Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного

Филиппов Владимир Валерьевич

Именно раздор в высших эшелонах власти и привел к этому самому перемирию.

И пока русские полки ходили в Крым и топтались на южных границах, ситуация в Прибалтике изменилась радикально и не в пользу Русского государства.

31 августа 1559 года магистр Готард Кетлер заключил с великим князем литовским Сигизмундом II Августом договор, по которому владения ордена и архиепископа Риги переходили под протекторат Великого княжества Литовского. Понятно, что именно Сигизмунду усиление русских в Прибалтике было как нож в сердце, он прекрасно понимал, к чему приведет их усиление в Балтийском регионе и чем это будет чревато их соседям. По свидетельству С. М. Соловьева, все эти соображения он изложил в письме к английской королеве Елизавете: «Московский государь ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся

в Нарву: ибо сюда привозятся не только товары, но и оружие, до сих пор ему неизвестное, привозятся не только произведения художеств, но приезжают и сами художники, посредством которых он приобретает средства побеждать всех. Вашему величеству небезызвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его только потому, что он был чужд образованности, не знал искусств. Но если нарвская навигация будет продолжаться, то что будет ему неизвестно?» Нарвская навигация была как нож в горле для «западных партнеров». Недаром ревельские купцы не стеснялись в эмоциях, когда писали письмо шведскому королю: «Мы стоим на стенах и со слезами смотрим, как торговые суда идут мимо нашего города к русским в Нарву».

Поэтому Сигизмунд и подсуетился. Взяв Ливонию под защиту, он потребовал от немцев залога в виде пяти замков, в которых его гарнизоны будут стоять до тех пор, пока орден и иже с ним не возвратят ему деньги за военные издержки. Видя, к чему все идет, и опасаясь остаться у разбитого корыта, а если быть точнее, то без земель и средств к существованию, Эзельский епископ продал за 30 000 талеров свои права на остров Эзель брату датского короля принцу Магнусу. Конфедерация стремительно распадалась, а дипломатическое ведомство Ивана IV потерпело тяжелое поражение.

Мало того, ливонцы воспользовались столь длительным сроком спокойствия, который им был предоставлен, и, собравшись с силами, атаковали русских, не дожидаясь окончания перемирия. Магистр Готард размахнулся широко, для такого дела он даже навербовал в Германии наемников, усилив таким образом свое немногочисленное войско. К его армии присоединился со своими людьми и Рижский архиепископ. Понятно, что главной целью был избран многострадальный Дерпт.

Боевые действия начались в октябре месяце. Поначалу ливонцам сопутствовал успех. Русские отряды оказались разбросаны по стране, и Кетлер без особого труда разбил некоторые из них поодиночке. Когда известия об этом дошли до Москвы, то царь распорядился, чтобы воеводы И. Ф. Мстиславский и П. И. Шуйский с полками немедленно выдвинулись к Пскову, а оттуда шли в Ливонию. Но погода выступила на стороне врага, едва русское воинство отправилось в поход, как по самые уши завязло в грязи: «В нужу рать пришла великую, а спешить невозможно» («Летописец Русский»). Тут уже не до спешки. Тетушка грязь так крепко взяла в свои цепкие объятия русские полки, что казалось, что она не хочет с ними расстаться никогда.

А тем временем, не теряя темпа, Кетлер продолжал наступление, громя разрозненные русские отряды. Подойдя к Дерпту (который теперь опять назывался Юрьев), магистр выдвинул вперед артиллерию и начал бомбардировку города. Однако князь Андрей Катырев-Ростовский, бывший в городе воеводой, не растерялся, а грамотно расставив на стенах артиллерию, велел обстреливать немецкие боевые порядки. Пушкари стреляли настолько метко, что ливонская пехота и конница были вынуждены отойти от города на версту. Конные дети боярские и пешие стрельцы постоянно делали вылазки и вступали в бой с немцами. А чтобы в тылу не действовала пятая колонна, то всех местных жителей, которые могли держать оружие, по приказу воеводы от греха подальше заперли в городской ратуше за крепким караулом. Правда, кормили и поили их вдоволь. В итоге, простояв под Юрьевом десять дней, магистр и архиепископ были вынуждены отступить. Катырев-Ростовский послал вдогонку ливонцам детей боярских, которые изрядно пощипали супостатов.

Тем временем Кетлер привел свою армию к замку Лаис, где стоял гарнизон из 400 русских ратников под командованием стрелецкого головы Кошкарова. Понадеявшись на свое превосходство в осадной артиллерии, магистр велел крушить стены и башни Лаиса. Из замка ответили точной стрельбой и уничтожили две вражеские пушки, после чего воодушевленный удачей гарнизон пошел на вылазку: «И тако многихъ Немецъ победиша и живых взяша, и доспехи ихъ и всякое многое орудие воинское поимавъ, во град внидоша» (Книга степенная

царского родословия). Русские ратники опрокинули немецкие построения и разогнали врага по округе. Летописец отметил, что магистр и архиепископ отступили от города со многим срамом. Понимая, что он ничего уже больше не добьется, а также видя недовольство среди наемников, Кетлер свернул военные операции и отступил.

