Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников
Шрифт:
Самую большую опасность для человеческих душ представляют те учения, которые рядятся в христианские одежды и претендуют на право апеллировать к авторитету Христа. В этой ситуации прямая обязанность Церкви заключается в том, чтобы прямо и недвусмысленно провозгласить ex cathedra о чуждом ей (Церкви) учении, которое есть обман и искушение для неискушенных.
Анафема, или отлучение, имела крайне тяжелые церковно-канонические последствия для отлученного, который не допускался до участия в христианском богослужении и Таинствах, в первую очередь в Таинстве Евхаристии, и даже не имел общения с членами церковной общины в быту, ибо св. апостол Павел повелевает членам церковной общины не есть и не пить с блудниками, лихоимцами, идолослужителями и т. д. (1 Кор 5. 11). Именно поэтому Церковью рассматривалось как преступление и общение с отлученным.
Кроме того, имя отлученного исключалось из диптихов, а он сам по смерти лишался церковного погребения. Можно предполагать, что составление и церковное совершение чина торжественного анафематствования еретиков стали развиваться после VII Вселенского Собора [1071] .
1071
См. подробнее: Никольский К., прот. Анафематствование (отлучение от Церкви), совершаемое в первую неделю Великого Поста // Что такое анафема? М., 2006.
Церковное отлучение в узком смысле слова отличается от епитимьи, т. е. отлучения от причастия на определенный конкретный срок. В последнем случае, как и вообще во время исповеди, покаяние в личных грехах всегда есть примирение и соединение с Церковью, именно поэтому священнослужитель читает соответствующую молитву перед исповедью. Таким образом, отличие здесь, по толкованию одного из самых авторитетных канонистов Православной Церкви, епископа Никодима Милоша, заключается в том, что анафематствование совершается публично, гласно, а не на исповеди; кроме того, как уже подчеркивалось, лишает отлученного права общения с членами Церкви не только в Таинствах, но и в быту.
Однако нужно иметь в виду, что в практике Православной Церкви анафема была не столько наказанием, сколько предупреждением человека, в отличие от практики Церкви Католической, в которой часто слово «анафема» заменялось термином «проклятие» [1072] . Именно поэтому для анафематствованного, отлученного, двери Церкви были закрыты не навсегда – при условии его искреннего покаяния и выполнения необходимых церковных предписаний, в первую очередь и как правило – публичного покаяния. Следует заметить, что анафема может быть снята и после смерти анафематствованного лица, но только при наличии необходимых данных о его покаянии [1073] .
1072
См. подробнее: Кураев А., диак. Что значит отлучение от Церкви // Что такое анафема? М., 2006. С. 257.
1073
См.: Максимович К. А. Анафема // Православная энциклопедия. Т. II. М., [Б.г.]. С. 277.
С этой точки зрения и следует отметить ряд дополнительных особенностей акта 1901 г.: этот документ удовлетворяет в целом по форме церковным документам такого рода. И это очень важно, так как речь об официальном заявлении высшей церковной власти, которое должно быть легитимным. Кроме того, он не содержит ссылок на церковные каноны, которые иллюстрировали бы факт еретичности взглядов Л. Н. Толстого. Представляется, что это сделано по дипломатическим соображениям – убрать из документа любые ассоциации с формальными прецедентами. Таким образом, этот текст можно квалифицировать как полуюридический.
Таким образом, по форме синодальное распоряжение было чрезвычайно взвешенным и осторожным. В этом смысле был совершенно прав один из самых авторитетных на Западе специалистов по истории русской культуры Л. Мюллер, очень глубоко разобравшийся в проблеме происхождения синодального акта от 20–22 февраля 1901 г.: этот документ совершенно не случайно не содержит формальных признаков церковного циркуляра об опале (die Bannbulle); семь епископов, подписавших его, сделали все возможное, чтобы избежать любого намека на отлучение (die Exkommunikation). Вопреки уверенности современников и мнению многих нынешних исследователей и почитателей таланта писателя, церковные иерархи, подписавшие этот документ, не стремились отвергнуть писателя от Церкви, но с болью констатировали, что он сам себя от нее отверг, причем отверг совершенно сознательно – в полноте своих духовных сил, в полноте сознания, публично провозгласив справедливость того факта, что он не является членом Церкви (в своем «Ответе» Св. Синоду) [1074] . В этом смысле можно согласиться также с диак. А. Кураевым, утверждающим, что синодальный акт 1901 г. об отпадении Л. Н. Толстого от Церкви отличается от громогласных по форме и страшных по содержанию проклятий Католической Церкви [1075] .
1074
См.: M"uller L. Die Religion Tolstojs und sein Konflikt mit der Russischen Orthodoxen Kirche // In: Pinggera K. Russische Religionsphilosophie und Theologie um 1900. Marburg, 2005. S. 7, 9.
1075
См.: Кураев А., диак. Что значит отлучение от Церкви // Что такое анафема? М., 2006. С. 258 и далее.
