Русская фантастика 2009
Шрифт:
— А как же ритуальные убийства по ночам?
— А разрытые могилы?
— А отрезанные собачьи головы и задние лапы на наших улицах? У имлинов полиция ни одной головы не нашла, только у нас.
— А кто первым вам сказал об использовании имлинами древнего культа? — спросил Олланд.
— Да что мы, первый день на свете живем? — почти хором ответили ашаты.
— Неужели вы не видите, что кто-то вас провоцирует? Не исключено, что авария на очистных сооружениях кем-то спланирована. Но почему вы думаете, что во всем и всегда виноваты имлины? Неужели вы не устали от
— А что ты про перегрызенные глотки скажешь? Среди убитых только ашаты. Ни одного имлина!
Олланд не выдержал и крикнул:
— Так вы же сами не даете разобраться! Полиция с ног сбилась, убийц ищет, а вы вместо того, чтобы помочь, как заклинание бубните об имлинских оборотнях! Кого ни спроси, кто был рядом с местом преступления: ашат ответит, что видел имлина, имлин — что ашата. Может, пора остановиться? Иначе эта музыка будет вечной…
По дороге в мэрию Олланд думал, что до мира в Пешковеце еще очень далеко. Люди слишком охотно верят, что вчерашний сосед сегодня стал врагом, и очень долго привыкают к тому, что вчерашний враг снова стал обычным соседом. Особенно когда еще свежи воспоминания о реках крови, а на кладбищах много свежих могил.
За окном среди уцелевших домов, словно вклейки черно-белых кадров в цветную кинопленку, мелькали закопченные пожарами остовы разрушенных строений. Возле тротуаров вперемешку стояли сгоревшие и уцелевшие легковые автомобили. Прохожие буднично спешили по своим делам, торговцы фруктами безрезультатно зазывали покупателей подойти к их лоткам, в газетном киоске скучала пожилая дама, где-то взвыла автосигнализация. Город жил странной жизнью, в которой уже давно не обращали внимание на выстрелы в соседнем квартале.
Лобовое стекло микроавтобуса вздрогнуло, и напротив водителя появилось маленькое отверстие с оплавленными краями. Тот откинулся на спинку сиденья и обмяк. Левая рука осталась на рулевом колесе, правая повисла. Ефремов, как всегда сидевший на переднем сиденье, успел перехватить руль и выключить зажигание. Микроавтобус вильнул, скрипнул шинами и уткнулся в потрепанную временем театральную тумбу. Прохожие отхлынули от микроавтобуса, в возникшей на мгновение тишине одиноко вскрикнула женщина. И тут же любопытствующие остановились, вытянули шеи в желании поглазеть.
— На пол! — скомандовал майор и, нажав кнопку на радиостанции, дал сигнал на пульт дежурного по комиссариату.
Олланд растерялся, не понимая, что происходит. Он не видел, что шофер убит, но десантники заставили наблюдателя влипнуть в пол, сняли с предохранителей протонные ружья и приготовились к бою. Микроавтобус плохо подходил на роль крепости, нужно было выбираться на улицу. Скорее всего,
Ефремов увеличил чувствительность сканера до предела. Сканер молчал.
Из-за угла трехэтажного кирпичного дома осторожно выглянул человек с иглолучевым пистолетом в вытянутой руке. От него, низко пригибаясь, в разные стороны разбегались прохожие. Ефремов заметил противника, тут же нырнул через спинку сиденья, и, прежде чем он успел упасть рядом с Олландом, лобовое стекло не выдержало и осыпалось. Пассажирское сиденье задымилось десятком прожженных отверстий. Все, кто еще секунду назад глазел на автоаварию, втянув головы в плечи, бросились с улицы, словно тараканы от включенного света.
Суворин вскинул скорострельное протонное ружье и всадил в угол дома длинную очередь. Кирпич брызнул мелкой красной крошкой, нападавшего окутало розово-дымное облако, он спрятался за домом.
«Метров сорок будет, — прикинул расстояние до стрелка майор. — Водителя снял с первого выстрела. Бьет наверняка, держится уверенно, ответного огня не боится, но и не подставляется».
Улица опустела, словно на ней никого и не было. Времени на принятие решения не осталось. Справа от микроавтобуса арка двора, его как будто специально остановили возле нее. Через дорогу сапожная мастерская.
— Выходим, — объявил Ефремов. — Через дорогу мастерская. Бойко, Серегин — тыл и фланги, Суворин, я — фронт, Лукин, ведешь Олланда. Пошли!
Задние двери микроавтобуса распахнулись. Первыми выпрыгнули Ефремов с Сувориным и тут же открыли беглый огонь по вновь появившемуся стрелку. Бойко и Серегин, рыская стволами по окнам и пустой улице, прикрывали тыл и фланги, Лукин, заставляя Олланда пригнуться как можно ниже, подталкивал его к сапожной мастерской.
Майор услышал за спиной вой полицейских сирен, скрип резины по асфальту, и через секунду на улицу въехали две полицейские машины. Дверь сапожной мастерской оказалась закрытой, Лукин ногой вышиб засов, вошел первым. Ефремов на секунду обернулся:
— За дверь!
Суворин втолкнул в мастерскую Олланда. Следом за ним ворвались Бойко и Серегин.
Из-за угла дома выскочил стрелок и с той же, что и прежде, невероятной скорострельностью четыре раза выстрелил в майора. Ефремов упал на левый бок, перекатившись, встал на одно колено и нажал на спуск. Он готов был поклясться, что поток протонных пучков из его ружья по крайней мере задел стрелка, если не сказать изрешетил. Но стрелок, словно лодка, скользящая по зеркалу пруда, пересек улицу и скрылся в переулке.
Ефремов обернулся. За спиной, одна за другой, тихо урча двигателями, стояли две полицейские машины. Из мастерской, низко пригнувшись, показались Бойко и Суворин, на все уже было кончено. Ефремов поднялся на ноги, все еще готовый к схватке, двинулся к месту, откуда по ним вели огонь. Следом за ним, держа правый фланг, шел. Суворин. Лукин остался с Олландом в мастерской, Бойко двинулся к полицейским машинам, Серегин продолжал стоять у двери мастерской.
В двух патрульных машинах сидели четыре трупа.