Русь
Шрифт:
То брат я, то предатель!
Я изменял азартно, всласть,
Чтоб одиночество и власть
Мне роком стали! О, удел,
Чего хотел я - все имел!
И Галлию, страну преданий,
Ночами снится мне она,-
Краса земли из состраданья
Или в насмешку нам дана?
Я изменял себе, оливам
И галльским зимам молчаливым,
И той, чьи пальцы из сандалий
По-детски вверх чуть-чуть торчали…
Всему свой час, своя минута:
Полету, взгляду, Марку Бруту.
И путь замкнулся как арена,-
Конец, начало - все измена.
Умолкли в храме крики,
В оливковой тунике,
В сандалии обута.
Любил ее, любил и сына ее - Брута.
3.
– Наш Август, эк, скакнул из грязи,-
Дед торговал в лавчонке мазью,
Папаша - первый ростовщик,
А сын - жестокий «вазовщик»! 4
Жесток, но скоро Рим отстроил –
Кирпич на мрамор заменил,
Дакийцев гордых успокоил,
Рабов покрепче посадил.
Кидал, он кости так бывало,
Всю ночь доска не остывала!
Жена его с улыбкой фурии
За ним следила даже в курии!
Не прост, не прост Октавиан,
«Отец отечества», тиран, -
Да что с ним голову морочим,
Одно скажу, был Август - отчим,
А пасынок его Тиберий...
Его боялись даже звери!
Он проклял всех и проклял мать-
«Мне б волка за уши держать!
Не волка, нет, судьбу в руках!»
И лег на Рим тяжелый страх.
А что Тиберий? Мрачный лирик,
Он вовремя вошел в Иллирик
И вовремя надел венок,
И получив трибунский срок,
Желанных почестей добился,
На дочке Августа женился,-
Не упустил он ничего,
Но что озлобило его?
Быть может, дни большой печали,
Когда любимую отняли,
Когда беду сменяло горе?
Он ждал и ждал и слеп от моря,
И чайки, словно персик осы,
Скрывали Родоса утесы.
Познал тревоги в полной мере
Злой пасынок судьбы Тиберий.
Под крики черни, ропот триб
Тела кидал он в мутный Тибр
И в праздники и в будни.
«Рим слишком многолюдный» -
Телам вослед он улыбался,
А по ночам в бреду метался, -
Кто знает, что убийцам снится?
Как - будто римская волчица
Пугала ночи воем.
Досель я слышу плач изгоя.
Я удалился в глушь, подальше, -
Когда именье Плиний Младший
Под Римом для меня купил;
Меж лоз я целый день бродил
И думал: «Падший наш сенат...
Кого на днях распял Пилат?
Обрюзгли наши души, лица...
Где ж золотая колесница,
Какой дивятся боги?
0, Рим, птенец убогий
Лесного королька,
Не скроют облака
Всех площадей и храмов,
Гуляк, поэтов, хамов,
Всех чаяний о смысле;
Движений рук и мысли,
И ток тончайшей ткани,
Что полнит мирозданье –
Так было и так будет!
Мы варвары, мы люди,
Но имя нам - века!
Не скроют облака
Ни сытости, ни боли;
У случая в неволе
И нищие сердцами
Мы выбирали сами…»
Когда-то в Цезаревой роще
Подумал я, что в свете проще:
Свобода - сила, чтобы сечь,
Ну а любовь - тяжелый меч,
И упиваясь напряженьем
В блаженстве каждого движенья,
Не допусти, чтоб выбил рок
Непобедимый твой клинок.
Неспешно миром правит миг.
Ты очень молод, я старик,
Так знай, не случай и не шутка -
Империя империй…
Спи, Рим, покрепче, спи, малютка,
Не то придет Тиберий.
4.
Ты не видал такого Рима!
Как при явлении Квирина
Весь Рим гудел, рычал и пел!
Не всякий в давке уцелел,
Но уцелели мы с бутылью,
Покрытою цекубской пылью! 5
На площади, у старой арки
Эдил раскидывал подарки,
От храма и до Палатина
Летели тряпки и картины,
Подолы подобрав, матроны
На них слетались как вороны,
Неслась иссохшая старуха,
Сбив рослого раба без уха,
Тот раб, свирепый и плечистый,
Свалил менялу и флейтиста!
И все бежало и хватало
Дары из глины и металла,
А лица - потные, в муке,
Но горло помогло руке, -
Рим наорался и нагреб,
И в тень с добычею прилег.
И я прилег на шелк аканта, -
Мысль о порочности таланта
Мешала мне как тяжкий сон.
Нерон, конечно же, Нерон!
Да, в этот час я был Нероном!
И догонял с протяжным стоном,
А может, с плачем, рифму-дуру,
И приютил в строке цезуру,
И вспомнил о вельможе стиле,
Всем ударениям ответил,
Потом ответил и бутыли,
И понял: весело на свете!
5.
– И очаги, и алтари я вдохновенно воспою,
Вы только к статуе Вергилия приладьте голову мою!
Нет, лучше бронзовая в шляпке, не та же, выродки, не та!
О, как уродство давит, душит, как искушает красота!
А я мудрейший император,