Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие
Шрифт:
Известность А. Кабакову как прозаику принес роман-антиутопия «Невозвращенец»(1988), опубликованный в журнале «Искусство кино» в 1989 г. Использованные им художественные приемы – юмор, фантастика, мистика, игра с сюжетом, детализация, характерны для всей его последующей прозы. Тогда же появился и его автопсихологический герой, позже трансформировавшийся в «русского мачо», стареющего ковбоя, как отмечает С. Чупринин.
Герой романа «Невозвращенец» – молодой талантливый сотрудник академического института, он владеет умением переноситься в будущее. Его научными исследованиями интересуются работники КГБ. Путем насилия, шантажа, лести они хотят заставить его стать шпионом, принуждают доставать нужные сведения.
Антиутопия
В динамично развивающемся сюжете принимает участие и сам автор, который оказывается среди заложников, а затем вспоминает детали случившегося: заросшие «до глаз черные бороды», пение пленных, издевательства над заложниками. На Страстной гремят взрывы (в очередной раз памятник Пушкину взрывают боевики из «Сталинского союза российской молодежи»), люди боятся ходить пешком по улицам, ездят в метро. Используются и временные детали: в рок-шантане «Веселый Валентин» «рычат гитары», шантан «смеялся над властью», подхватив лихой припев певицы: «Эй-эй-эй, господин генерал! Зачем ты часы у страны отобрал… » [53] (в те годы песню исполнял популярный певец Игорь Тальков).
53
Кабаков А.А. «Невозвращенец». С. 39, 43, 44. М., 2003.
Горький сарказм и ирония звучат в оценке происходящего, передаваемой одним из персонажей повести, «собеседником» героя-рассказчика: «Варварство и идиотизм (… ) Все ради светлого царства любви и, главное, – справедливости. (… ) Да не нужна социальная хирургия (… ) Вы когда-нибудь научитесь терапии-то европейской?» Дегуманизации, духовному тупику автор противопоставляет разум и «самостоянье» человека, умеющего сделать «достойный» выбор. «Реконструкции», проводимой ценой людской крови, герой повести предпочтет возвращение в прошлое. Оценивая содержание своего романа, писатель заметил: «То, что я описал в «Невозвращенце», к счастью, не сбылось, он оказался не пророчеством, а предупреждением» [54] . На волне успеха первого романа А. Кабаков решил продолжить тему и написал сборник повестей «Заведомо ложные измышления» (1989), успехом у читателей не пользовавшийся.
54
Лит. газета. 2002. № 39. 25 сентября – 1 октября.
Среди других произведений А. Кабакова романы «Подход Кристаповича» (1981-1984), «Сочинитель» (1991), «Последний герой» (1994-1995), «Самозванец» (1997), «Все поправимо» (2002), книга «Московские сказки», повести «Приговоренный, или Невозвращенец-2» (1999), включенные им позже в книгу «Путешествия экстраполятора и другие сказки» (2000).
Снова внимание к своему творчеству А. Кабаков привлек романом «Последний герой»,возможно, благодаря использованному им приему исповедальности. Главному герою за пятьдесят, он – спивающийся актер, одаренный поэт, многоопытный ловелас, называет сам себя «дедушкой» («дедушка еще не так стар»). Найдя свою единственную, он откровенно признается, что «со мной действительно такое
Ситуация сознательно драматизируется писателем, его выживают из собственной квартиры шантажисты, и ему приходится стать бомжем. Не ясны и отношения с прежней женой, продолжающей любить его, ее характеристика дается достаточно подробно. Ее образ выстроен на антитезе, она совсем юная, но уже жена и мать со «старосветским укладом», ценившая «старомодный дом», окруженная мужем-банкиром, многочисленными родственниками, потакающими ее капризам, постоянно скучающая по нему и ищущая душевной и телесной близости («скучаю… родной…»), и в то же время не решающаяся уйти из семьи к возлюбленному, называющему ее «двоемужней».
Двойственность образа передается авторской рефлексией в форме многоголосия несобственно-прямой речи героев. Авторская интонация проникнута тонкой иронией, местами переходящей в сарказм, описания взаимоотношений и чувств возлюбленных отличает лиризм, иногда он соединяется с натурализмом. Смена тональностей позволяет говорить о повествовательной динамике. Интересна и сама структура романа, он начинается с «Пролога», где дается не начало развития сюжета, а его развязка, «финал»: влюбленные Миша и Саша наконец соединяются и истинная любовь торжествует. Одновременно формулируется авторская концепция произведения: «Пока любишь – плывешь».
Собственно повествование организуется из воспоминаний и размышлений героя. Как поток переживаний выстраиваются и следующие за прологом три части романа: «а он все вспоминал, вспоминал». Отдельные периоды жизни героя символически обозначаются в названиях частей: «Паспорт на предъявителя», «Ад по имени рай», «Любимый, замечательный». Сохраняя внутреннюю динамику, автор никак не называет главы.
Роман интересен многоуровневым дискурсом, в котором чередуется повествование от лица разных персонажей: то «последнего героя», то героини. Включены и элементы эпистолярного стиля, переписка героев (в том числе Михаила Шорникова с автором Кабаковым Александром Абрамовичем), откровенные монологи подруг героя, телефонные беседы героя с автором относительно дальнейшего развития сюжета, разговоры персонажей. А. Кабаков дает возможность «наконец, для полного прояснения всего случившегося, каждому высказаться». Смена повествователей в романе позволяет осветить одни и те же события с разных точек зрения, глубже раскрыть внутренний мир героев. Одновременно следует говорить об авторском многоголосии, усиливающем повествовательную динамику и обусловливающим многомотивность романа (доминантным является мотив падения).
Писатель психологически убедительно раскрывает причину падения («Главной, не подберу другого слова, предпосылкой моей гибели стало пьянство»), вписывая биографию героя в парадигму поколения шестидесятников, людей, переживших необходимость ухода в себя, в собственное творчество. В числе характеристик, данных герою Сашей в письме, усматривается близость толстовскому персонажу из «Живого трупа» (налицо та же попытка начать жизнь сначала): «Он твердо решил, что должен пропасть, опуститься, у него было такое предчувствие, и я не в состоянии с этим бороться, ты же знаешь, какой из меня борец. И кроме того, я не могу освободиться, семья – моя большая часть там».
На свою близость толстовскому персонажу из «Живого трупа» указывает и сам герой в переписке с автором: «Вы повествуете о нескольких летних днях и ночах, в продолжении которых я прощался со своей прежней жизнью – по преимуществу, с близкими приятельницами, – намереваясь начать жизнь новую, не то в чистой и единственной любви, не то, напротив, окончательно гибельную, опустившись на дно общества. (… ) Что ж, скажу я, и это может быть предметом литературы. Вот хотя бы «Живой труп» гр. Толстого».