Русь: от славянского расселения до Московского царства
Шрифт:
Другой институт, представители которого якобы могли быть не только княжескими, но и «общинными», «земскими», — воевода. [382] Для этого также не видно оснований. Один из предполагаемых И. Я. Фрояновым «земских» воевод — Претич — называет себя под пером летописца «мужем» князя. [383] Другой — Коснячко (отнесенный к «земским» только потому, что он отсутствовал среди окружения Изяслава в момент его «прений» с толпой «людей кыевстих» на княжом дворе — 1068 г. [384] ) — упомянут в числе лиц, «уставивших» вместе с князьями Изяславом, Святославом и Всеволодом Правду Ярославичей, а эти лица, как сказано выше, не «земские лидеры», а «мужи» трех упомянутых князей.
382
Фроянов И. Я. Киевская Русь: очерки социально-политической истории. С. 209.
383
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 66 (968 г.).
384
Там же. Стб. 171.
В работах И. Я. Фроянова и его последователей в качестве «земских лидеров» фигурирует и целый слой древнерусского общества — бояре. Правда, поначалу (в работе 1980 г.) Фроянов исходил из принадлежности бояр к дружине, полагая лишь (вслед за многими исследователями XIX-ХХ вв. [385] ), что помимо «дружинных» бояр существовали также «земские». [386] Но в более поздних работах «дружинные» бояре были забыты, и боярство стало рассматриваться как слой «общинных лидеров». [387] Посмотрим, подтверждают ли такую трактовку источники.
385
Загоскин Н. Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси. Казань, 1975. С 16, 47; Яблочков М. История дворянского сословия в России. СПб., 1876. С. 12–14; Влади-мирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ч. 1. Пг.; Киев, 1915. С. 26–28, 47; Павлов-Сильванский Н. П. Государевы служилые люди. СПб., 1909. С. 1–2; Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 126–128; Юшков С. В. Указ. соч. С. 142–144.
386
Ср.:
387
Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Указ. соч.; Майоров А. В. Га-лицко-Волынская Русь. СПб., 2001.
«Бояре» неоднократно упоминаются в договорах Руси с Византией Х в.. [388] В договоре Олега 911 г. говорится: «Мы от рода рускаго. иже послани от Олга, великого князя рускаго, и от всх, иже суть под рукою его, свтлых и великих князь, и его великих бояр.». [389] Договор Игоря 944 г.: «И великии князь наш Игорь, и князи и боляре его, и людье вси рустии послаша ны…»; «А велики князь рускии и боляре его да посылають в Греки к великим царем гречьским корабли, елико хотять.»; «А некрещеная Русь. да кленутся о всемь, яте суть написано на харатьи сеи, хранити от Игоря и от всх боляр и от всх людии от страны Руския в прочая лта и во ину». [390] Договор Святослава 971 г.: «Аз Святослав, князь рускии. хочю имти мир и свершену любовь со всяким великим царем гречьским. и со всеми людьми вашими и иже суть подо мною Русь, боляре и прочии, до конца века. Яко же кляхъся ко царем гречьским, а со мною боляре и Русь вся, да схраним правая свещанья». [391]
388
Поскольку неизвестно, когда были составлены русские тексты договоров, датировка этих упоминаний термина боярин может варьироваться от времени заключения каждого договора (в случае, если тогда же составлялся наряду с греческим и русскоязычный вариант) до начала XII в. (если перевод на древнерусский осуществлялся незадолго до включения текстов договоров в ПВЛ).
389
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 33.
390
Там же. Стб. 47–48, 53.
391
Там же. Стб. 72-73
В договорах 911 и 944 гг. бояре выступают как следующий после князей слой древнерусского общества. По отношению к ним применяется притяжательное местоимение — «его», т. е. киевского князя. Причем из текста следует, что договоры заключаются только от имени его бояр: о боярах других князей не говорится. Все это скорее всего свидетельствует в пользу того, что бояре договоров — служилые люди киевского князя. В договоре 971 г. бояре сначала выступают как обозначение верхушки древнерусского общества, а затем боярами назван привилегированный слой войска Святослава. С мнением, что в договоре имеется в виду лишь, что он заключается от имени бояр и всей Руси, [392] согласиться невозможно. Русью могли называться и отдельные группы людей, представляющих Русь-государство, в т. ч. русские войска. [393] За то, что речь в данном случае идет о дружине и «воях» Святослава, говорит упоминание о клятве: из рассказов о заключении договоров 911 и 944 гг. видно, что клятва («рота») — конкретное действие: клянутся русский князь и его «люди». [394] Клясться вместе со Святославом под Доростолом могли только его дружина и «вои». Таким образом, составителями древнерусских текстов договоров с Византией термин «бояре» мыслился как обозначение служилой знати.
