Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного

Филиппов Владимир Валерьевич

Теперь подведем итоги. Судя по всему, и до ландмейстера наконец дошло, что с его литовскими союзниками кашу не сваришь. Не потерпев в войне ни одного поражения лично и выиграв две битвы, он с удивлением обнаружил, что все его стратегические успехи равны нулю. Ни Псков, ни Изборск так и не были захвачены. Силы Ливонии были истощены, продолжать войну не имело смысла. Что же касается Ивана III, то ему этот конфликт не был нужен изначально, а потому заключение перемирия между враждующими сторонами стало вполне логичным шагом. В апреле 1503 года было заключено перемирие сроком на шесть лет, которое впоследствии неоднократно продлевалось, вплоть до Ливонской войны Ивана Грозного.

Бальтазар Руссов, который не только рассказал нам немало сказок, но и сообщил массу действительно важных фактов, сделал

очень интересное наблюдение по поводу того, почему после битвы у озера Смолина Иван III согласился на мир с Ливонией. «Причиною же того, что Московит так легко заключил мир с ливонцами, было не одно это поражение, но и то, что у него в то время были еще другие враги, и он хотел посетить еще другие земли, именно королевство казанское, княжество смоленское, княжество псковское и еще другие, которые еще в то время не находились в его власти». Как говорится, не в бровь, а в глаз!

Это вооруженное противостояние ровным счетом ничего не дало Ливонской конфедерации. Суть его тонко подметил Николай Михайлович Карамзин: «Началась война, славная для мужества Рыцарей, еще славнейшая для Магистра, но бесполезная для Ордена, бедственная для несчастной Ливонии». Лучше и не скажешь!

Крах Ливонского ордена

К началу 1558 года над Ливонией сгустились тучи. Государь всея Руси Иван IV, больше известный нам как Иван Васильевич Грозный, решил раз и навсегда покончить с господством немцев в Прибалтике и прибрать Ливонию под свою державную руку. Раз и навсегда покончить с орденом и поставить в многовековом противостоянии Руси и «братьев-рыцарей» жирную точку. Основания для таких действий у государя были, и надо признать, достаточно веские. И дело здесь не только в борьбе за выход к Балтийскому морю, как это общепринято считать.

Для завоевателя Казани и Астрахани было очевидно, что орден есть не что иное, как исторический анахронизм, которому уже не место на международной арене. Некому «божьим дворянам» уже нести свет истинной веры. А раз так, то и сам смысл существования крестоносцев теряется.

Как это ни покажется странным, но Ливонская конфедерация стала мешать Русскому государству уже самим фактом своего существования. Серьезной угрозой для Руси она перестала быть уже давно. Теперь, отойдя на второй план в европейской политике, конфедерация выглядела скорее паразитом, жившим за счет других, не развиваясь сама и мешая развиваться Государству Российскому. Держа в кармане вечный кукиш, Ливонская конфедерация паскудничала по мелочам и всячески тормозила своими пакостями развитие как торговых, так и других связей Руси с Европой.

Посмотрим, что представлял собой на данный момент Ливонский орден. Как вы помните, в первой главе мы цитировали отрывок из рассказа А. А. Бестужева-Марлинского «Замок Венден». В этой главе мы приведем отрывок из его повести «Ревельский турнир». В нем Александр Александрович дал поистине блестящую характеристику тому положению дел, которое сложилось в Ливонии к 1538 году. «Орден крестоносцев ливонских недавно потерял тогда главу свою в прусском Ордене, преданном Сигизмунду, и уже дряхлел в грозном одиночестве. Долгий мир с Россиею ржавил меч, страшный для ней в руке Плеттенберга. Рыцари, вдавшись в роскошь, только и знали, что полевать да праздничать, и лишь редкие стычки с новогородскими наездниками и варягами шведскими поддерживали в них дух воинственный. Впрочем, если они не наследовали мужества предков, зато гордость их росла с каждым годом выше и выше. Дух того века разделил самые металлы на благородные и неблагородные; мудрено ли ж, что, уверяя других, рыцари и сами, от чистой души, уверились, что они сделаны по крайней мере из благородной фарфоровой глины. Надо примолвить, что дворянство, образовавшееся тогда из владельцев земель, много тому способствовало. Оно доискивалось слиться с рыцарством, следовательно, возбуждало в оном желание исключительно удержать за собою выгоды, которые, бог знает почему, называло правами, и нравственно унизить новых соперников.

