Руны судьбы
Шрифт:
— Погодите, сын мой, — послышался вдруг мягкий, даже какой-то вкрадчивый голос с испанским акцентом. — Дайте, я с ним сам поговорю.
— Только не подходите близко к двери, святой отец, — пробурчал десятник, — а то ещё как саданёт через неё из аркебузы прямо в вас… От этих гёзов всего можно ожидать.
Жуга с интересом поднял голову.
— Это что-то новенькое, — пробормотал он, не переставая орудовать иглой. — уж не тот ли это монах, о котором ты мне говорил, а?
Он вопросительно взглянул на Золтана. Тот пожал плечами. Ничего не ответил.
— Ты слышишь меня? — позвал этот новый голос из-за двери. — Ты, Жуга по прозвищу Лис? Я знаю, что ты здесь и что ты меня слышишь. Я — брат Себастьян, монах святого ордена братьев-проповедников,
Травник завязал узелок, откусил свисающую нитку и выплюнул её в огонь. Смола вспыхнула. Жуга вытер губы рукавом, критически осмотрел и подёргал готовый шов, кивнул и начал новый.
39
Королевским велением (лат.)
— Не открою, — громко и ясно сказал он. (Золтан выругался.) — Я законопослушный гражданин и житель города, — продолжил травник. — И я плачу налоги магистрату не затем, чтоб всякие мерзавцы врывались в мой дом. И потом, ты говоришь, что ты священник. Но откуда мне знать, взаправду ты монах, или только сказался мне таким?
— А ты открой дверь, вот сам и убедишься.
— Нет, господин хороший, не открою. Нипочём.
— Почему же?
— Не хочу. Я в городе, и я тебе не серв. Имею право.
— Но это же нелепо! — кажется, монах за дверью неподдельно изумился. — Я слышу голос учёного человека, ты же не простолюдин, ты должен понимать: дом окружён людьми, мы уже вызвали городскую стражу, уйти у вас не получится!
— Человек всегда имеет возможность уйти.
— Имей ввиду: сейчас нам принесут бревно. Будет лучше, если ты откроешь дверь и сдашься сам на милость Божию, чем если мы её сломаем.
— Virtus ariete forlior [40] , — сказал Жуга. Возникла пауза.
40
Доблесть сильнее тарана (лат.)
— Почему ты так упрямишься? — тихо спросил голос за дверью.
— Видишь ли, монах, — сказал Жуга, — я не доверяю людям, которые во имя каких-то высоких убеждений грабят, жгут и убивают. Если вы творите правое дело, почему — неправыми средствами?
— Все эти слова — всего лишь софистика. Здесь неподходящее время и место для философского диспута, Лис.
— О, да! — в голосе травника послышалась неприкрытая насмешка. — И я даже знаю, где бы ты хотел его продолжить… Как, ты сказал, твоё имя?
— Меня зовут Себастьян.
— Ты иезуит?
— Доминиканец.
— Пёс Господень, — тихо, будто про себя отметил травник; голос едва заметно дрогнул. — Так вот, монах, — продолжил он уже громче. — Бог — это совсем не то, что ты думаешь. Святым отцом зовёшься ты, брат Себастьян, но в тебе нет ничего святого. Злом нельзя творить добро, как нельзя мучить ребёнка. Для меня добро — это добро и ни что иное прочее. Неправое дело творят только неправые люди. Ты творишь зло во имя Божие. Так почему я должен тебе верить? «Отойди от меня, творящий беззаконие» [41] .
41
Матфей, 7:23
— Кто ты такой, ничтожный, чтоб судить Его дела? — возразил голос за дверью. — Было сказано: «Что высоко у людей, то мерзость перед богом» [42] и ещё: «Вынь прежде бревно из твоего глаза» [43] .
— «Не может древо доброе приносить плоды худые, ни древо худое приносить плоды добрые» [44] , — мгновенно отозвался травник. — «По плодам их узнаете их» [45] . Плоды твоих трудов, монах, висят по всей стране.
42
Лука, 16:15
43
Лука, 6:42
44
Матфей, 7:18
45
Матфей, 7:16
Пальцы его двигались с лихорадочной быстротой, иголка так и мелькала в руках; он уже несколько раз глубоко укололся, меховое брюхо волынки покрыли кровавые пятна. Это было странно и нелепо, всё, что здесь сейчас происходило: этот дом, Жуга, латающий волынку, голоса солдат за дверью… Травник словно бы нарочно дразнил гусей и увязал всё глубже в этой ужасающей полемике. Он как будто принял какое-то решение, для него очень важное, и теперь с твердолобостью горца двигался к этой неведомой цели. Ход мыслей Золтана не поспевал за ним; зачем Жуга всё это делает, было ему совершенно непонятно. Однако отвертеться им троим теперь не удалось бы при всём желании.
А впрочем, вдруг подумалось ему, так и так — не удалось бы.
— Кто имеет уши слышать, да слышит, — продолжил между тем свои увещевания брат Себастьян. — Я вижу, ты знаком с Писанием. Тогда ты понимаешь, что сам вынуждаешь меня идти на жестокость. «Почему вы не понимаете речи моей?» — вопрошал иудеев Иисус, и отвечал же им так: «Потому что не можете слышать слова Моего» [46] . Если человек стал глух душой ко слову Божию, то что могу поделать я? Ведь сказано: «Если же раб тот, будучи зол, скажет в сердце своём: "Не скоро придёт господин мой", и начнёт бить товарищей своих и есть и пить с пьяницами, — то придёт господин раба того в тот день, в который он не ожидает, и в час, в который он не думает, и рассечёт его, и подвергнет его одной участи с лицемерами; там будет плач и скрежет зубовный.» [47]
46
Иоанн, 8:43
47
Матфей, 24:48-51
— Это только вы видите в своей пастве рабов, а вовсе не бог, священник, — ответил на это Лис. — Он звал своих прихожан, тех, кого он учил, друзьями: «Вы друзья мои, я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его» [48] . Вы учитесь, так почему вы всё ещё рабы?
— Что же тогда свято для тебя, если не бог?
— Жизнь, — сказал Жуга, в который раз осматривая волынку. — А для тебя, похоже, смерть.
— Спасение души важнее смерти, — возразил ему монах. — Мы не просто пастыри, мы врачи, хирурги. Та боль, которой ты меня так попрекаешь, исцеляющая боль. Бо сказано: «Сберёгший душу свою, потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережёт её» [49] .
48
Иоанн, 15:14-15
49
Матфей, 10:39