Русская мера: vers libre

Лукин Евгений Юрьевич

2. Как мы отдыхали

Мы сидели в трактире И смотрели в заляпанное оконце, Где скучивались грозовые облака. За столом сидел крестьянин И без конца бахвалился собой, Своим домом и своей женой. Его жена пряла белый лен, Качая зыбку с ребенком. А он был доволен тем, что Вовремя собрал в поле урожай Накануне грядущей зимы. У него была взрослая дочь, Что приглянулась одному молодцу — После Рождества намечалась свадьба. Рядом сидел другой крестьянин — Его желания оказались скромнее. Он мечтал о том, чтобы Ивовые прутья были дешевыми, А плетеные корзины – дорогими, Чтобы розы в его палисаднике Цвели чудесным цветом, Чтобы заготовленных дров Хватило на всю зиму. Особенно он радовался тому, Что в его доме раздавался смех Шестерых ребятишек. Тут

отец надел на Тивадара Потертую конскую упряжь, Мать прижала к груди брата И села на солому в повозке. Я пошел рядом с телегой, Считая деревья вдоль дороги. Одно дерево стояло на краю канавы, Заполненной дождевой водой. Дождь вымыл почву под ним, Его корни оголились, И на них бессильно повисли Красные и желтые листья. Я подумал о крестьянах, О разных домах и судьбах, И обернулся взглянуть на трактир: В оконцах светился вечер, И синий дым струился из трубы. Внезапно упали первые капли, Начиналась страшная гроза — Мне кажется, я заплакал.

3. Как убили Немца

Немец любил мою сестру. Она носила красные платья И красные кораллы на плечах. На перепутье мы остановились, И Немец поссорился с моим отцом. Отец толкнул его в костер — Кипяток из опрокинутого котелка Ошпарил молодую кожу. В ярости Немец задушил старика И закопал под ясенем, А потом затянул песню На своей старой скрипке. Моя сестра сначала завыла, Затем исступленно захохотала, И поплелась к нашей телеге. Всю долгую-долгую ночь Мы молча пили темное пиво. А Немец не пил ничего — Только водил смычком по струнам. Его скрипка плакала и стонала, И билась в диких рыданьях. Как только взошло солнце Над каменистым взгорьем И осветило пшеничные поля, Раскинутые вдоль леса, Немец закрепил на Тивадаре Расхлябанное дышло, И мы поехали по дороге Прочь от могилы отца, Что освятили пивом. Телега Немца тащилась впереди, В ней царила странная тишина, Лишь иногда дребезжала скрипка, Висевшая на деревянном ободе Под полотном брезента. А когда наступил вечер, Мы обнаружили Немца мертвым. Его отравила моя сестра, И проклятую скрипку Она бросила сверху в яму, Где зарыла его тело.

2019

Пространство помешанной радости

Его отец был болгарским зодчим. Он строил дома и стихи – то на лоне сельской природы Причерноморья, то среди урбанистических пейзажей Германии. В конце концов женился на немке и подарил своему первенцу две родины, между которыми тот метался потом всю жизнь. Сын переходил границу дважды. Первый раз был схвачен и заключен за железную решетку. Второй раз обманул бдительное око пограничников и оказался в Мюнхене. Здесь миновал мощный бетонный забор, вошел в здание свободной радиостанции и, надев наушники, выдохнул:

– У микрофона Цветан Марангозов!

1. Муза

Когда прочитаны все газеты и телевизор мне швыряет последний теннисный мяч Когда утомится мое любопытство опускается занавес — тогда распахивается пространство для моей тихой помешанной радости Бьют безумные тимпаны и моя муза – голая старуха позабыв о преклонных годах начинает бесстыдно скакать Ее грудь – старое тесто замешанное руками поколений Складки живота — геология позабытых пряных ощущений На морщинистой коже ее задницы — шрамы от ногтей сладострастных херувимов Синие пиявки вздувшихся вен сползают с ее обвислых бедер Открытый рояль беззубого рта мне нашептывает вдохновенные некрологи об усохшей красоте О, эта роковая старуха — Пьянчужка моего союза! Как омерзительно и как очаровательно чудесное свечение ее уродства

2. Питомник

В чистой воде твоего доверия Оглядывал свою грязную душу Твои глаза – окна в прошлое — полны невинных ответов Давным-давно сжигали святых жертвуя во имя моего сомнения «Веришь ли ты в Бога?» – спросила ты меня и я ответил: «Нет, не верю»