Между тем купцы, вообще класс самый деятельный, честный и полезный изо

всех обитателей Ливонии, льстимые легкостию стать дворянами через покупку недвижимостей или подстрекаемые затмить дворян пышностию, кидались в роскошь. Дворяне, чтобы не уступить им и сравниться с рыцарями, истощали недавно приобретенные поместья. Рыцари, в борьбе с ними обоими, закладывали замки, разоряли вконец своих вассалов… и гибельное следствие такого неестественного надмения сословий было неизбежно и недалеко. Раздор царствовал повсюду; слабые подкапывали сильных, а богатые им завидовали. Военно-торговое общество Черноголовых (Schwarzen-Haupter), как градское ополчение Ревеля, пользовалось почти рыцарскими преимуществами, следовательно, было ненавидимо рыцарями. Час перелома близился: Ливония походила на пустыню, – но города и замки ее блистали яркими красками изобилия, как осенний лист перед паденьем. Везде гремели пиры; турниры сзывали всю молодежь, всех красавиц воедино, и Орден шумно отживал свою славу, богатство и самое бытие».

Примерно в том же духе отозвался о Ливонии и Н. М. Карамзин. «Ливония и в лучшее, славнейшее для Ордена время, при самом великом муже Плеттенберге видела невозможность счастливо воевать с Россиею: Орден, лишенный опоры Немецкого, сделался еще слабее, и пятидесятилетний мир, обогатив землю, умножив приятности жизни, роскошь, негу, совершенно отучил Рыцарей от суровой воинской деятельности: они в великолепных замках своих жили единственно для чувственных наслаждений и низких страстей (как уверяют современные Летописцы): пили, веселились, забыв древнее происхождение их братства, вину и цель оного; гнушались не пороками, а скудостию; бесстыдно нарушая святые уставы нравственности, стыдились только уступать друг другу в пышности, не иметь драгоценных одежд, множества слуг, богато убранных коней и прекрасных любовниц. Тунеядство, пиры, охота были главным делом знатных людей в сем, по выражению историка, земном раю, а как жили Орденские, духовные сановники, так и Дворяне светские, и купцы, и мещане в своем избытке; одни земледельцы трудились в поте лица, обременяемые налогами алчного корыстолюбия, но отличались не лучшими нравами, а грубейшими пороками в бессмыслии невежества и в гибельной заразе пьянства».

Раздор и пьянство. Вот и весь сказ.

К тому же, помимо социальных проблем, Ливонию раздирали и религиозные противоречия. Дело в том, что некогда непоколебимый оплот католической веры не обошла стороной Реформация – со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Началось все с Тевтонского ордена. Его последний великий магистр Альбрехт Гогенцоллерн, лично познакомившись с Мартином Лютером, попал под его влияние и, прозрев, активно высказался в поддержку реформации.

28 февраля 1523 года гроссмейстер воззвал к братьям-рыцарям с призывом реформировать орден, поскольку как военная, так и духовная организация, он давно уже не отвечает требованиям времени.

Реформацию начали с главного. Первым же декретом, к полному удовольствию «божьих дворян», обет безбрачия был объявлен анахронизмом, перегибом и отменен за ненадобностью.

8 апреля 1525 года согласно Краковскому договору Тевтонский орден был преобразован в герцогство Прусское. И пусть оно пока находилось в вассальной зависимости от Польши, зато стало наследственным в семье Гогенцоллернов.

На этом реформация не остановилась, шагнула она и в Ливонию. Орден, не поддавшись соблазнам новых течений, так и остался католическим, зато в Риге и Ревеле реформация взяла верх. В 1524 году прихожане, выбравшие новый путь в Царство небесное, разгромили католические церкви и прогнали прочь всех священнослужителей. К 1539 году Рига стала протестантским городом, а в 1554 году в Валмиере была провозглашена свобода веры.

«Введение Лютеранского исповедания, принятого городами, светским Дворянством, даже многими Рыцарями, еще более замешало Ливонию: волнуемый усердием к новой вере, народ мятежничал, опустошал Латинские церкви, монастыри; Властители, отчасти за Веру, отчасти за корысть, восставали друг на друга» (Н. М. Карамзин).

От вопросов духовных перейдем к делам ратным, к укладу воинскому.

Какие войска могла выставить на поле боя конфедерация, если возникнет такая необходимость?