Русь: имя, образы и смыслы
Шрифт:
Анализируя закономерности развития первобытного родового сознания на основе сравнения индийской и китайской традиций, А.Е. Лукьянов пишет: «Концентрированное родовое сознание выражается в системе природно-родовых первопредков. Каждое поколение вещей и людей имеет своего первопредка, который генетически связан с общим природно-родовым первопредком. При тождестве природы и человека общим первопредком выступает сам род и занимаемая им территория… Обобщающая сущность природно-родового первопредка во всей полноте распространялась на каждого индивида и вещь и индивидуализировалась в них. (…) Таким образом, отдельно избранные природная вещь-первопредок и человек-первопредок становились явлениями всеобщего природно-родового обобщения. Каждый индивид созерцал в них одновременно и неразрывно самого себя, весь род и природу в целом как телесную сущность и чувственный образ, как идею жизни (понятие) и как имя»42. На совсем ином материале к схожему выводу пришла и Т.А. Бернштам: «Прототипы героя-предка имеют глубокие корни, уходящие в толщу универсальных представлений о единстве мира. Вследствие космического размера обстоятельств зарождения героя-предка его психофизическая природа и возрастные процессы содержат наиболее полную информацию (представления) о способах и участниках миротворения. При этом мотив героя имеет отношение не только к общей жизненной обстановке, но и к религиозной проблеме: «Абсолютная установка – всегда установка религиозная» (К.Г. Юнг)»43.
Образ первопредка играет огромную роль и в духовной сфере самосознания человека.
Глава 2. Герой-эпоним
Слово «эпоним» пришло в науку из греческого языка (др.-греч. – «давший имя») и обозначает божество или героя, в честь которого тот или иной народ или географический объект получили свое имя. На то, что подобный образ существовал и в отечественной традиции, указывает форма «русичи» в «Слове о полку Игореве». Суффикс – ичи, обозначающий детей по отцу, является патронимическим, и о том, что с его помощью от имени легендарных прародителей образовывались названия славянских племен, свидетельствует уже ПВЛ: «Радимичи бо и Вятичи от Ляховъ. бяста бо 2 брата в Лясх. Радимъ. а другому Вятко и пришедъша. сдоста Радимъ на Съжю. (и) прозв(а) шася Радимичи. а Вятко сде съ родомъ своимъ по Оц. от негоже прозвашася Вятичи»48 – «Радимичи же и вятичи – от ляхов. Было у ляхов два брата – Радим, а другой – Вятко; и пришли и сели: Радим на Соже, и от него прозвались радимичи, а Вятко сел с родом своим на Оке, от него же получили свое название вятичи». Специалисты отмечают, что «перенос этнонимических обозначений на царя и обратно – норма архаической семантики»49. Но то, что признается нормой для древнегреческой или ветхозаветной традиции вдруг становится совершенно неприемлемым для ряда ученых, как только речь заходит о происхождении Руси. Хоть в данном случае словообразовательная конструкция в «Слове о полку Игореве» совершенно определенная, русофобы всех мастей изо всех сил пытаются доказать, что никакого представления о первопредке Русе у наших предков в Средневековье не было, а сама форма «русичи» является выдумкой автора «Слова» и нигде больше не употребляется.
Однако в 1852 г. при ремонте подвала одного из домов в чешском селе Кралск был случайно обнаружен подземный склеп с погребальными урнами и двумя камнями со сделанными на них надписями. На одном из камней кириллицей было высечено слово РУСИЧ. Находку осмотрел чешский археолог В. Кролмус, а впоследствии и еще несколько человек, сделавших по его просьбе свои прорисовки надписей, что существенно снижает возможность мистификации50. Если данная надпись подлинная, то это означает, что кто-то из русов жил в этом регионе. Был ли он местным жителем или приезжим купцом, неизвестно, но в первом случае надпись должна была быть сделана достаточно рано, в эпоху после Кирилла и Мефодия и до внедрения в Чехии латинского алфавита. Кроме того, в ряде чешских родов (Дрславичей, Рыжмберков, Черниных) в XI и последующих веках было в ходу имя или прозвище Рус. А.В. Флоровский считает, что первоначально оно едва ли имело этническое значение и могло обозначать русого в противопоставлении черному, однако в случае использования его в качестве обозначения цвета едва ли оно ограничилось только этими родами, и мы вправе ожидать его гораздо более широкого распространения. Русское происхождение приписывается роду Рыжмберков, а знаменитый моравский дом Жеротинов вообще претендует на родство с русскими князьями51. Целый ряд фамилий в средневековых далматинских актах указывает на присутствие там русов: Русиничь (1182 г., в Задре), Русиновикь (1253 г., в Дубровнике) и, что самое показательное, Русичь (1364 г., в Сплите). Также географическая карта Лондонской псалтири второй половины XIII в. помещает на Нижнем Дунае около Венгрии народ «Ruscitae», по всей видимости искаженное «русичи»52. В армянской литературе первое упоминание о русах датируется началом Х в., а само их имя дается в форме «рузики». Тысячелетием ранее Птолемей на берегах Вислы упоминал племя рутиклеев. Вполне вероятно, что оба этих названия также является искаженным словом «русичи»53. Мы видим, что форма «русич» не только существовала в Средневековье, но и фиксируется за пределами Древней Руси в тех регионах, где в древности жили русы.