3. Рикошет

Обхитрил чёрта но у меня выросли рога Натянул меж ними три струны И запел с воплями песнь самосохранения Обманул лжеца но у меня распух язык Сглотнул мысли три раза И запел сквозь зубы песнь самобичевания Застрелил убийцу но попали в сердце Связанные цепочкой три пули И запел безголосо песнь безразличия О Боже размножь грешников Дабы вина была распределена справедливо

4. Delete

После прогулки по городу нажал клавишу delete (стереть) отметил: на св. Неделе так праведен христианин посмотрел на него глазами убийцы – delete отметил: на углу Раковского\Гурко никто не заметил промелькнувшего там ангела – delete отметил: на Попа на красный свет семенил передовик испустилась из него душа – delete отметил: перед Народным театром нищенка сердито щипала своего ребенка – delete Кашель ему напомнил да дымящаяся перед ним сигарета

5. России

Имя града моего – Вавилон Из последних сил выправил мокрые карточки Неподвижные лифты Прислушиваются к шаркающим шагам Старика с четырнадцатого этажа Украденные лампочки сгущают мрак Каналы молчат – засорены Телефонные связи разрывают Случайные контакты Под кожаными пиджаками Тлеет радиоактивная радость На площади Славейков поют остриженные головы Монотонно повторяя Хорошенькие задницы наших девочек сидят на болгаро-английских словарях Дракула пьет чернила освобожденной буквы Ток гасит в компьютерах не запомнившиеся идеи (разве не знаем братишка как быстро забывается хорошее) Таксиметры исповедуют свои интимные противоречия Преграды лишились опоры — Самые высокие оказались не на высоте Зацементированная основа грядущего Не выдержала тяжести бабочки

2013

Вечерняя музыка

Его стихи напоминали причудливый танец влюбленных бабочек. Крылатые созвучия дрожали в воздухе, подобно нежным крылышкам, и красочные метафоры расцветали в небесах невиданной радугой. Такой музыкальный танец мог придумать только настоящий поэт, каковым и являлся лейтенант Королевского пехотного полка Эрнст Лотц. Он мечтал о морских странствиях и далеких странах, белых парусах и красавицах под пальмами. И случайно встретил на вечерней улице прекрасную девушку, ставшую его любимой, пока однажды утренняя труба не позвала его в далекий поход, откуда он не вернулся.

1. В Вогезском лесу

В Вогезском лесу звенел вечерний ветер. Я брел по летним улицам Страсбурга. Звуки лесной музыки струились над домами, Так что фронтоны и зубцы на крышах Ослепительно дрожали. А воздух над собором был пурпурным. Здесь, прилетев на крыльях заката, Затихала багряная песнь чудесного леса, Здесь, где музыка живет в камне. О, могучий лес из вековых деревьев, Зазубренные скалы, сумеречные деревни, Лежащие в волнах багрового тумана И благоуханий, которыми дышит вечер. Воздушная игра была исполнена такой нежности, Что я, насладившись увядающим звучанием Среди пестрого городского круговорота, Только и видел слегка покачивающиеся ели, Пылающие кусты да мерцающих светлячков, А чуть впереди – я шел следом – прекрасную девушку, Как будто отлитую из серебряной росы. А вдали светился мой дом, где мы отметили Праздник летней любви с красным вином И тихими звуками скрипки. Да, твои губы пахли еловой смолой И влажной травой, какую любят косули. Да, ты была такой сладкой и дурманящей, Как багряная песнь, что струилась над лесом И дрожала в моих жилах.

2. Парящий

Моя юность блуждает во мне, как сон. Лес орошен мерцаньем. Сад. Сияющее озеро. А вдали плывут облака – тихи и легки. Я зажигательно играю на старинных улицах, И в дымке глухих подвальных окон Корчится тупая боль, смеясь надо мной. Я взметаю в воздух тонкие руки И развеваю нежную завесу музыки, Сладостной и обворожительной. И вот ступаю я в вечерний сад. Влюбленные пары. Полумрак. Глубокий вздох. И бродит кровь от весенней истомы. Я подставляю ветру мягкие локоны, И благоухания спелых летних грез Рассыпаются под ногами серебром Бледное зябнет окно, приоткрытое на ветру. На дворе звучат хриплые причитания: В последний путь провожают мертвеца. Я затворяю очи. Я опускаю тяжелые веки. И вижу зеленые южные земли И дальние дали, свободные для мечты. Сверкающая кофейня полна звонких голосов И случайных разобщенных жестов. За пустыми столами сидят мои друзья. Они произносят самые высокие слова на свете. Каждый говорит сам за себя, и говорит, что это ясно. А после все поют печальным хором. Есть три слова, которые я никогда не пойму. Они возвышенны, полны порыва и тайны. Три загадочных слова: голод, любовь, смерть.