392
Ловмяньский Х. О происхождении русского боярства // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 98; Сахаров А. Н. Дипломатия Святослава. М., 1982. С. 198.
393
См.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 21–22, 30, 32, 36–37, 44–45, 48–49, 70,154.
394
Там же. Стб. 32, 53–54.
В нарративной части ПВЛ встречаем упоминания бояр, либо не позволяющие трактовать их точнее, чем просто высший слой общества, [395] либо указывающие на связь бояр с князем («его бояре»). [396] Есть известие, где бояре названы первыми в перечне пирующих у князя (Владимира Святославича), далее обобщенно именуемых «дружиной». [397] Это также указывает на них как на служилых людей.
Наиболее раннее известие, в котором бояре связаны не с конкретным князем, а с определенной территорией, относится к событиям начала XI в. Под 1015 г. упоминаются «вышегородьские болярьце», осуществившие в сговоре с князем Святополком убийство Бориса. [398] Они иногда трактуются как «местная знать», но с этим трудно согласиться: Вышгород был основан как княжеский домениальный город и оставался таковым в начале XI в.; [399] следовательно, высший слой его населения должны были составлять княжеские дружинники, часть киевской дружины, поселенная в домениальном владении князя; по отношению к членам старшей дружины стольного Киева они названы уменьшительно — «болярьци». [400]
395
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 82, 107, 108, 117, 124, 130, 206, 217; Т. 2. Стб. 259, 274, 276, 281–282.
396
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 126; Т. 2. Стб. 275.
397
Там же. Т. 1. Стб. 126.
398
Там же. Стб. 132.
399
Свердлов М. Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. С. 68.
400
Очевидно, в пользу этих вышгородских дружинников шла треть дани, собираемой по «уставлению» княгини Ольги с Древлянской земли (П СРЛ. Т. 1. Стб. 60).
Определения «бояр» по территории распространяются в XII–XIII вв.; в XII в. встречаем бояр «киевских» [401] и «новгородских», [402] в XIII в. — «черниговских», [403] «полоцких», [404] «галицких» и «владимирских» [405] (Владимира-Волынского). Связано это не с их «лидерством в общинах», а с развитием боярского землевладения. Зародившись в XI столетии, в XII–XIII вв. оно получает распространение, [406] порождая «привязанность» бояр к территориям, где располагались их «села». Оставаясь служилым слоем, бояре часто служили теперь тому из князей, который в данное время княжил в «их» городе. [407]
401
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 298. Упомянутые здесь «бояре киевские» выше названы «лучшей дружиной» князей-Мономаховичей — наглядное подтверждение того, что определение по городу не свидетельствует о «земском», недружинном статусе бояр.
402
НIЛ. С. 21. Бояр в Новгороде встречаем уже в известии ПВЛ 1018 г. о борьбе Ярослава со Святополком (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 144), но в НIЛ соответствующего места нет, поэтому вероятно, что новгородская знать стала именоваться «боярами» только в XII столетии.
403
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 789.
404
НIЛ. С. 84.
405
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 717–718, 723, 726–728, 747–748, 759, 761–762, 765, 774.
406
См.: Горский А. А. Древнерусская дружина. М., 1989. С. 45–46.
407
В Киеве уже в конце XI в. видим «большую дружину», члены которой — «смысленые мужи» (среди них — вышеупомянутые Янь и Путята Вышатичи) — остаются киевскими боярами вне зависимости от смены князей на киевском столе (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 218–219).
Изложенное выше позволяет сделать два вывода. 1) В источниках не содержится оснований для тезиса о существовании в Киевской Руси «государств-общин», народовластия. [408] 2) В роли социальной элиты, согласно источникам, выступали князь и дружина.
