Русская поэзия XIX века, том 1

Коллектив авторов

‹1824›

‹ПОСВЯЩЕНЬЕ А. А. БЕСТУЖЕВУ ИЗ ПОЭМЫ «ВОЙНАРОВСКИЙ»›

Как странник грустный, одинокий, В степях Аравии пустой, Из края в край с тоской глубокой Бродил я в мире сиротой. Уж к людям холод ненавистной Приметно в душу проникал, И я в безумии дерзал Не верить дружбе бескорыстной. Внезапно ты явился мне. Повязка с глаз моих упала; Я разуверился вполне, И вновь в небесной вышине Звезда надежды засияла. Прими ж плоды трудов моих, Плоды беспечного досуга; Я знаю, друг, ты примешь их Со всей заботливостью друга. Как Аполлонов строгий сын, Ты не увидишь в них искусства: Зато найдешь живые чувства; Я не Поэт, а Гражданин.

‹1824›

* * *

Заплатимте тому презрением холодным, Кто хладен может быть к страданиям народным, Старайтесь разгадать цель жизни человека, Постичь дух времени и назначенье века.

‹1824 или 1825›

К N N

Ты посетить, мой друг, желала Уединенный угол мой, Когда душа изнемогала В борьбе с болезнью роковой. Твой

милый взор, твой взор волшебный Хотел страдальца оживить, Хотела ты покой целебный В взволнованную душу влить. Твое отрадное участье, Твое вниманье, милый друг, Мне снова возвращают счастье И исцеляют мой недуг. Я не хочу любви твоей, Я не могу ее присвоить; Я отвечать не в силах ей, Моя душа твоей не стоит. Полна душа твоя всегда Одних прекрасных ощущений, Ты бурных чувств моих чужда, Чужда моих суровых мнений. Прощаешь ты врагам своим - Я незнаком с сим чувством нежным И оскорбителям моим Плачу отмщеньем неизбежным. Лишь временно кажусь я слаб, Движеньями души владею; Не христианин и не раб, Прощать обид я не умею, Мне не любовь твоя нужна, Занятья ждут меня иные: Отрадна мне одна война, Одни тревоги боевые. Любовь никак нейдет на ум, Увы! моя отчизна страждет, Душа в волненье тяжких дум Теперь одной свободы жаждет.

‹1824 или 1825›

БЕСТУЖЕВУ

Хоть Пушкин суд мне строгий произнес И слабый дар, как недруг тайный, взвесил; Но от того, Бестужев, еще нос Я недругам в угоду не повесил. Моя душа до гроба сохранит Высоких дум кипящую отвагу; Мой друг! Недаром в юноше горит Любовь к общественному благу! В чью грудь порой теснится целый свет, Кого с земли восторг души уносит, Назло врагам тот завсегда поэт, Тот славы требует – не просит. Так и ко мне, храня со мной союз, С улыбкою и с ласковым приветом, Слетит порой толпа вертлявых муз, И я вдруг делаюсь поэтом.

₁₈₂₅

СМЕРТЬ ЕРМАКА

П. А. Муханову

Под словом «Сибирь» разумеется ныне неизмеримое пространство от хребта Уральского до берегов Восточного океана. Некогда Сибирским царством называлось небольшое татарское владение, коего столица, Искер, находилась на реке Иртыше, впадающей в Обь. В половине XVI века сие царство зависело от России. В 1569 году царь Кучум был принят под руку Иоанна Грозного и обязался платить дань. Между тем сибирские татары и подвластные им остяки и вогуличи вторгались иногда в пермские области. Это заставило российское правительство обратить внимание на обеспечение сих украйн укрепленными местами и умножением в них народонаселения. Богатые в то время купцы Строгоновы получили во владение обширные пустыни на пределах Пермии: им дано было право заселить их и обработать. Сзывая вольницу, сии деятельные помещики обратились к казакам, кои, не признавая над собою никакой верховной власти, грабили на Волге промышленников и купеческие караваны. Летом 1579 года 540 сих удальцов пришли на берега Камы; предводителей у них было пятеро, главный назывался Ермак Тимофеев. Строгоновы присоединили к ним 300 человек разных висельников, снабдили их порохом, свинцом и другими припасами и отправили за Уральские горы (в 1581 г.). В течение следующего года казаки разбили татар во многих сражениях, взяли Искер, пленили Кучумова племянника, царевича Мамет-кула, и около трех лет господствовали в Сибири.

