Русанов
Шрифт:
Теперь читателю становится понятным наличие нескольких планов на русановскую экспедицию 1910 года и то, как они возникли. Поиски Гольфстрима на севере Карского моря, чтобы получить руководство к действию на будущее — вот, по мнению Русанова, вся суть экспедиции 1910 года, остальное — попутно. Скорее всего Сосновский думал иначе, но как умный администратор он давал волю своему протеже, даже с учетом известного риска. Читателю предстоит далее убедиться в реальности (а еще более сложности) этой идеи. Что касается сроков, то исследователь явно торопил события — до претворения его предложений в жизнь оставалось всего тридцать лет, причем с привлечением такого нового поискового средства, как ледовая авиационная разведка.
Наконец, проблема риска, без которого любая работа в Арктике не обходится — и на этот раз, как покажут дальнейшие события, его было не больше и не меньше, чем обычно. Просто есть люди, способные брать риск на себя и обладающие способностью ориентироваться в экстремальных
Экипаж «Дмитрия Солунского» состоял из 11 человек. Экспедиция включала прикомандированного представителя Минералогического общества М. М. Кругловского, зоолога
С. С. Иванова (студента Сорбонны), препаратора С. С. Че-тыркина, только что вернувшегося из Центральной Азии (где он работал у знаменитого П. К. Козлова из плеяды питомцев Н. М. Пржевальского), а также штурмана В. Е. Реме-зова, который должен был вести астрономические и метеорологические наблюдения. Подбор специалистов позволял выполнить комплекс наблюдений. На Новой Земле Русанов надеялся нанять в качестве опытного проводника Илью Вылку, хорошо зарекомендовавшего себя в прошлой экспедиции. Попутно экспедиция должна была доставить в Крестовую губу стройматериалы для будущего становища. Гидрографические работы там уже проводил штабс-капитан по
Адмиралтейству Георгий Яковлевич Седов, на рейсовом судне «Королева Ольга Константиновна» вместе с будущими колонистами доставленный к месту работ там же оказался в качестве туриста еще один будущий полярник — Николай Васильевич Пинегин.
Настроение Русанова в это время передают его письма в Орел: «…было по горло важной и неотложной работы. Только сегодня закончил всю организацию и все закупки и наем команды… Наша экспедиция организована великолепно. Прежде всего у меня великолепное судно, которое не боится льдов и обладает сильным мотором. Очень большое, стоит оно 35 тысяч рублей, и дал его нам Масленников… От принца Монакского я получил дорогие и прекрасные гидрологические инструменты с очень любезным письмом и пожеланиями успеха. От начальника Гидрографического управления Вилькицкого — астрономические приборы и в том числе три хороших хронометра, каждый из которых стот 400 рублей. У нас две гребные шлюпки, одна лодочка, один парусный бот, одна превосходная моторная лодка. В общем, все снаряжение нашей экспедиции стоит 40–50 тысяч рублей. Запасов у нас масса… Не только начальство, но решительно все приходят ко мне на помощь и оказывают всяческое содействие; при таких условиях, вы видите, можно будет сделать многое, что и не предполагает губернатор. Я уверен в успехе и вместе со старым капитаном надеюсь подняться до крайней северной оконечности острова и обогнуть его весь» (1945, с. 386).
Письмо отчиму сугубо мужское (с сомнениями покончено, информация чисто деловая, ни намека на эмоции). В письме матери он ни разу не упоминает о своих планах по поводу обхода Северного острова, чтобы не давать повода для лишней тревоги. Письмо характерно и тем, что вскрывает деловые связи Русанова в самом широком диапазоне — от «самоеда» Вылки и до коронованных особ (принц Альберт Монакский был профессиональным океанографом и поделился с Русановым аппаратурой, освободившейся после рейса к Шпицбергену), не говоря о начальнике Главного гидрографического управления Андрее Ипполитовиче Вилькицком [1] , с которым он нашел общий язык на почве общих интересов в Арктике, хотя и с помощью губернатора. Очевидно, здесь следует подробнее остановиться на личности капитана «Дмитрия Солунского» Г. И. Поспелова, о котором среди его подчиненных еще со времен Мурманской научно-промысловой экспедиции остались самые лучшие воспоминания: «Поразительно скромный, мягкий и очень симпатичный человек… Григорий Иванович никогда не кричал и очень редко повышал голос при обращении с матросами. Всегда ровный и спокойный, он также спокойно встречал и опасность» (Ягодовский, 1914, с. 110). Судя по последним словам, это была самая подходящая кандидатура для предстоящего плавания.