Если роль князей, носителей публичной власти, всегда была «на виду» в историографии, то дружине «повезло» много меньше — долгое время она находилась на периферии исследовательского внимания. Причина данного факта, во-первых, в том, что военная функция дружины несколько заслоняла собой в глазах исследователей социальную. Во-вторых, в науке дореволюционного периода господствовало представление о пришлом, варяжском происхождении института дружины (не связанной, или мало связанной, следовательно, с социально-экономическими процессами). Предполагалось, что помимо этой пришлой служилой знати в Киевской Руси существовала и некая «исконная» местная знать — «земские бояре» (этот укоренившийся в историографии конца XIX — начала ХХ в. термин в источниках по отношению к русской знати не употребляется [409] ). Советская историография в русле своей общей «антинорманистской» тенденции отказалась от представления о привнесении института дружины на Русь варягами (что оказалось верно, дружины у славян фиксируются задолго до IX столетия — см.: Часть I, Очерк 1), но свойственное ей повышенное внимание к социально-экономическим явлениям не способствовало интересу к роли дружины. Дружина определялась то как вторая после потомков «родовых старейшин» группа населения, «из которой выходили феодалы» [410] (что подразумевало, что она стоит как бы в стороне от магистрального процесса феодализации, только может «подключаться» к нему), то как «служилая часть господствующего класса» [411] (что подразумевало существование феодалов неслужилых), а то и вовсе как орудие в руках «превращающихся в землевладельческое боярство прежних племенных старейшин». [412] Тезис о существовании «местной» неслужилой знати в работах советского периода, таким образом, сохранялся, и процесс «феодализации» связывался в первую очередь с ней.
408
Еще один тезис сторонников этой теории — о вече как постоянно действующем высшем органе власти, в работе которого участвовало все свободное население «городов-государств», новейшими исследованиями также не подтверждается (см.: Вилкул Т. Л. Віче в Давньоі Русі. Автореф. канд. дисс. Киі'в, 2000; Лукин П. В. Вече, «племенные» собрания и «люди градские» в начальном русском летописании // СР. Вып. 4.М., 2003).
409
Он встречается в новгородском летописании XIV в. по отношению к знати
410
Юшков С. В. Указ. соч. С. 144.
411
Свердлов М. Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. С. 214.
412
Ширинский С. С. Объективные закономерности и субъективный фактор в становлении Древнерусского государства // Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. М., 1970. С. 201.
Как говорилось в разделе о славянах раннего средневековья (Часть I, Очерк 1), появление дружин у славян следует связывать с эпохой Расселения VI–VIII вв.: уже тогда служилая знать вышла на ведущие позиции в догосударственных общностях — «Славиниях». [413] В Х в. дружина [414] киевских князей (резко выделившаяся своей численностью в сравнении с аналогичными институтами окружающих «Славиний» благодаря притоку норманнского элемента) выступает в качестве слоя, внутри которого распределяется продукт, поступающий князю в виде дани. Об этом говорят и рассказ Константина Багрянородного о полюдье «росов», выезжающих из Киева (т. е. отрядов киевских дружинников), в близлежащих «Славиниях», [415] и повествование о гибели Игоря в результате восстания древлян («Поиди княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы» — заявляет дружина Игорю; [416] курсив мой. — А. Г.). Под 1014 г. в Начальном летописании говорится о порядке распределения дани, собираемой новгородским князем-наместником: «Ярославу же сущю Новгород, и урокомъ дающю Кыеву дв тысяч гривенъ от года до года, а тысячю Новгороде гридемъ раздаваху», [417] т. е. после отправки двух третей собранной дани киевскому князю оставшаяся треть раздавалась гридям (дружинникам [418] ) князя-наместника.
413
Отсутствие на Руси до рубежа IX-Х вв. т. н. «дружинных погребений» (богатых захоронений с оружием, свидетельствующих, что погребенный при жизни был знатным тяжеловооруженным конным воином, т. е. членом княжеской дружины) не может служить основанием для отрицания появления института дружины в эпоху славянского Расселения [как предполагал И. И. Ляпушкин — Ляпушкин И. И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII — первая половина IX в.) // МИА. № 152. Л., 1968. С. 163]. Появление такого рода погребений, скорее всего, связано с иноземным влиянием (в случае с Русью — норманнским). Показательно, что кроме Руси, такие захоронения распространены в Моравии и Хорватии (с рубежа VIII–IX вв.) — т. е. регионах, где славяне контактировали с кочевниками-аварами (богатство инвентаря и помещение в могилу оружия свойственны кочевникам, равно как и германцам, в т. ч. скандинавам, и нехарактерны для славян). В то же время в Польше, занимавшей «срединное» положение в области раннесредневекового расселения славянства и не испытывавшей серьезного влияния ни со стороны германцев, ни со стороны кочевников, известны всего один могильник с большим количеством захоронений дружинников (в Лютомер-ске), датируемый 1-й половиной XI в., и ряд единичных погребений; при этом воины, похороненные в Лютомерске, и большинство погребенных в других местах имеют скандинавское происхождение (См.: Na-dolski A., Abramowicz A., Pokiewski T. Cmentarstko z XI w. w Lutomiersku. Lodz, 1959; Яжджевский К. Элементы древнерусской культуры в Центральной Польше // Древняя Русь и славяне. М., 1978; Kara M. Sity zbrojne Mieszka I. Z badan nad skladem etnicznym organizacja i dyslokacia druzyny pierwszych Piastow // Kronika wielkopolski. Poznan, 1992, № 3). Поскольку преобладание лиц норманнского происхождения и их потомков среди польской дружинной знати невозможно, остается признать, что здесь, в отличие от Руси, Моравии и Хорватии, обычай богатых инвентарем погребений с оружием среди знати местного происхождения не привился.