Между тем число их мало-помалу уменьшалось: много погибло от оплошности. Сверженный Кучум бежал в киргизские степи и замышлял способы истребить казаков. В одну темную ночь (5 августа 1584 г.), при сильном дожде, он учинил неожиданное нападение: казаки защищались мужественно, но не могли стоять долго; они должны были уступить силе и внезапности удара. Не имея средств к спасению, кроме бегства, Ермак бросился в Иртыш, в намерении переплыть на другую сторону, и погиб в волнах. Летописцы представляют сего казака-героя крепкотелым, осанистым и широкоплечим; он был роста среднего, имел плоское лицо, быстрые глаза, черную бороду, темные и кудрявые волосы. Несколько лет после сего Сибирь была оставлена россиянами; потом пришли царские войска и снова завладели ею.

В течение XVII века беспрерывные завоевания разных удальцов-пред-водителей отнесли пределы Российского государства к берегам Восточного океана.

Ревела буря, дождь шумел, Во мраке молнии летали, Бесперерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали… Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой, На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой. Товарищи его трудов, Побед и громозвучной славы Среди раскинутых шатров Беспечно спали близ дубравы. «О, спите, спите,- мнил герой,- Друзья, под бурею ревущей; С рассветом глас раздастся мой, На славу иль на смерть зовущий! Вам нужен отдых; сладкий сон И в бурю храбрых успокоит; В мечтах напомнит славу он И силы ратников удвоит. Кто жизни не щадил своей В разбоях, злато добывая, Тот думать будет ли о ней, За Русь святую погибая? Своей и вражьей кровью смыв Все преступленья буйной жизни И за победы заслужив Благословения отчизны, - Нам смерть не может быть страшна; Свое мы дело совершили: Сибирь царю покорена, И мы – не праздно в мире жили!» Но роковой его удел Уже сидел с героем рядом И с сожалением глядел На жертву любопытным взглядом. Ревела буря, дождь шумел, Во мраке молнии летали, Бесперерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали. Иртыш кипел в крутых брегах, Вздымалися седые волны, И рассыпались с ревом в прах, Бия о брег, козачьи челны. С вождем покой в объятьях сна Дружина храбрая вкушала; С Кучумом буря лишь одна На их погибель не дремала! Страшась вступить с героем в бой, Кучум к шатрам, как тать презренный, Прокрался тайною тропой, Татар толпами окруженный. Мечи сверкнули в их руках - И окровавилась долина, И пала грозная в боях, Не обнажив мечей, дружина… Ермак воспрянул ото сна И, гибель зря, стремится в волны, Душа отвагою полна, Но далеко от брега челны! Иртыш волнуется сильней - Ермак все силы напрягает И мощною рукой своей Валы седые рассекает… Плывет… уш близко челнока - Но сила року уступила, И, закипев страшней, река Героя с шумом поглотила. Лишивши сил богатыря Бороться с ярою волною, Тяжелый панцирь – дар царя - Стал гибели его виною. Ревела буря… вдруг луной Иртыш кипящий осребрился, И труп, извергнутый волной, В броне медяной озарился. Носились тучи, дождь шумел, И молнии еще сверкали, И гром вдали еще гремел, И ветры в дебрях бушевали.

