Русская Амазонка
Шрифт:
– Полегчало?
– Да, спасибо, – она трусиками утерла нос и удивленно на них уставилась, потом перевела взгляд на свои стройные ноги и расхохоталась.
– Ты, что? Крыша поехала?
– Почти.
– Объясни толком. То плачешь, то смеешься.
– Если тебе рассказать, ты точно посчитаешь меня дурой. Все гораздо проще, чем ты думаешь. – Я молчал, ожидая оправданий.
– Мне захотелось в туалет, я постеснялась и ничего лучше, чем сделать это в воде, не придумала. Результат на лицо: ты не только меня лицезреешь, но и концы чуть не отдала. Дура я и есть дура, – она
– Давай на будущее договоримся, что во всех сомнительных случаях мы будем советоваться, тогда избежим многих неприятностей. Идет?
– Идет.
– А теперь одевайся, русалка по имени Настя, – мои глаза лучились улыбкой.
– Сейчас это уже не имеет значения.
– В принципе, да. В мире все относительно. Ложись, спи, горе да беда.
– Лучше расскажи мне что-нибудь. С детства люблю слушать разные истории.
– А?! Радионяня начинает свой рассказ?
– Что ж так и будем все время спать?
– Силы надо беречь. Мы же не знаем, сколько нас будут искать.
– Вредный мужик. Не злись на меня, ладно? – она положила свою руку на мою и улыбнулась. На нее определенно нельзя было злиться. Девчонки есть девчонки. Поднял ее ладошку с музыкальными пальцами.
– Играешь?
– Во что?
– Не во что, а на чем?
– Да, на пианино и гитаре.
– Я тоже.
– Никогда бы не подумала, что при такой силище можно заниматься музыкой.
– Это хобби, так жить веселей.
– Ты, наверное, и стихи пишешь?
– Да, иногда.
– Почитай что-нибудь.
Я внимательнее посмотрел в ее глаза, что можно сейчас озвучить?
– Что?.. Может вот это:
Не знаю… Но каждому вставать и падать?
Не знаю… Но каждому смеяться и плакать?
Не знаю… Но каждому грозит гроза.
Но есть на свете твои глаза.
– Нет не то. Это в другой раз оно очень длинное, лучше …
Глаза! Боже мой! Какие глаза!
Карий кружок, а вокруг бирюза.
Я боюсь обмануться, но их глубина,
Так зовет вдруг и манит, не вижу я дна.
Бархат ресниц несмело дрожит,
Тени печаль под ними лежит.
Тихонько губами я к ним прикоснусь,
И тут замираю, а вдруг обожгусь?
Об эти черные два уголька.
Искры блеснули в их уголках,
Это же смех, а может и страх,
А может и тайны неведомой флаг.
Ох, и глаза! Ну, и глаза!
Сколько же раз вы сводили с ума?
– Классно, жаль, что не про меня, очень похоже.
– Когда-нибудь я и тебе напишу, просто стихи это состояние души, а сейчас настроение не то, извини.
– А, что? Я ничего. – Она пожала плечами. – Иногда я людям завидую, как это у них ловко получается слова складывать.
– До революции этому специально учили, на меня бывает, находит, и я не могу от рифм отделаться и говорю все время стихами.
– Везет. Почитай еще.
– Давай в другой раз, для стихов надо, чтобы душа пела, а она сейчас замирает.
– Ну ладно. Может, перекусим? – Настя смотрела на меня такими жалобными глазами, что отказать, не повернулся язык.
Мы немного поели и растянулись на полу. Я смотрел в потолок, страшно хотелось курить. Когда нас найдут, первое, что сделаю – закурю.
Настя
А с ним спокойно. Я и не думала, что он такой сильный, как пушинку выдернул меня из воды, а все-таки пятьдесят три килограмма. Поделом тебе, дуре, за все, сидела бы под крылом у мамочки и сопела в две дырки. Но ведь ты же сама все оборвала, добивалась, стремилась, отдавалась, только ради того, чтобы попасть на флот и ходить в загранку. Чего теперь обижаться. Тем более это положение не самое худшее. Можно было вообще утонуть. Кто-то точно утонул, а мне повезло. Он второй раз спасает, а мог и бросить или испугаться. Если станет приставать, сопротивляться не буду. Хм? А почему именно «приставать»? Может он ухаживать начнет. Многие ли за тобой ухаживали и ласкали по-настоящему? Ведь им всем одно нужно – добраться до твоего тела, получить свое и гуляй милая. Твари. Нет, конечно, это приятно, но не то. А ты, естественно, принца ждешь в свои двадцать два? У других уже семьи, дети. Авось, я не уродина какая-нибудь, от мужиков отбоя нет. Но что я, в конце концов, разнюнилась: хочется любви, любви. Да, я как все хочу настоящей и на всю жизнь. Банально.
– Ты чего улыбаешься?
– Да, так, размечталась.
– А? Мечты, мечты! Где ваша сладость, ушли мечты, осталась гадость.
– Это точно.
– И о чем же, если не секрет, мечтается?
– Просто в себе копаюсь.
– Иногда это полезно. У меня это тоже было.
– Давно?
– Года четыре назад.
– А тебе сколько?
– Двадцать шесть. Много?
– В самый раз.
– Для кого? – от этого вопроса почувствовала, что покраснела.
– Вообще.
– Ладно, ты, как хочешь, а я пошел купаться, меня это пекло скоро расплавит.
– Ты, что с ума сошел?
– Нет.
– А акула?
– Они крайне редко нападают на человека, и ведь ты покараулишь на плоту?
– Но из меня спасатель плохой.
– В любом случае, я иду.
– В туалет? – съехидничала я.
– Нет, ошибаешься, если такая нужда возникнет, то я стесняться не буду, такова наша природа и от этого нам не уйти, в этом нет ничего зазорного, пойми.
– Пожалуй ты прав.
– А ты будешь плавать?
– Нет, ты на меня побрызгаешь.
– Как скажешь, – он стащил с себя джинсы, кроссовки и носки, откинул полог и прыгнул.
Сергей
Вода доставила настоящее наслаждение. Не могу сказать, что не боялся акул, но надо было вывести Настю из остаточного испуга. Нанырявшись, подплыл к надувному борту. Она сидела и смотрела все еще широко открытыми глазами, в которых мелькали искорки страха. Обдал ее водой. Она ойкнула, потом взялась за пуговицы на рубашке и стала расстегивать.