414
Термин дружина — общеславянский; но в значении «княжеское окружение, служилые люди князя» он известен только в древнерусском, чешском и словацком языках (см.: ЭССЯ. Вып. 5. М., 1978. С. 134–135). В связи с этим показательно, что именно в моравских и чешских памятниках — Житии Мефодия (конец IX в.) и первой редакции Жития Вячеслава (вторая половина Х в.) встречается единственное число от дружина — друг (Успенский сборник XII–XIII вв. М., 1971. С. 196; Сказания о начале Чешского государства в древнерусской письменности. М., 1970. С. 38).
415
Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 50–51 (подробнее см.: Часть I, Очерк 4).
416
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 54.
417
Там же. Стб. 130; ср.: НIЛ. С. 168.
418
О термине гридь/гридьба см.: Горский А. А. Древнерусская дружина. С. 49–50.
В XI в. отчетливо прослеживается деление дружины на две части — «старейшую» (она же «первая», «большая», «лучшая») и «молодшую». Члены «старейшей дружины» именовались боярами, «молодшей» — отроками. Со 2-й половины XI столетия «молодшая дружина» дифференцируется: часть ее превращается в княжеских военных слуг, обозначаемых старым термином отроки, часть — в детских, более привилегированный слой. Из дружинников формируется государственный аппарат. Именно они отправляют должности посадников, тысяцких, воевод, мечников (судебных чиновников), данников, вырников, емцев (сборщиков государственных податей). Из верхушки дружины формировался княжеский совет. В XI столетии у дружинников начинают появляться (путем княжеских пожалований) собственные земельные владения. [419]
419
См.: там же. С. 39–55, 59–71, 74–79.
В целом институт дружины в Киевской Руси предстает как возглавляемая князем корпорация, в которую была объединена вся светская часть господствующего слоя. [420]
Взгляд на дружину как на корпорацию раннесредневековой социальной элиты, игравшую ведущую роль в древнерусском обществе, сформулированный в 80-х гг. ХХ в., [421] с 1990-х гг. стал в историографии (исключая, разумеется, сторонников теории «городов-государств общинного типа») едва ли не общим местом. [422] Появился даже термин «дружинное государство», причем таковым предлагается считать Русь довольно короткого исторического периода (IX-Х вв. [423] или 2-й половины Х — начала XI в.). [424] Подобное определение, во-первых, на мой взгляд, правомерно лишь в качестве одного из условных обозначений государства — по типу организации в нем элитного слоя (в той же мере, как Российскую империю XVIII–XIX вв. можно определить как «дворянское государство», т. к. в нем элита была представлена сословием дворянства, или Советский Союз как «партбюрократическое государство»). Во-вторых, если исходить из данного признака, о «дружинной государственности» на Руси можно говорить не до начала XI в., а примерно до 2-й половины XII в. Усложнение в XI — 1-й половине XII в. внутридружинной иерархии не означало исчезновения дружинной корпорации как таковой. Указания на «дружину» как на совокупность представителей знати того или иного княжества встречаются даже во 2-й половине XII столетия. [425] Лишь в конце XII–XIII вв. дружину в этой роли сменяет княжеский «двор». [426]
420
Распространено представление об изначальной «недружинной» природе новгородской знати, отталкивающееся от специфики общественного строя Новгородской земли с XII в., характеризующегося ограничением княжеской власти и решающей ролью в системе управления местного боярства. По мнению В. Л. Янина, новгородские бояре происходили от «родоплеменной старейшины» [Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // Новгородский исторический сборник. Вып. 1(11). Л., 1982. С. 90]. Конкретных аргументов в пользу этого предположения нет (оно тем более сомнительно, если учесть, что племенные старейшины как влиятельная общественная сила у славян в эпоху после Расселения — скорее всего, историографический фантом, см.: Часть I, Очерк 1). Не больше оснований полагать, что новгородская знать сформировалась в качестве «лидеров городской общины» (см.: Фроянов И. Я, Дворниченко А. Ю. Указ. соч. С. 183–184). Между тем в источниках имеются данные для предположения о формировании новгородского боярства из среды дружинников, в разное время пребывавших в Новгороде. В конце 10-х гг. XI в. новгородским посадником был Константин Добрынич, сын дяди Владимира Святославича по матери Добрыни, уроженца Любеча (см.