Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

Коллектив авторов

<1914>

«Пашни буры, межи зелены…»

Пашни буры, межи зелены, Спит за елями закат, Камней мшистые расщелины Влагу вешнюю таят. Хороша лесная родина: Глушь да поймища кругом!.. Прослезилася смородина, Травный слушая псалом. И не чую больше тела я, Сердце — всхожее зерно… Прилетайте, птицы белые, Клюйте ярое пшено! Льются сумерки прозрачные, Кроют дали, изб коньки, И березки — свечи брачные Теплят листья-огоньки.

<1914>

«Изба-богатырица…»

Изба-богатырица, Кокошник вырезной, Оконце, как глазница, Подведено сурьмой. Кругом земля-землища Лежит, пьяна дождем, И бора-старичища Подоблачный

шелом. Из-под шелома строго Грозится туча-бровь… К заветному порогу Я припадаю вновь. Седых веков наследство, Поклон вам, труд и пот!.. Чу, песню малолетства Родимая поет: Спородила я сынка-богатыря Под потокою на сиверке, На холодном полузимнике, Чтобы дитятко по матери пошло, Не удушливато в летнее тепло, Под морозами не зябкое, На воде-луде не хлябкое! Уж я вырастила сокола-сынка За печным столбом на выводе, Чтоб не выглядел Старик-Журавик, Не ударил бы черемушкой, Не сдружил бы с горькой долюшкой!

<1914>

«Оттепель — баба хозяйка…»

Оттепель — баба хозяйка, Лог как белёная печь. Тучка — пшеничная сайка Хочет сытою истечь. Стряпке все мало раствора, Лапти в муке до обор. К посоху дедушки-бора Жмется малютка-сугор: «Дед, пробудися, я таю! Нет у шубейки полы». Дед же спросонок: «Знать к маю Смолью дохнули стволы». «Дедушка, скоро ль сутёмки Косу заре доплетут?.» Дед же: «Сыреют в котомке, Чай, и огниво и трут. Нет по проселку проходу, Всюду раствор да блины…» В вешнюю полую воду Думы, как зори, ясны. Ждешь, как вестей жаворонка, Ловишь лучи на бегу… Чу! Громыхает заслонка В теплом, разбухшем логу.

<1914–1915>

«Льнянокудрых тучен бег…»

Льнянокудрых тучен бег — Перед ведреным закатом. Детским телом пахнет снег, Затененный пнем горбатым. Луч — крестильный образок — На валежину повешен, И ребячий голосок За кустами безутешен. Под березой зыбки скрип, Ельник в маревных пеленках… Кто родился иль погиб В льнянокудрых сутемёнках? И кому, склонясь, козу Строит зорька-повитуха?.. «Поспрошай куму-лозу», — Шепчет пихта, как старуха. И лоза, рядясь в кудель, Тайну светлую открыла: «На заранке я Апрель В снежной лужице крестила».

<1916>

НИКОЛАЙ АСЕЕВ [349]

Москве

Константину Локс [350]

И ты передо мной взметнулась, твердыня дремная Кремля, — железным гулом содрогнулась твоя священная земля. «Москва!» — и голос замирает, и слова выспреннего нет, взор опаленный озирает следы величественных бед; ты видела, моя столица, у этих древних алтарей цариц заплаканные лица и лики темные царей; и я из дальнего изгнанья, где был и принят и любим, пришел склонить воспоминанья перед безмолвием твоим… А ты несешь, как и когда-то, над шумом суетных шагов соборов сумрачное злато и бармы тяжкие снегов. И вижу — путь мой не случаен, как грянет в ночь Иван: «Прийди!» [351] О мать! — дитя твоих окраин тоскует на твоей груди.

349

Асеев Николай Николаевич (1889–1963) родился в городе Льгове Курской губернии в семье страхового агента. Окончил Курское реальное училище в 1909 году. Учился в московском Коммерческом институте и в то же время слушал лекции на филологическом факультете университета. В 1914 году выпустил первый сборник стихов «Ночная флейта». Во время первой мировой войны был призван в армию. Избирался в Совет солдатских депутатов в 1917 году.

Дореволюционный Асеев обретал свой голос сквозь подражания символистам, увлечение В. Хлебниковым с его экспериментаторским отношением к слову, много черпает в древнерусской устной и письменной словесности. Огромное значение для Асеева имело его сближение с Маяковским.

Избранные стихотворения послеоктябрьского периода творчества Н. Асеева см. в томе БВЛ «Советская поэзия» (т. 1).

Стихотворения Н. Асеева печатаются по тексту издания: Николай Асеев. Стихотворения и поэмы. Л., «Советский писатель» («Библиотека поэта». Большая серия), 1967.