Образ Руса присутствует и в одном отечественном памятнике, правда достаточно позднем, а именно «Сказании о Словене и Русе». Происхождение «Сказания» остается непонятным, время его возникновение теперь определяют первой третью XVII в.54 Самые ранние его образцы дошли в сборниках конца 1630-х – начала 1640-х гг. Почти все исследователи отмечают интерес «Сказания» к происхождению новгородских топонимов, использование данным памятником мотивов новгородского фольклора и, по всей видимости, его создание именно в главном центре Северной Руси. А.В. Лаврентьев даже связал его с новгородским митрополитом Киприаном (1626–1634), высказывалось также предположение о создании текста в период шведской оккупации Новгорода55. Следуя библейской традиции, данный текст начинает повесть о происхождении нашего народа с разделением всей земли Ноем между своими сыновьями: «Лето от сотворения света 2244 по потопе во 2-е лето по благословению отца своего Ноя Афету излиявшуся на заподныя страны и на северныя даже и до полунощныя. По мале же времяни правнуцы Афетовы Скиф, Казардан отлучишася от братии своей… И от сих породишася сынове и внуцы, и умножишася зело, и прозвашася по имени прадеда своего Скифа Скифия Великая. И бысть межу ими распря и междоусобие и крамола многа тесноты ради места. Начальнии же их родители тогда княжаху единого отца дети пяточислении, им же имена суть: 1-е Словен, 2-е Русь, 3-е Болгор, 4-е Коман, 5-е Истер. От сих же племяни во время последнее и каган сыроядец
Лета 3099 (2409 г. до н. э.) Словен и Рус с роды своими отлучишася от Ексинопонта и от роду своего и от братии и хождаху по странам вселенныя, яко крылатии орли прелетаху пустыни многии, ищуще себе места на селение; и во многих местех почивающе и мечюще их, и нигде же не обретоша себе селения. 14 лет пустыя места и страны обхождаху, дондеже дошедша езера некоего великого, Моиска зовомаго, последи же Ирмер проименовася во имя сестры их Ирмеры. Тогда волхвование повеле им наследником места того быти. И старейший Словен с родом своим и со всеми, иже под рукою его, седе на реце, зовомой тогда Мутная, последи же Волхов проименовася во имя старейшаго сына Словенова, Волхова зовома.
Лета 3113 (2395 г. до н. э.) великий князь Словен поставиша град и именоваша его по имени своем Словенеск, иже ныне зовется Великий Новград, от устия великого езера Ильмера по реце Волхову полтретья поприща. И от того времени новопришельцы скифы начаша именоватися словяня, и реку некую, во Ильмерь впадшую, прозваща во имя жены Словеновы Шелони, во имя же меньшаго сына Словенова Волховца проименовавша Оборотню протоку, иже течет из великая реки Волхова и паки обращается в него, больший же сын Словенов Волхов бесоугодник и чародей лют бысть тогда и бесовскими ухищрении мечты творя многии, и преобразуяся во образ лютаго зверя крокодила, и залегоше в реце Волхове путь водный и непокаряющихся ему овых пожираше, овых же опровержаше и потопляше. Сего же ради людие тогда невегласи окаяннаго того богом нарицаху и Грома его или Перуна нарекоша; и белоруским бо языком гром Перун имянуется. Постави же он, окаянный чародей, нощных ради мечтаний градок мал на месте некоем, зовома Перыня, иде же и кумир Перунов стояше. И баснословят о сем волхве невегласи, глаголюще в боги его, окояннаго, предтворяюще, истинно же о сем, окаянном волхве, испытано, яко зле разбиен бысть и удавлен от бесов в реце Волхове. (…) Другий же сын Словенов Рус вселился на месте некоем разстоянием от Словенска Великаго, яко стадий 50, у Соленого Студенца созда град между двемя реками и нарече его во свое имя Руса. Реку же, ту сущую едину, прозва во имя жены своей Ипорусии, другую же реку проименова во имя дщери своей Полисты. И иныи градки многии Словен и Рус поставиша и нарицаху их во имена князей своих Словены и Русии. От начала света до потопа лет 2242. От потопа до разделения язык 530 лет. От разделения язык до начала Великого Словенска, иже ныне Великий Новград, лет 341. И живяху между собою Словен и Рус в любви велицей. И завладеша тамошних краев многими странами. По них же сынове их и внуцы княжаху по коленом своим и налезоша багатства много мечем своим и луком, и обладаша же и северными странами и по всему Поморию, даже и до предел Ледовитаго моря…»56