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 69, 143; НIЛ. С. 121, 161, 164), — это явно не потомок словенской родоплеменной знати и не «лидер местной общины», а представитель династии служилых людей. Сын новгородского посадника Остромира Вы-шата служил князю-изгою Ростиславу Владимировичу (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 152; НIЛ. С. 164). Очень вероятно предположение о происхождении части бояр Людина конца Новгорода от варяга Регнвальда, приехавшего на Русь с женой Ярослава Владимировича, дочерью шведского короля Ингигерд [см.: Гиппиус А. А. «Суть людие новгородци от рода варяжьска…» (опыт генеалогической реконструкции) // Восточная Европа в древности и средневековье: Генеалогия как форма исторической памяти. М., 2001]. Под 1118 г. упоминается новгородский боярин сотский Ставр (НШ. С. 21). Он отождествляется со Ставкой Гордятичем, дружинником Владимира Мономаха в годы его юности (Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М., 1963. С. 126–130). Вероятнее всего, новгородская верхушка сложилась из потомков словенской дружинной знати и представителей тех дружинных контингентов, что пребывали в Новгороде в Х — начале XI в. с князьями-наместниками киевских князей — Святославом, Владимиром, Вышеславом, Ярославом. Непрочное и временное положение в Новгороде князей, рассматривавших пребывание там как ступеньку к киевскому столу, привело к ранней консолидации новгородской знати в корпорацию, со временем все более приобретавшую известную независимость от княжеской власти.
421
Горский А. А. К вопросу о предпосылках и сущности генезиса феодализма на Руси // ВМУ. Сер. История. 1982. № 4; он же. Дружина и генезис феодализма на Руси // ВИ. 1984. № 9; он же. Феодализация на Руси: основное содержание процесса // ВИ. 1986. № 8; он же. Древнерусская дружина. М., 1989.
422
См., например: Мельникова Е. А. К типологии предгосударствен-ных и раннегосударственных образований в Северной и Восточной Европе (Постановка проблемы) // Образование Древнерусского государства: Спорные проблемы. М., 1993; Котляр Н. Ф. О социальной сущности Древнерусского государства IX — первой половины Х в. // ДГ. 1992–1993 гг. М., 1995; Mocja O. Le role des elites guerrieres dans le formation des centres urbains de la Rus' Kievenne, d'apres la fouille des tom-bes // Les centres protourbains russes entre Scandinavie, Byzance et Orient. Paris, 2000; Шинаков Е. А. Образование древнерусского государства: Сравнительно-исторический аспект. Брянск, 2002; Никольский С. Л. О дружинном праве в эпоху становления государственности на Руси // СР. Вып. 4. М., 2003; Свердлов М. Б. Начальная история России: Исследовательские традиции и новации // Вестник РАН. 2003. № 1.
423
Котляр Н. Ф. Указ. соч. С. 46–48.
424
Шинаков Е. А. Указ. соч. С. 285–287.
425
Так, в летописном рассказе о борьбе за черниговский стол после смерти Святослава Ольговича в 1164 г. «дружиной» именуется как высшая знать Чернигова, присягающая новому князю вместе с епископом, так и знать рангом пониже, сидевшая «по городомъ далече» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 522–523). Как «вся дружина от мала до велика» определяется знать Владимиро-Суздальского княжества, съехавшаяся в 1174 г. во Владимир по получении известия об убийстве Андрея Боголюбского для решения вопроса о престолонаследии (там же. Т. 1. Стб. 371).
426
См.: Горский А. А. Древнерусская дружина. С. 80–81.