Русская фантастика 2014
Шрифт:
— Твоя задача заставить всех быстро надеть браслеты, — продолжала я инструктировать Настю. — На это у тебя будет несколько секунд. По-еле чего нас выдернет обратно. Ах, да. Собак надо будет взять на руки. Ясно?
Анастасия прерывисто вздохнула и кивнула.
Та же темпоральная комната, что и год назад. Автомат, ведущий отсчет:
— Десять… Девять… Восемь…
Все почти как в первый раз. Только сейчас я изначально знаю, что иду на преступление, в основе которого всего лишь личные желания. Но, видит бог, не я одна такая! Весь мир и история в нем строится на личных желаниях. Большевики
Серого я спасу во что бы то ни стало. А вот по поводу второго желания… Я, конечно, не знаю, выполнимо ли оно в целом и общем, но, по крайней мере, тщательно выстроенная Михеевым схема рассыплется. Ведь в нашем времени появится не только беззащитная Анастасия, но и ее родители, а также брат и старшие сестры, имеющие большие права на престол. А раз так, то Председателю Монархического союза придется ориентироваться не только на собственные нужды, но и на мнение новых игроков.
— Два… Три… Один. Пуск! — скомандовал автомат, и мы шагнули в прошлое.
Я верю, у нас с Настей все получится. Ведь если чего-то очень хочешь, то обязательно этого добьешься. Вопрос лишь в том, насколько сильно твое желание.
Наталья Трубчанинова
РОЗОВЫЙ И ПУШИСТЫЙ
«Я не куст! Не куст!»
Из окна дома снова доносились крики. Последнее время они всё чаще выясняли отношения и всё чаще говорили о нём:
— Я хочу знать, что ты с ним сделала! Хочу знать, кто он! Это чудовище в нашем саду…
— Он всего лишь розовый куст!
«Я не куст! Не куст!»
Крики становились всё громче:
— Кусты не нападают на детей!
— Уверена, это вышло случайно! Миша просто поранился.
— Ты видела его шипы?! Это тоже случайно?! Он отрастил их себе длиной с палец.
— О чём ты говоришь?! Он растение. Он не мог по своей воле отрастить!
«Я могу! Многое могу! Я не растение!»
Когда-то они были вдвоём: девчонка лет двадцати и ещё совсем юный «розовый друг». На мгновение его лепестки снова почувствовали её прикосновение (кажется, люди называют это воспоминанием). Совсем рядом звучал знакомый голос: «Расти, мой розовый друг. Расти большим и сильным. Мы всегда будем вместе. Только ты и я. Понимаешь!?»
— Просто признай. Признай, что это твоих рук дело. Это генетика, так? Волновая?
Ракель без сил рухнула в кресло. Похоже, скрывать больше не удастся. Она боялась, что, узнав правду, муж просто выкорчует близкое ей создание:
— Да. Ты прав.
— На чьё ДНК были настроены волны?
Она в нерешительности молчала.
— Ну же! На чьё?! Я хочу знать!
— ДНК… человека.
— Что?! — Теперь уже Андрей рухнул в соседнее кресло, не веря в происходящее. — Ты в своём уме?!
— У меня не было друзей. Я любила цветы… — оправдание вышло несуразным, и Ракель зарыдала.
«Я тоже люблю тебя! Я люблю! Но ты предала! Теперь ты узнаешь, что я не куст. Это должен был быть наш малыш…»
В сознании Андрея фрагменты мозаики стремительно выстраивались в одну общую картину. Да, он и прежде замечал, что куст недолюбливает его. Это розовое чудовище начинало смердеть помойкой при каждом появлении Андрея в саду. Ракель же беспрестанно дивилась его чудесному аромату. Видимо, аромат был не для всех… К тому же куст всегда увядал, если Ракель надолго уезжала к родственникам. Надо было что-то делать… Куст и раньше казался Андрею жутким. Он не станет терпеть этого урода в собственном доме. Андрей заметался в поисках топора, пилы, садовых ножниц — да чего угодно…
«Вот так. Молодец. Идём сюда. — Невообразимый аромат звал к себе, манил, проникал всё глубже в мозг, застилая сознание. — Идём. Ещё чуть-чуть. Топ-топ».
Ракель пыталась остановить мужа. Хватала за руки, за ноги, рыдала, уговаривала:
— Этот куст нравится Мишеньке. Оставь его. Он нравится Мише.
Андрей замер с топором в руках: а где сейчас Миша? Их двухлетний сын был в кресле с перебинтованной ногой. Поцарапался о шипы, но кресло было свободным, когда он сам сел в него.
— Миша… Миша…
«Я не куст. Не куст. Я вырос большим и сильным. Теперь они увидят… Пусть срубят, пусть убьют, но будут знать, кто я…»
Андрей в панике вбежал в сад. Топор выскользнул из его рук. Рядом послышался крик жены. Куст крепко сжимал маленькое тельце. Шипы, как клыки вампира, впивались куда-то глубоко в шею ребёнка.
«Кажется, хватит. Он больше не живой. — Ветки плавно ослабили хватку. Кровь захлестнула лежащее на земле тело. — Я не куст. Не куст».
К. А. Терина
ОЛОВЯННЫЙ ЛЁТЧИК
В приглашении было написано, что охота на голема состоится в пятницу. За семь лет существования Машины Ной ни разу не участвовал в охоте, но приглашения получал исправно — в канцелярии братства помнили каждого. Обычно Ной с лёгким раздражением выбрасывал эти серые бумажки и тотчас забывал о них. Но теперь был особый случай, о чём секретарь сообщил отдельной дважды подчёркнутой строчкой. Этот голем — последний. Сам Председатель — фратер Яков — обещал быть.
Беспокойство пришло в понедельник утром. Вот как это бывает: ты принимаешь душ, или чистишь зубы, иди уже завариваешь кофе. Шальная, непрошеная мысль зигзагом прорезает сонное твоё сознание, от одного полюса к другому, и ты замираешь, будто ужаленный. Роняешь мочалку, недоумённо смотришь на зубную щётку, льёшь молоко мимо чашки прямо на кота.
В этот самый момент из-за одной глупой мысли ты становишься другим. Ты ещё не осознаёшь, но обратной дороги нет.
Ной смотрел, как кот, строя обиженную морду, но на самом деле довольный, вылизывает мокро-молочный хвост. Ной не видел кота, не видел кухню. В черноте, где-то внутри головы, между глазами и затылком, между правым ухом и левым — в том самом месте, где слышим мы обычно внутренний голос и видим картинки из прошлого, — билась, пойманная за хвост, а скорее — поймавшая самого Ноя, скользкая и противная шальная мысль.