Русская фантастика 2013_[сборник]
Шрифт:
Система обзора начинает барахлить. Поле зрения застилают размытые бурые полосы. Желтые пятна амеб прыгают, размазываются. Я уже не могу уследить за ними. Возникает боль. В пространстве носятся бесформенные багровые пятна. Они растут, сливаются… И вот уже нет просвета! Багровая пелена чернеет. Мрак! Боль становится нестерпимой. Неужели это еще не конец? Глеб! Где ты? Я… успел?»
На шлюпку никто не нападал. Обнаружили защиту? Вполне возможно. Но Глеб Ладейников смутно чувствовал, что дело в чем-то другом. В чем же? Это он надеялся выяснить там,
Шлюпка вынырнула из облачной перины. Город, пока еще крохотный, утыканный иголками игрушечных шпилей, приближался. Генераторы поля, как и положено, работали на пределе. Убедившись, что здесь полный порядок, Глеб начал подыскивать место для посадки. Но это было уже ни к чему.
Словно вырвавшись из невидимых земных пор, наравне с самыми высокими шпилями, взвились и затрепетали голубые языки пламени. В самом центре города распустился огромный ослепительно-яркий цветок. Его лепестки, стремительно разрастаясь, лизали подножия зданий, и величественные «храмы» один за другим начинали корчиться в огненных объятиях. Затем в воздухе прокатился грохот взрыва, и шлюпку довольно ощутимо тряхнуло.
Беснующееся озеро огня пожирало последние островки сооружений. Глеб смотрел на него и ощущал в душе мертвящую пустоту. Пустоту, которая наступает от сознания большой, невосполнимой потери. Сгорбившись в кресле, словно застеснявшись вдруг своего роста, он включил связь.
— Капитан, — произнес Глеб неожиданно хриплым, не своим голосом. — Капитан, вы видели?..
Переговорное устройство молчало.
На догорающий город налетел ветер, поднял с обезображенных площадей тучи теплого пепла и помчал их вдаль, к океану.
Марина Дробкова
ВКУС ГАМБУРГСКИХ ВАФЕЛЬ
Я сижу на удобном мягком стуле, обхватив руками огромный живот. Мир съежился до размеров одного тела — моего. Это странно, но я начинаю привыкать. Наверное, любая мать поняла бы меня — то, что я собираюсь сделать.
Сгорбленный очкастый куратор напротив испуганно таращится в монитор. Это добрый старичок, видно по глазам. Он должен помочь!
— Вы просите отодвинуть родоразрешение на двое суток, но почему?
Голос его очень тихий, речь торопливая, с простым ритмическим рисунком. На лбу выступил капельками пот — ему жарко, ему неудобно, ему хочется поскорее отпустить меня и заняться другой пациенткой. Но я не тороплюсь
— Вы же, как написано, работали в нашем иммуноцентре, — почти умоляюще произносит он. — Значит, не можете не знать, что промедление часто приводит к гипоксии…
В центре я работала всего лишь оператором уборочных машин — да, был в моей жизни тяжелый период, — но увидеть успела очень много.
— Мне известно о гипоксии. Но я очень прошу вас. Мне нужно… Я не успею подготовиться, — приходит в голову подходящая фраза. — Ремонт детской комнаты еще не закончен, только на два дня, всего лишь до семнадцатого!
Эти два дня, впрочем, я буду заниматься
Когда я волнуюсь, сердце сбивается с ровного шага и начинает выписывать па — похоже, прямо у меня в ушах. Я не профессионал и не знаю, почему так происходит. Но уверена, что такого не должно быть. Очкастый акушер, как я иногда по старинке думаю про него, смотрит уже с жалостью.
— Хорошо, фройляйн, уговорили. Но под вашу ответственность!
— Разумеется. Разумеется, под мою. Спасибо вам, большое спасибо!
Я кинулась бы целовать его, если бы не препятствие в виде монитора. Поэтому просто еще раз благодарю и выхожу из кабинета, едва не танцуя.
Каждый месяц семнадцатого числа знаменитый физик Гюнтер Раух отправляется на Землю проводить совместные опыты с Германской Академией наук. Я буду рожать семнадцатого.
Из виртуального наркоза я вышла сама, рывком.
Что-то изменилось.
Потолок и стены палаты сохраняли нежный бежевый цвет, в воздухе витал едва ощутимый запах розмарина. С улицы… да нет, конечно, из скрытых в панелях динамиков доносилось щебетание дрозда. Мне даже холодно не было, как я боялась вначале. И во рту все тот же вкус вафель — хрустящих, не слишком приторных, только что вынутых из духовки и слегка остуженных, но все еще теплых. Вкус называется «Гамбург».
Пытаюсь пошевелиться. Руки уже не пристегнуты, никаких иголок и трубок в теле не чувствуется. Лежать удобно. Усталость… незначительная, скорее приятная истома. И самое удивительное — хочется жить, хотя куратор предупреждал: возможна послеродовая депрессия и суицидальные желания.
Вдруг дверь, ранее мной не замеченная, открылась, в проеме возникла парамедик в светло-зеленой пижаме. Меня удивило ее внезапное появление: я не слышала шагов, не уловила даже малейшей вибрации пола. Я с ужасом смотрела на приближающуюся фигуру, которая человеческим голосом произнесла:
— Как себя чувствует фрау?
И тут я поняла две вещи.
Я теперь «фрау» — значит, дети уже родились.
И еще: с их появлением я утратила одно из шести чувств, как и предупреждали в школе будущих мамаш. Парамедик в зеленом не случайно возникла передо мной словно из ниоткуда, как привидение, а я не ощутила ни малейших признаков приближения.
Я непроизвольно зажмурилась, и стон вырвался навстречу жестокой действительности.
Из-за родов я лишилась чувства ритма.
— Фрау должна подписать согласие на вакцинацию.
Парамедик подошла ко мне с планшетом. То ли она в самом деле двигалась очень медленно, то ли так воспринимали мои едва отошедшие от наркоза рецепторы. Я подняла правую руку. «Подписать» — термин из прошлого, еще с Земли. На самом деле я просто коснулась большим пальцем экрана. Стоимость вакцины равняется двум моим годовым зарплатам, но здесь ее вводят бесплатно.