Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

Коллектив авторов

2

Тишина

С отцом родная сидела; Молчали она и он. И в окна ночь глядела… «Чу, — молвили оба, — звон…» И мать, наклонясь, мне шепнула: «Далече — звон… Не дыши!..» Душа к тишине прильнула, Душа потонула в тиши… И слышать я начал безмолвье (Мне было три весны), — И сердцу доносит безмолвье Заветных звонов сны.

3

Память

И видел, младенцем, я море (Я рос от морей вдали): Белели на тусклом море В мерцающей мгле корабли. И кто-то гладь голубую Показывал мне из окна; И вещей душой я тоскую По чарам живого сна… И

видел я робких оленей У черной воды ложбин. О, темный рост поколений! О, тайный сев судьбин!

4

Игры

Мой луг замыкали своды Истонченных мраморных дуг… Часы ль там играл я — иль годы — Средь бабочек, легких подруг? И там, под сенью узорной, Сидели отец и мать. Далось мне рукой проворной Крылатый луч поймать. И к ним я пришел, богатый, — Поведать новую быль… Серела в руке разжатой, Как в урне могильной, — пыль. Отец и мать глядели: Немой ли то был укор? Отец и мать глядели: Тускнел неподвижный взор… И старая скорбь мне снится, И хлынет в слезах из очей… А в темное сердце стучится Порханье живых лучей.

5

Сестра

И где те плиты порога? Из аметистных волн — Детей — нас выплыло много. Чернел колыбельный челн. Белела звезда отрады Над жемчугом утра вдали. Мы ждали у серой ограды… И все предо мной вошли. И я в притвор глубокий Ступил, — и вот — Сестра. Не знал я сестры светлоокой: Но то была — Сестра. И жалостно так возрыдала, И молвила мне: «Не забудь! Тебя я давно поджидала: Мой дар возьми в свой путь.» И нити клуб волокнистый — Воздушней, чем может спрясти Луна из мглы волнистой, — Дала и шепнула: «Прости! До тесной прости колыбели, До тесного в дугах двора, — Прости до заветной цели, Прости до всего, что — вчера…»

6

В облаках

Ночь пряжу прядет из волокон Пронизанной светом волны. И в кружево облачных окон Глядят голубые сны. И в трещинах куполов тлеет Зенит надлунных слав; И в тусклых колодцах белеет Глубоких морей расплав. В даль тихо плывущих чертогов Уводит светлая нить, — Та нить, что у тайных порогов Сестра мне дала хранить. Как звон струны заунывной, В затвор из затвора ведет, Мерцая, луч прерывный, — И пряха-Ночь прядет. И, рея в призраках зданий, Кочует душа, чутка К призывам сквозящих свиданий, За нитью живой мотка. Кочует средь кладбищ сонных И реет под сень и столпы, Где жатвы коленопреклонных, Где пляска свивает толпы, — На овчие паствы безбрежий, И в шаткий под инеем лес, Сплетеньем разостланных мрежей, По замкам глухим небес… И путь окрыленный долог; Но Тайной — мне ль изменить? Из полога в облачный полог Бежит, мелькая, нить… И вдруг, из глуби черной, Зигзаг ледяной возник: Увижу ль с кручи горной Разоблаченный лик? Сугробы последней поляны Алмазный застлали восклон… Сквозят и тают туманы, — И тает, сквозя, мой сон…

Из цикла «Руны прибоя»

Фейерверк

Константину Сомову [103]

Замер синий сад в испуге… Брызнув в небо, змеи-дуга Огневые колесят, Миг — и сумрак оросят: Полночь пламенные плуги Нивой звездной всколосят… Саламандры [104] ль чары деют? Сени ль искристые рдеют? В сенях райских гроздья зреют!.. Не Жар-Птицы ль перья реют, Опахалом алым веют, Ливнем радужным висят? Что же огненные лозы, Как плакучие березы, Как

семья надгробных ив, Косы длинные развив, Тая, тлеют, — сеют слезы, — И, как светляки в траве, Тонут в сонной синеве? Тускнут чары, тухнут грезы В похоронной синеве… И недвижные созвездья Знаком тайного возмездья Выступают в синеве.

103

Стихотворение посвящено Константину Андреевичу Сомову (1869–1939), художнику, одному из организаторов группы «Мир искусства», автору фронтисписа к сборнику «Cor ardens» (см. иллюстрации к тому).

104

Саламандры — духи огня (по средневековым поверьям).

Из цикла «Северное солнце»

Москва

А. М. Ремизову [105]

Влачась в лазури, облака Истомой влаги тяжелеют. Березы никлые белеют, И низом стелется река. И Город-марево, далече Дугой зеркальной обойден, — Как солнца зарных ста знамен — Ста жарких глав затеплил свечи. Зеленой тенью поздний свет, Текучим золотом играет; А Град горит и не сгорает, Червонный зыбля пересвет. И башен тесною толпою Маячит, как волшебный стан, Меж мглой померкнувших полян И далью тускло-голубою: Как бы, ключарь мирских чудес, Всей столпной крепостью заклятий Замкнув от супротивных ратей Он некий талисман небес.

105

Ремизов Алексей Михайлович (1877–1957) — писатель-символист.

Сфинксы над Невой

Волшба ли ночи белой приманила Вас маревом в полон полярных див, Два зверя-дива из стовратных Фив [106] ? Вас бледная ль Изида [107] полонила? Какая тайна вам окаменила Жестоких уст смеющийся извив? Полночных волн немеркнущий разлив Вам радостней ли звезд святого Нила? Так в час, когда томят нас две зари И шепчутся лучами, дея чары, И в небесах меняют янтари, — Как два серпа, подъемля две тиары, Друг другу в очи — девы иль цари — Глядите вы, улыбчивы и яры.

106

Фивы — греческое название города Уасет, столицы Древнего Египта (периода Нового Царства).

107

Изида (Исида) — древнеегипетская богиня плодородия, воды и ветра, олицетворение супружеской верности и материнства.

Канцона III

1

Я вопрошал полуденные волны: «К вам, волны, прихожу осиротелый: Как одиноким быть — и быть единым?» Ответствовали волны: «В полдень белый Мы осмоленные лелеем челны И прядаем, гоняясь за дельфином. Вернись, когда на побережье длинном Луч удлинит гребней зеленых тени И час пески опенит розой алой». Я на заре усталой Сошел на отмель и заслышал пени Стихии одичалой: Луна всходила, и волна вставала, По ласке лунной томно тосковала.

2

Мятежной влаги рос прилив, мужая, Под пристальным и нежным притяженьем; И в камни зыбь хлестала ценой белой, До глубины волнуема движеньем, Всем зеркальным простором отражая Богини нимб, средь неба онемелой, Сплав серебра в золе порозовелой, — Впивая полным лоном свет струистый, Струясь и рея струйностью двойною, — Вся жизнию родною, Вся плотию согретая пречистой, — Волшебной пеленою Покрытая, — но светлых чар не видя, В касаниях разлуку ненавидя.

3

Подлунные так в полночь пели волны Свою тоску душе осиротелой; Я ж в одиночестве прозрел слиянность Сил соприродных, и на лире смелой Отшедшей пел: «О ты, которой полны Все сны мои, — чья в сердце осиянность Мерцает мне сквозь тусклую туманность Мирской пустыни! Стала прозорлива Душа страданьем, и прикосновений Твоих, мой близкий гений, Познала трепет, и в огне прилива Незримою счастлива. Откройся ж мне, мои разверзни очи, Разоблачись светилом ясной ночи!»