Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

Коллектив авторов

ТРИЛИСТНИК КОШМАРНЫЙ

Кошмары

«Вы ждете? Вы в волненье? Это бред. Вы отворять ему идете? Нет! Поймите: к вам стучится сумасшедший, Бог знает где и с кем всю ночь проведший, Оборванный, и речь его дика, И камешков полна его рука; Того гляди — другую опростает, Вас листьями сухими закидает, Иль целовать задумает, и слез Останутся следы в смятенье кос, Коли от губ удастся скрыть лицо вам, Смущенным и мучительно пунцовым.

…………………………………..

Послушайте!.. Я только вас пугал: Тот далеко, он умер… Я солгал. И жалобы, и шепоты, и стуки — Все это «шелест крови» [128] , голос муки… Которую мы терпим, я ли, вы ли… Иль вихри в плен попалась и завыли? Да

нет же! Вы спокойны… Лишь у губ Змеится что-то бледное… Я глуп… Свиданье здесь назначено другому… Все понял я теперь: испуг, истому И влажный блеск таимых вами глаз».

128

«Шелест крови» — Цитата из XV главы повести И. С. Тургенева «После смерти (Клара Милич)»: герою повести чудится, что «кто-то шепчет ему на ухо… «Стук сердца, шелест крови», — подумал он».

Стучат? Идут? Она приподнялась. Гляжу — фитиль у фонаря спустила, Он розовый… Вот косы отпустила. Взвились и пали косы… Вот ко мне Идет… И мы в огне, в одном огне… Вот руки обвились и увлекают, А волосы и колют, и ласкают… Так вот он ум мужчины, тот гордец, Не стоящий ни трепетных сердец, Ни влажного и розового зноя!

……………………………………..

И вдруг я весь стал существо иное… Постель… Свеча горит. На грустный тон Лепечет дождь… Я спал и видел сон.

Киевские пещеры [129]

Тают зеленые свечи, Тускло мерцает кадило, Что-то по самые плечи В землю сейчас уходило, Чьи-то беззвучно уста Молят дыханья у плит, Кто-то, нагнувшись, «с креста» Желтой водой их поит… «Скоро ль?» — Терпение, скоро… Звоном наполнились уши, А чернота коридора Все безответней и глуше… Нет, не хочу, не хочу! Как? Ни людей, ни пути? Гасит дыханье свечу? Тише… Ты должен ползти…

129

Киевские пещеры. — В стихотворении описываются так называемые «дальние» пещеры Киево-Печерской лавры, очень низкие и узкие, с могилами и «мощами».

То и Это

Ночь не тает. Ночь как камень. Плача тает только лед, И струит по телу пламень Свой причудливый полет. Но лопочут, даром тая, Ледышки на голове: Не запомнить им, считая, Что подушек только две. И что надо лечь в угарный, В голубой туман костра, Если тошен луч фонарный На скользоте топора. Но отрадной до рассвета Сердце дремой залито, Все простит им… если это Только Это, а не То.

ТРИЛИСТНИК ВАГОННЫЙ

Тоска вокзала

О канун вечных будней, Скуки липкое жало… В пыльном зное полудней Гул и краска вокзала… Полумертвые мухи На забитом киоске, На пролитой известке Слепы, жадны и глухи. Флаг линяло-зеленый, Пара белые взрывы, И трубы отдаленной Без отзыва призывы. И эмблема разлуки В обманувшем свиданье — Кондуктор однорукий У часов в ожиданье… Есть ли что-нибудь нудней, Чем недвижная точка, Чем дрожанье полудней Над дремотой листочка… Что-нибудь, но не это… Подползай — ты обязан; Как ты жарок, измазан, Все равно — ты не это! Уничтожиться, канув В этот омут безликий, Прямо в одурь диванов, В полосатые тики!..

В вагоне

Довольно дел, довольно слов, Побудем молча, без улыбок, Снежит из низких облаков, А горний свет уныл и зыбок. В непостижимой им борьбе Мятутся черные ракиты. «До завтра, — говорю тебе, — Сегодня мы с тобою квиты». Хочу, не грезя, не моля, Пускай безмерно виноватый, Глядеть на белые поля Через стекло с налипшей ватой. А ты красуйся, ты — гори… Ты уверяй, что ты простила, Гори полоской той зари, Вокруг которой все застыло.

