посмотреть заколдованный лес.
— Хочу, но… — через миг до неё дошёл смысл сказанного, и Ялка остановилась. — Погоди-ка, погоди. Заколдованный? Ты сказал — «заколдованный»?
— Ну, да. А как его ещё назвать? Мы его так и называем.
— Мы? Кто это «мы»?
— Все мы, — простодушно объяснил ей Карел. — Все, кто здесь живёт.
Ялка огляделась.
— Я не видела здесь никого до сих пор, — сказала она. — Даже птиц.
— Зима, Кукушка. Птицы улетели. Хочешь, покажу тебе их гнёзда?
— Нет, — Ялка вновь почувствовала нарастающую тревогу. Прежние страхи возвращались. — Куда мы идём? Зачем ты уводишь меня из дома?
— Кукушка, погоди…
— Не прикасайся ко мне!
— Хорошо. Не буду. — Карел послушно и демонстративно спрятал за спину свои пухлые ручки и надулся. — Очень надо… Что я, силком тащу тебя, что ли?
— Тебе лучше знать. И вообще, хватит. Шагу больше не сделаю, пока всего не объяснишь.
— Ну и не надо. Мы и так уже почти пришли. Сказавши так, он подошёл к большому вековому тополю и постучал по дереву.
— Зухель! — позвал он, глядя куда-то себе под ноги. — Эй, Зухель, выходи!
Ответом ему было полное молчание. Раздражённый, Карел огляделся, подобрал большущий сук и заколотил по дереву уже что было сил. Эхо разносилось далеко вокруг и многократно отражалось меж деревьев. Тополь, похоже, был внутри пустым.
— Зухель, вылезай! Шестой день спишь! Дерево сломаю!
Что-то скрипнуло, потом послышалось глухое недовольное ворчание. Снег возле тополевых корней зашевелился, вспучился, и из него на свет вдруг высунулась морда какого-то зверька. Ялка невольно попятилась. Волосатая, размером с две кошачьих, с большими чёрными смышлёными глазами, которые немедленно прищурились, узревши белый снеговой покров, морда Зухеля больше напоминала гротескное человечье лицо. Зверёк (а может, тролль) похоже, был ночным. Секунд пятнадцать Карел и его приятель задумчиво смотрели друг на друга, затем Зухель шумно вздохнул и выбрался наружу целиком.
— Опять снег… — проворчал он, стряхивая его лапой с ушей и с носа. — Ненавижу зиму! Что они там наверху, совсем с ума посходили? — Он повернулся
Он оказался малюсенького роста, вполовину меньше Карела, с руками и с ногами, словно человечек, только при этом ещё и с хвостом. Никакой одежды на нём не было, одна лишь густая и, видимо, довольно тёплая шёрстка, покрывавшая его с подошв до кончиков ушей. Ялка пятилась, пока не уткнулась в дерево спиною, наложила крёстное знаменье на себя и на зверька, и малость успокоилась, когда тот не исчез в огне и не провалился обратно сквозь землю. Для дьяволёнка Зухель был бы чересчур симпатичным. Пока всё ограничивалось головой, торчащей из-под снега, ей какое-то мгновение хотелось до него дотронуться и даже погладить. К тому же, и рогов и копыт на нём не наблюдалось, а что до хвоста, так вон, у кошки — тоже хвост…
Попала в заколдованный лес, напомнила она себе, — жди заколдованных событий.
— Вот, — тем временем небрежно указал в её сторону Карел. — Познакомься. Это Ялка, она зовёт себя Кукушк… То есть, тьфу, что я говорю! Это Кукушка, и она зовёт себя Ялкой.
— Я Ялка, — решила та прийти ему на помощь. — Это травник Лис зовёт меня Кукушкой.
— Её Лис привёл, — с облегчением закончил Карел.
— Вот.
Маленький тролль (всё-таки тролль, решила Ялка), похоже, заметил девушку только сейчас. Подобно Карелу в первые минуты их знакомства он обошёл её со всех сторон, пощупал лапкой краешек подола платья (Ялка с трудом удержалась, чтоб не закричать и не поддать ногой — уж очень Зухель походил в этот момент на большущую, вставшие на задние лапки мышь), встал перед ней и задрал голову.
— У тебя есть изюм? — спросил вдруг он.
— Нет… — растерялась та. И глупо спросила: — А надо?
— Принеси, когда найдёшь. Люблю изюм, — он повернулся к Карелу. — Вэйхатил уже знает?
— Высокий всегда всё знает, — горделиво ответил тот и надулся, словно лично был другом этого самого высокого, который всегда всё знает. — Зови остальных.
— А надо?
— Надо. Я пообещал ей показать.
— Спят же половина.
— Те, кто проснётся, не обидятся. Как жрать, так первые.
— А сам-то!
— Хорош болтать. Давай, начинай.
Откуда-то взялись две палочки, похожие на барабанные. Тролль огляделся, взял их в зубы, подскочил к большому дуплистому чёрному вязу и, как белка, легко и бесстрашно взобрался ему на макушку. Замер на мгновение, примерился и вдруг выдал такую частую раскатистую дробь, какой доселе девушке не доводилось слышать — монолитную и лёгкую, как звук журчанья водопадной струйки, когда один удар почти сливается с другим. Выждал, пока не смолкло эхо, хихикнул одобрительно и пошёл молотить уже без шуток, в сумасшедшем темпе чередуя разные — простые, сдвоенные, строенные и даже счетверённые удары. Впрочем, за последние Ялка не могла бы поручиться. Палочки так и мелькали у него в руках, сухая пудра снега сыпалась с ветвей. Вяз отзывался гулко и по-разному, в зависимости от того, куда приходился удар: др-рум, та-тах, др-рум, та-тах, да-да-бум, да-да-бум, ра-та-та-та, ту-дут, ту-дут… Лесное эхо разносило звуки далеко вокруг. Даже Ялка, совершенно не понимая их значения, постепенно прониклась общим настроением: «Сюда! Хэй, все, кто спит, и кто не спит! Сюда! Хэй, хэй, сюда скорей!»