₁₈₂₁

ИВАН СУСАНИН

В исходе 1612 года юный Михаил Феодорович Романов, последняя отрасль Руриковой династии, скрывался в Костромской области. В то время Москву занимали поляки: сии пришельцы хотели утвердить на российском престоле царевича Владислава, сына короля их Сигизмунда III. Один отряд проникнул в костромские пределы и искал захватить Михаила. Вблизи от его убежища враги схватили Ивана Сусанина, жителя села Домнина, и требовали, чтобы он тайно провел их к жилищу будущего венценосца России. Как верный сын отечества, Сусанин захотел лучше погибнуть, нежели предательством спасти жизнь. Он повел поляков в противную сторону и известил Михаила об опасности: бывшие с ним успели увезти его. Раздраженные поляки убили Сусанина. По восшествии на престол Михаила Феодоровича (в 1613 г.) потомству Сусанина дана была жалованная

грамота на участок земли при селе Домнине; ее подтверждали и последующие государи.

«Куда ты ведешь нас?.. не видно ни зги!
– Сусанину с сердцем вскричали враги.- Мы вязнем и тонем в сугробинах снега; Нам, знать, не добраться с тобой до ночлега. Ты сбился, брат, верно, нарочно с пути; Но тем Михаила тебе не спасти! Пусть мы заблудились, пусть вьюга бушует, Но смерти от ляхов ваш царь не минует!… Веди ж нас, – так будет тебе за труды; Иль бойся: не долго у нас до беды! Заставил всю ночь нас пробиться с метелью… Но что там чернеет в долине за елью?» «Деревня! – сарматам в ответ мужичок.- Вот гумна, заборы, а вот и мосток. За мною! в ворота! – избушечка эта Во всякое время для гостя нагрета. Войдите,- не бойтесь!» – «Ну то-то, москаль!… Какая же, братцы, чертовская даль! Такой я проклятой не видывал ночи, Слепились от снегу соколии очи… Жупан мой – хоть выжми, нет нитки сухой! – Вошед, проворчал так сармат молодой.- Вина нам, хозяин! мы смокли, иззябли! Скорей!.. не заставь нас приняться за сабли!» Вот скатерть простая на стол постлана; Поставлено пиво и кружка вина, И русская каша и щи пред гостями, И хлеб перед каждым большими ломтями. В окончины ветер, бушуя, стучит; Уныло и с треском лучина горит. Давно уж за полночь!… Сном крепким объяты. Лежат беззаботно по лавкам сарматы. Все в дымной избушке вкушают покой; Один, настороже, Сусанин седой Вполголоса молит в углу у иконы Царю молодому святой обороны!… Вдруг кто-то к воротам подъехал верхом. Сусанин поднялся и в двери тайком… «Ты ль это, родимый?… А я за тобою! Куда ты уходишь ненастной порою? За полночь… а ветер еще не затих; Наводишь тоску лишь на сердце родных!» «Приводит сам бог тебя к этому дому, Мой сын, поспешай же к царю молодому; Скажи Михаилу, чтоб скрылся скорей; Что гордые ляхи, по злобе своей, Его потаенно убить замышляют И новой бедою Москве угрожают! Скажи, что Сусанин спасает царя, Любовью к отчизне и вере горя. Скажи, что спасенье в одном лишь побеге И что уж убийцы со мной на ночлеге». «Но что ты затеял? подумай, родной! Убьют тебя ляхи… Что будет со мной? И с юной сестрою, и с матерью хилой?» «Творец защитит вас святой своей силой. Не даст он погибнуть, родимые, вам: Покров и помощник он всем сиротам. Прощай же, о сын мой, нам дорого время; И помни: я гибну за русское племя!» Рыдая, на лошадь Сусанин младой Вскочил и помчался свистящей стрелой. Луна между тем совершила полкруга; Свист ветра умолкнул, утихнула вьюга. На небе восточном зарделась заря, Проснулись сарматы – злодеи царя. «Сусанин! – вскричали,- что молишься богу? Теперь уж не время – пора нам в дорогу!» Оставив деревню шумящей толпой, В лес темный вступают окольной тропой. Сусанин ведет их… Вот утро настало, И солнце сквозь ветви в лесу засияло: То скроется быстро, то ярко блеснет, То тускло засветит, то вновь пропадет. Стоят, не шелохнись, и дуб и береза; Лишь снег под ногами скрипит от мороза, Лишь временно ворон, вспорхнув, прошумит, И дятел дуплистую иву долбит. Друг за другом идут в молчанье сарматы; Все дале и дале седой их вожатый. Уж солнце высоко сияет с небес - Все глуше и диче становится лес! И вдруг пропадает тропинка пред ними: И сосны и ели ветвями густыми, Склонившись угрюмо до самой земли, Дебристую стену из сучьев сплели, Вотще настороже тревожное ухо: Все в том захолустье и мертво и глухо… «Куда ты завел нас?» – лях старый вскричал. «Туда, куда нужно! – Сусанин сказал.- Убейте! замучьте! – моя здесь могила! Но знайте и рвитесь: я спас Михаила! Предателя, мнили, во мне вы нашли: Их нет и не будет на Русской земли! В ней каждый отчизну с младенчества любит И душу изменой свою не погубит». «Злодей! – закричали враги, закипев,- Умрешь под мечами!» – «Не страшен ваш гнев! Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело, И радостно гибнет за правое дело! Ни казни, ни смерти и я не боюсь: Не дрогнув, умру за царя и за Русь!» «Умри же! – сарматы герою вскричали - И сабли над старцем, свистя, засверкали.- Погибни, предатель! Конец твой настал!» И твердый Сусанин весь в язвах упал! Снег чистый чистейшая кровь обагрила: Она для России спасла Михаила!