1
Не путать с его сыном Борисом Андреевичем Вилькицким, позднее начальником Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, открывшей Землю Николая II (ныне Северная Земля) в 1913 г
25 июля дела на берегу завершены, якорь поднят, деловито застучал мотор и за кормой обозначился пока нерешительный плеск кильватерной струи — вперед, вниз по Маймаксе (одной из проток двинской дельты) и дальше знакомым Березовским устьем мимо острова Мудьюга в просторы полярных морей… К черту сомнения!.. Как предупреждение уже в Горле Белого моря вблизи устья Поноя увидали выброшенный на берег большой барк с неубранными парусами, плескавшими на свежем ветру. На подходах к Канину Носу встретили массу бревен, видимо, сброшенных с аварийного судна, на которых отдыхали чайки и глупыши, да дымящие вдали иностранные рыболовецкие тральщики. Позднее стали появляться киты, порой вблизи
В Поморском приняли на борт Илью Вылку и оставленный в прошлом году груз продовольствия (сухари, рис, гороховую муку, клюквенный экстракт и экзотическую тапиоку), который пригодился в предстоящем плавании, внеся определенное разнообразие в питание участников. У ненцев закупили также оленьи шкуры вместо матрацев на постели, непромокаемые сапоги из тюленьего меха и сотню крупных яиц кайры для камбуза. В час ночи 21 июля тронулись в Крестовую губу. Впервые из-за облаков и тумана на небосводе показалось солнце. После полудня судно оказалось в устье Крестовой губы, где долго пришлось лавировать против встречного ветра — стока, который на исходе сил все же пытался не пропустить «Солунского» к новому становищу. Наконец бросили якорь у новостройки — становище называлось Ольгинским, в честь великой княжны Ольги Николаевны. Пока выгружали привезенный лес, сверили хронометры. Русанов посетил свеженькую «с иголочки» метеостанцию. Однако отсутствие постоянного метеонаблюдателя вызвало у Русанова определенный скепсис в отношении ожидаемых результатов, в чем, забегая наперед, он оказался прав. К сожалению, в Ольгинском отсутствовал Н. В. Пинегин — в противном случае мы бы узнали, как прошла встреча двух выдающихся русских полярников и их впечатление друг от друга, тем более что в своих воспоминаниях они не уделили этому ни строчки. Зато о встрече с Седовым позже вспоминал Вылка: «О Георгии Яковливиче тоже знаю. Видел его с Русановым, пили чай и беседовали о своих поездках. Он предлагал мне ехать с ним в экспедицию. Владимир Русанов задел мою ногу ногой. Я разом понял он не желает с ним ехать.
Когда вышли с палатки Седова, Русанов сказал — тебе не следует с ним ехать, у него военная дисциплина, строгая. Мы всегда должны вместе работать»… (Арх. обл. архив. Фонд 5661. Оп. 2. Ед. хр. 79). Здесь же участники плавания узнали о гибели от цинги промышленников в заливе Мелкий (где в прошлом году побывали Крамер и Быков), нанятых на зимовку Масленниковым и не вынесших ее тягот. Арктика еще раз напомнила, что мелочей не прощает в большом и малом.
Под вечер 5 августа «Дмитрий Солунский» оставил Крестовую губу и сутки спустя оказался у полуострова Адмиралтейства — это был северный предел его прошлогоднего морского маршрута. По сравнению с прошлым годом полевые работы начались с опозданием на две недели — в свете предстоящего это не могло не вызывать тревоги и, видимо, сказалось на детальности выполнения официальной части программы. Отметим, что на западном побережье Новой Земли сам полуостров играет роль важной природной границы, в чем Русанов вскоре убедился весьма наглядно.
Первая же высадка для определения астропункта в открытом северным ветрам заливе оказалась неудачной. «По части определения астрономических пунктов, — сказано в отчете, — экспедиции очень не везло; лишь изредка, и то, когда она была в море, светило солнце, а большей частью ее преследовал туман вперемежку с дождем и снегом. Почти постоянно небо было затянуто или облаками, или туманом» (1945, с. 158). Увы, Русанов отметил только реальную картину, с которой любому участнику экспедиции приходилось сталкиваться вплотную. К счастью, в наше время спутник в сочетании с системой GPS избавил полевого исследователя от продолжительного ожидания «дневного светила» и связанных с этим громадных потерь времени. Однако не только облака затрудняли проведение наблюдений — новые участники жаловались, что просто передвигаться на местности им трудно из-за сильного и холодного ветра.
Покинув негостеприимный берег, направились в глубь Глазовой губы к одноименному леднику, подходы к которому были забиты айсбергами разных размеров и просто обломками льда, причем ледник «телился» практически непрерывно с грохотом и плеском. Смотреть на это иногда было страшновато, однако большое количество льда не давало разгуляться волне, хотя порой шлюпка испытывала неожиданные прыжки и броски среди плавающих льдин.
Жалобы Русанова на неудачи первых дней понятны любому опытному полевику. Как правило, любая экспедиция обычно начинается с привыкания к особенностям местности, когда человек на ходу, что называется, «втягивается» или обретает полевую форму — как правило, на это уходит несколько дней. Так было и на этот раз, а что касается ветра, тумана или льда — на Новой Земле по-другому не бывает, меняется только соотношение перечисленных компонентов ее природной среды. Сейчас мы знаем, что бурные проявления природных процессов в зоне так называемого Арктического фронта, где встречаются тепло Атлантики и холод Арктики, — нормальное явление, но во все времена люди от взаимодействия различных воздушных масс испытывали только дискомфорт, к которому не все могут приспособиться.