Расплата за авантюризм магистра наступила на следующий год. Зимой 1560 года был взят замок Мариенбург и разорены области Вендена и Вольмара. Вновь русские войска дошли до Рижского залива. А по весне уже гарнизон Юрьева ходил походом в Эстонию, причем псковские добровольцы занимались тем, что вылавливали по лесам местное население и гнали его во Псков на продажу.

Древнее и ветхое здание ордена шаталось и рушилось на глазах.

Еще в конце зимы в Ливонию с полками были посланы князь Андрей Курбский и окольничий Данила Адашев. Эти действовали быстро и нагло. Захватив замок Фегефеер и разбив ливонский отряд, воеводы узнали, что в восьми милях от замка Виттенштейн с конницей и пехотой расположился бывший магистр фон Фюрстенберг. Позиция у немцев выгоднейшая, поскольку надежно прикрыта болотом. Но Адашева и Курбского это не смутило, и, отослав все обозы с трофеями в Юрьев, они повели на врага через болото 5000 отборных бойцов. По большому счету, это была авантюра, поскольку русские увязли в грязи капитально и весь день потратили на то, чтобы из нее выбраться. Ударь по ним в данный момент ливонцы – и все закончилось бы, так и не начавшись. Но старик Фюрстенберг был верен себе, стоял на месте, не двигаясь, и спокойно поджидал неприятеля. Между тем русские лишь поздним вечером выбрались из топи и еще какое-то время не двигались, давая отдохнуть своим коням. А в полночь воеводы повели пеших ратников и детей боярских в атаку прямо на немецкий строй. Ночь стояла ясная и лунная, широкое поле простиралось между двумя армиями, но бывший магистр сдуру забыл распорядиться затушить в лагере костры, и теперь русские видели немцев как на ладони.

В течение двух часов над полем боя стояла яростная пальба из пищалей и аркебуз, а затем Курбский ввел в дело резерв и мощной атакой разогнал ливонцев. Побежали все – и фон Фюрстенберг, и его командоры, и рыцарская конница, и наемная пехота. Русские гнали врага шесть верст, до реки, где во время бегства под «божьими дворянами» обломился мост, и многие утонули. Был захвачен весь вражеский обоз и сто семьдесят знатных пленников. По свидетельству Карамзина, Курбский одержал еще шесть или семь побед, причем командуя несколькими сотнями татарских всадников, вновь встретился на поле боя с фон Фюрстенбергом, на этот раз под Феллином. И снова магистр был бит и еле унес ноги.

Летом началось наступление главной русской армии. Основная цель – замок Феллин, резиденция магистра. Рать была собрана поистине громадная – 60 000 всадников и пехотинцев при 40 осадных и 50 полевых орудиях. Иван IV прекрасно понимал, что в любой момент в войну может вступить Великое княжество Литовское, а потому спешил как можно скорее покончить с орденом. Царь-батюшка был страшно зол на Алексея Адашева за то, что тот в свое время склонил его к перемирию с немцами, а потому и отправил его из Москвы в Ливонию. Раз сам заварил эту кашу, то пусть и расхлебывает.

Тем временем «божьи дворяне» тоже не сидели сложа руки, а, собрав все силы, какие только могли, выступили навстречу врагу. Командовал этой армией ландмаршал области Сигулды Филипп фон Белль, под его знамя встала вся орденская знать. Судя по всему, фон Белль был храбрым человеком, но как военачальник талантами не блистал, поскольку не сумел наладить в своем войске службу разведки. Недаром Франц Ниенштедт счел необходимым отметить, что именно донесения разведчиков относительно численности русских войск ввели немецкое командование в заблуждение и ливонцы решились на битву. А будь иначе, возможно, ландмаршал и не стал бы так рисковать.

Русская рать не спеша двигалась берегом вдоль реки Омвожи, перевозя тяжелые ядра по воде на речных судах. По полкам гуляли слухи о том, что фон Фюрстенберг отправляет из Феллина морем всю орденскую казну в Гапсаль, подальше от театра военных действий. Воевода сторожевого полка князь Барбашин не удержался и, решив на всякий случай перекрыть дорогу к морю, повел вперед 12 000 всадников. Быстрая скачка по августовской жаре утомила как людей, так и коней, и лихой воевода распорядился сделать привал в пяти милях от замка Эрмис. Расставив около 500 человек в караулы, князь решил вздремнуть в теньке, а вместе с ним погрузилось в сон и остальное его воинство. Было 2 августа 1560 года.