350

Локс Константин Григорьевич (1886–1956) литературовед, педагог, участник объединения «Лирика».

351

Как грянет в ночь Иван: «Прийди!» — Имеется в виду колокольня Ивана Великого в Кремле.

1911

Звенчаль [352]

Тулумбасы [353] , бей, бей, запороги, гей, гей! Запороги-вороги — головы

не дороги. Доломаны — быстрь, быстрь, похолоним Истрь [354] , Истрь! Харалужье паново переметим наново! Чубовье раскрутим, разовьем хоругвь путем, а тугую сутемь раньше света разметем! То ли не утеха ли, соловейко-солоду, то ли не порада ли, соловейко-солоду! По грудям их ехали — по живому золоту, ехали, не падали по глухому золоту! Соловее, вей, вей, запороги, гей, гей! Запороги-вороги — головы не дороги.

352

Звенчаль. — В сборнике Н. Асеева «Зор» (1914) было опубликовано под названием «Звенчаль конная, пенная немецкой стали!»

353

Тулумбас — старинный музыкальный инструмент, род литавр.

354

Истрь (Истр) — древнее название Дуная.

1914

Объявление [355]

Я запретил бы «Продажу овса и сена»… Ведь это пахнет убийством Отца и Сына? А если сердце к тревогам улиц пребудет глухо, руби мне, грохот, руби мне глупое, глухое ухо! Буквы сигают, как блохи, облепили беленькую страничку. Ум, имеющий привычку, притянул сухие крохи. Странноприимный дом для ветра, или гостиницы весны — вот что должно рассыпать щедро по рынкам выросшей страны.

355

Объявление. — Н. Асеев вспоминал в 1929 г.: «Помню, как шел однажды по улице и в глаза мне бросилась вывеска над сенной лавкой: «Продажа овса и сена». Близость звучания ее и похожесть на надоевший церковный возглас: «Во имя отца и сына» — создало в воображении пародийную строку из этих двух близко звучащих обиходных словесных групп…» (Н. Асеев. Работа над стихом. Л., 1929, с. 54).

1915

Венгерская песнь [356]

Простоволосые ивы бросили руки в ручьи. Чайки кричали: «Чьи вы?» Мы отвечали: «Ничьи!» Бьются Перун и Один, в прасини захрипев. Мы ж не имеем родин чайкам сложить припев. Так развевайся над прочими, ветер, суровый утонченник, ты, разрывающий клочьями сотни любовей оконченных. Но не умрут глаза — мир ими видели дважды мы, — крикнуть сумеют «назад!» смерти приспешнику каждому. Там, где увяли ивы, где остывают ручьи, чаек, кричащих «чьи вы?», мы обратим в ничьих.

356

Венгерская песнь. — Н. Асеев писал об этом стихотворение: «В 1914 году, вскоре после объявления войны под влиянием или вернее наперекор влиянию всеобщего шовинистического настроения, я попытался ответить на него следующим стихотворением: «Простоволосые ивы…» Стихи были лиричны и окрашены отчасти любовной темой; поэтому их установка была недостаточно ясна, но написаны они были искренно; упор их был против квасного патриотизма и солдатчины» (Там же, с. 55).

1916

Предчувствия

1

Деревня — спящий в клетке зверь, во тьме дрожит, и снится кнут ей, но вспыхнет выстрел, хлопнет дверь, и — дрогнут сломанные прутья… То было раз — и той поры зажженных жил так ярок запах! То не ножи и топоры, то когти на сведенных лапах. И только крик — и столько рук подымутся из древней дали, и будет бить багор и крюк, сбивая марево медалей. И я по лицам узнаю и по рубашкам кумачовым — судьбу грядущую свою, протоптанную Пугачевым. И на запекшейся губе, и пыльной, как полынь, и горькой, усмешку чую я себе, грозящую кровавой зорькой. Деревня — опаленный зверь, во тьме дрожит, и снится кнут ей, но грянет выстрел, хлопнет дверь, и — когти брошены на прутья.

2

Какой многолетний пожар мы: сведенные мужеством брови, и — стены тюрьмы и казармы затлели от вспыхнувшей крови. И кровь эта смелых и робких! И кровь эта сильных и слабых! О, жизнь на подрезанных пробках, в безумия скорченных лапах! И кровь эта мечется всюду, и морем ее не отмоют, и кровь эта ищет Иуду, идущего с серебром тьмою. И вы, говорившие: «Пуль им!» — и вы, повторявшие: «Режь их!» — дрожите, прильнувши к стульям, увидев поход этих пеших. Кто жаждет напиться из лужиц, тот встретит преграду потока, — сумейте же будущий ужас познать во мгновение она! Ведь если пощады в словах нет, ведь если не выплыть из тины, — припомните: ржавчиной пахнет затупленный нож гильотины.