Даже самое первое рассмотрение текста «Сказания» указывает на его достаточно сложный состав. С одной стороны, перед нами безусловно книжная традиция. В восприятии Иафета как библейского предка европейских народов, и, в частности, славян, данное произведение следует традиции, заложенной еще ПВЛ. Однако буквально сразу после этого, называя Скифа правнуком Иафета и непосредственным предком славян, автор «Сказания» кардинально отходит от всей предшествовавшей древнерусской летописной традиции. Расхождение с ней, да и со всей остальной славянской традицией, еще больше увеличивается утверждением того, что родными братьями Словена и Руса были Болгор, Коман и Истер. Если относительно Болгора неясно, кого автор имел в виду – предка кочевников-болгар или южнославянский народ, воспринявший их имя, то Коман является прародителем куманов-половцев, т. е. неславянского кочевого племени. Кто скрывается под именем Истер (Истр – античное название Дуная), также непонятно, однако объясняющая это имя следующая фраза («От сих же племяни… каган сыроядец искочи») позволяет предположить, что под ним подразумевался аварский каган, владения которого располагались именно на Дунае. Кроме него европейцам был известен только один каган – хазарский, однако его государство находилось не на Дунае, а на Волге. Поскольку все эти кочевники появлялись на исторической арене не одновременно, а через определенные временные интервалы, можно предположить, что имена последних трех братьев были придуманы каким-то образованным книжником. Очевидно, что ни о каких Болгоре и Комане как братьях Словена и Руса применительно к середине III тыс. до н. э., к которому они отнесены текстом, говорить не приходится. Точно так же книжное происхождение имеет и библейская датировка от сотворения мира.
Таким образом, даже если предположить, что в основе предания о переселении Словена и Руса на север Восточной Европы действительно лежала древняя устная традиция, уже в самом начале текста мы видим достаточно сильное ее искажение книжником, что ставит перед нами необходимость проверять достоверность каждого элемента «Сказания», поскольку точно мы не знаем, где книжник более или менее точно передал устное предание, а где что-то присочинил от себя. В книге «Великое начало. Рождение Руси» приводились последние результаты изучения палеоДНК, которые показали, что гаплогруппа R1a1, основными носителями которой являются славяне, появляется в Восточной Европе гораздо раньше указанной в «Сказании» даты переселения туда Словена и Руса. Древнейший образец данной гаплогруппы с Южного Оленьего острова датируется 5000–5500 до н. э. Два других образца гаплогруппы R1a1 были обнаружены у представителя хвалынской энеолитической культуры V–IV тыс. до н. э. на Волге близ Саратова и у обитателя поселения Сертеи VIII в Верхнем Подвинье, жившего на рубеже V–IV тыс. до н. э. Таким образом, уже в VI–IV тыс. до н. э. носители данной гаплогруппы занимали достаточно обширную территорию Восточной Европы, очерчиваемую треугольником Онежское озеро – Верхнее Подвинье – Саратов. Понятно, что сама по себе гаплогруппа еще не свидетельствует, что ее носитель говорил именно на том или ином языке, однако совершенно независимо от этих генетических исследований лингвист О.Б. Ткаченко датировал начало контакта финно-пермской языковой общности с протославянами именно VI тыс. до н. э. Следует также отметить, что на памятнике Сертея II, датируемом серединой III тыс. до н. э., была обнаружена характерная для финно-угров гаплогруппа N1c.
Утверждение, что град Словенск, отождествляемый с Новгородом, был основан в III тыс. до н. э., вызывает однозначную реакцию историков, особенно с учетом того, что древнейшая из найденных в Новгороде мостовых датируется 953 г. Понятно, что при дальнейших раскопках вполне могут быть обнаружены и более ранние следы поселений, однако с учетом того, что вопрос о существовании Новгорода в период призвания Рюрика остается до сих пор дискуссионным, ничего, кроме явного скепсиса, утверждение «Сказания» об основании города на Волхове в 2395 г. до н. э. вызвать не может. Если Словен назвал основанный им город Словенском, то его брат поступил точно так же и «у Соленого Студенца созда град между двемя реками и нарече его во свое имя Руса». Речь идет о Старой Руссе, которая упоминается в летописях с 1167 г. К единому мнению о происхождению названия города, равно как и о времени его возникновения, ученые так и не пришли. Поскольку соль весьма ценилась в древности, вполне возможно, что люди стали обитать на этом месте еще до возникновения древнерусского города. Сравнительно недавно в Старой Руссе археологи обнаружили артефакты, предположительно относящиеся к эпохе раннего металла (I тыс. до н. э. – начало I тыс. н. э.), как об этом было сказано в газетной публикации. В официальном же отчете датировка несколько иная: период неолита – раннего металла (III–I тыс. до н. э.). Понятно, что до окончательного исследования этих предметов и продолжения раскопок в городе какие-либо выводы делать преждевременно.