Однако по своим церковно-каноническим последствиям синодальное определение имеет характер именно отлучения: в нем провозглашалось, что Л. Н. Толстой не воспринимается больше Церковью как ее член, именно поэтому речь о христианском погребении для писателя не могла идти.
Именно как отлучение понимал смысл этого документа всю оставшуюся жизнь сам писатель. Именно так понимали его члены семьи Л. Н. Толстого и близкие ему по взглядам лица – Чертков сразу после получения в Англии соответствующего известия замечает в письме Толстому: «С одной стороны, казалось бы, правительство не могло бы сделать большей глупости, как тронуть вас, в особенности после того, как оно имело случай убедиться, как отразилось отлучение. С другой стороны, именно потому, что это было бы так глупо и невыгодно для правительства, оно и сделает это, судя по тому, как оно очевидно [?] окончательно ошалело» [1076] . В этом смысле прав Ю. В. Прокопчук, утверждая, что синодальный акт был не просто религиозным документом, но событием, затрагивавшим глубочайшие вопросы политической, общественной и культурной жизни, – никто из писавших о нем не воспринимал его просто как свидетельство об отпадении, но как анафему великому представителю России. Здесь сыграло определенную роль не догматическое, а «этносоциальное» понимание Церкви, отторжение писателя от «национальной общности», единства и нравственного величия русского народа, символом которого часто выступала Русская Православная Церковь [1077] .
1076
ОР ГМТ. Ф. 1. Чертков В. Г. Письма Л. Н. Толстому 1901 г. № 18399. Нумерация листов отсутствует.
1077
См.: Прокопчук Ю. В. Отлучение Л. Н. Толстого от Церкви в зеркале общественного мнения (по материалам Отдела рукописей Государственного музея Л. Н. Толстого) // Лев Толстой и мировая культура: Материалы второго международного толстовского конгресса. М., 2006. С. 80–81.
Именно так понимали смысл этого документа представители духовенства, причем в первую очередь те, кто, по всей видимости, принимал активное участие в составлении синодального акта. Сошлемся здесь на точку зрения еп. Ямбургского Сергия (Страгородского), который по поводу опубликования «Ответа Синоду» указывал, что церковная анафема всегда «имела в виду или исправление грешника, или, если этого нельзя ожидать, служила оповещением церковного общества о появившемся заблуждении с целью ограждения неопытных и вместе с тем была исповеданием церковной веры. Поэтому-то Церковь и употребляла это средство только в исключительных случаях, а такой исключительный случай и явился теперь» [1078] .
1078
Духовная трагедия Льва Толстого. М., 1995. С. 97.
Вопрос об участии в составлении синодального акта 1901 г. и его «популяризации» будущего Патриарха Русской Церкви, а в 1901 г. – викария Петербургской епархии, епископа Ямбургского Сергия (Страгородского) требует дополнительного серьезного исследования. Во всяком случае, обращает на себя внимание то обстоятельство, что сразу после выхода «Ответа Синоду» он выступил с комментариями к этому документу. Интересно, что его епископская хиротония состоялась 25 февраля 1901 г., т. е. в день официального издания синодального акта.
Кроме того, показательны и его выступления на заседаниях Религиозно-философских собраний 1901–1903 гг., посвященных теме «Л. Н. Толстой и Церковь». В своем обширном богословско-каноническом комментарии по поводу различения понятий «отлучение» и «отпадение» он подчеркнул, что хотя многие представители русской интеллигенции хотели бы видеть в этом акте именно констатацию отпадения, они просто не понимают, что с канонической и духовной точки зрения это для писателя еще хуже. Дело в том, что отлучение есть насильственное удаление из Церкви того, кто имеет склонность считать себя ее членом. Отпадение же – акт персонального, сознательного и решительного самоопределения человека, который сам ставит себя во внешнее по отношению к Церкви положение, поэтому Церкви ничего не остается, как констатировать его уход. Далее еп. Сергий прямо говорит, что синодальный акт 1901 г. есть «внешнее подобие отлучения» и его последствием является лишение писателя «церковных привилегий», в первую очередь участия в Таинствах и церковного погребения. И хотя заявление об отпадении «по форме представляется весьма мягким», отлучение «по своему внутреннему смыслу гораздо менее трагично» [1079] . В этом смысле следует также обратить внимание на мнение митр. Антония (Вадковского): «Кто отрекается от Христа, от того и Христос отрекается <…> Отречение от Христа, как Бога, с утверждением, что признавать Его Божественное достоинство есть кощунство, равносильно в сущности произнесению на Него анафемы, и есть в то же время как бы самоанафематствование, отлучение себя от Бога, лишение себя жизни Божией, Духа Божия» [1080] .
1079
Записки петербургских Религиозно-философских собраний. 1901–1903. М., 2005. С. 72–73.
1080
Толстого: Сборник статей «Миссионерского обозрения» / Издание В. М. Скворцова // СПб., 1905 (3-е изд.). С. 94–95.