Зимний

поезд

Снегов немую черноту Прожгло два глаза из тумана, И дым остался на лету Горящим золотом фонтана. Я знаю — пышущий дракон, Весь занесен пушистым снегом, Сейчас порвет мятежным бегом Завороженной дали сон. А с ним, усталые рабы, Обречены холодной яме, Влачатся тяжкие гробы, Скрипя и лязгая цепями. Пока с разбитым фонарем, Наполовину притушенным, Среди кошмара дум и дрем Проходит Полночь по вагонам. Она — как призрачный монах, И чем ее дозоры глуше, Тем больше чада в черных снах, И затеканий, и удуший; Тем больше слов, как бы не слов, Тем отвратительней дыханье, И запрокинутых голов В подушках красных колыханье. Как вор, наметивший карман, Она тиха, пока мы живы, Лишь молча точит свой дурман Да тушит черные наплывы. А снизу стук, а сбоку гул, Да все бесцельней, безымянней… И мерзок тем, кто не заснул, Хаос полусуществований! Но тает ночь… И дряхл и сед, Еще вчера Закат осенний, Приподнимается Рассвет С одра его томившей Тени. Забывшим за ночь свой недуг В глаза опять глядит терзанье, И дребезжит сильнее стук, Дробя налеты обмерзанья. Пары желтеющей стеной Загородили красный пламень, И стойко должен зуб больной Перегрызать холодный камень.

ТРИЛИСТНИК ИЗ СТАРОЙ ТЕТРАДИ

Тоска маятника

Неразгаданным надрывом Подоспел сегодня срок: В стекла дождик бьет порывом, Ветер пробует крючок. Точно вымерло все в доме… Желт и черен мой огонь, Где-то тяжко по соломе Переступит, звякнув, конь. Тело скорбно и разбито, Но его волнует жуть, Что обиженно-сердито Кто-то мне не даст уснуть. И лежу я околдован, Разве тем и виноват, Что на белый циферблат Пышный розан намалеван. Да по стенке ночь и день, В душной клетке человечьей, Ходит-машет сумасшедший, Волоча немую тень. Ходит-ходит, вдруг отскочит, Зашипит — отмерил час, Зашипит и захохочет, Залопочет, горячась. И опять шагами мерить На стене дрожащий свет, Да стеречь, нельзя ль проверить, Спят ли люди или нет. Ходит-машет, а для такта И уравнивая шаг, С злобным рвеньем «так-то, так-то» Повторяет маниак… Все потухло. Больше в яме Не видать и не слыхать… Только кто же там махать Продолжает рукавами? Нет. Довольно… хоть едва, Хоть тоскливо даль белеет, И на пледе голова Не без сладости хмелеет.

Картинка

Мелко, мелко, как из сита, В тарантас дождит туман, Бледный день встает сердито, Не успев стряхнуть дурман. Пуст и ровен путь мой дальний… Лишь у черных деревень Бесконечный все печальней, Словно дождь, косой плетень. Чу… Проснулся грай вороний, В шалаше встает пастух, И сквозь тучи липких мух Тяжело ступают кони. Но узлы седых хвостов У буланой нашей тройки, Доски свежие мостов, Доски черные постройки, — Все поплыло в хлябь и смесь, Пересмякло, послипалось… Ночью мне совсем не спалось, Не попробовать ли здесь? Да, заснешь… чтоб быть без шапки. Вот дела… — Держи к одной! — Глядь — замотанная в тряпки Амазонка предо мной. Лет семи всего — ручонки Так и впилися в узду, Не дают плестись клячонке, А другая — в поводу. Жадным взглядом проводила, Обернувшись, экипаж И в тумане затрусила, Чтоб исчезнуть, как мираж. И щемящей укоризне Уступило забытье: «Это — праздник для нее. Это — утро, утро жизни».