₁₈₂₂

А. БЕСТУЖЕВ

ЧЕРЕП

Was grinsest du mir, hohler Sch"adel, her?

Als dass dein Hirn, wie meines, einst verwirret

Den leichten Tag gesucht und in der D"ammrung

schwer,

Mit Lust nach Wahrheit, j"ammerlich geirret.

Goethe's « Faust» [13]

Кончины памятник безгробной! Скиталец-череп, возвести: В отраду ль сердцу ты повержен на пути Или уму загадкой злобной? Не ты ли – мост, не ты ли – первый след По океану правды зыбкой? Привет ли мне иль горестный завет Мерцает под твоей ужасною улыбкой? Где утаен твой заповедный ключ, Замок бессмертных дум и тленья? В тебе угас ответный луч, Окрест меня туман сомненья. Ты жизнию кипел, как праздничный фиал, Теперь лежишь разбитой урной; Венок мышления увял, И прах ума развеял вихорь бурный! Здесь думы в творческой тиши Роилися, как звезды в поднебесной. И молния страстей сверкала из души И радуга фантазии прелестной. Здесь нежный слух вкушал воздушный пир, Восхищен звуков стройным хором; Здесь отражался пышный мир, Бездонным поглощенный взором. Где ж знак твоих божественных страстей, И сил, и замыслов, грань мира облетевших? Здесь только след презрительных червей, Храм запустения презревших! Где ж доблести? Отдай мне гроба дань, Познаний светлых темный вестник! Ты ль бытия таинственная грань? Иль дух мой – вечности ровесник? Молчишь! Но мысль, как вдохновенный сон! Летает над своей покинутой отчизной, И путник, в грустное мечтанье погружен, Дарит тебя земле мирительною тризной.

‹1828›

РАЗЛУКА

О дева, дева, Звучит труба! Румянцем гнева Горит судьба! Уж сердце к бою Замкнула сталь, Передо мною Разлуки даль. Но всюду, всюду, Вблизи, вдали. Не позабуду Родной земли; И вечно, вечно – Клянусь, сулю!- Моей сердечной Не разлюблю. Ни день истомы, И страх, и месть, Ни битвы громы, Ни славы лесть, Ни кубок пенной, Ни шумный хор, Ни девы пленной Манящий взор…

…

₁₈₂₉

ОЖИВЛЕНИЕ

Чуть крылатая весна Радостью повеет, Оживает старина, Сердце молодеет; Присмирелые мечты Рвут долой оковы, Словно юные цветы Рядятся в обновы, И любви златые сны, Осеняя вежды, Вновь и вновь озарены Радугой надежды.

‹1829›