Русская тайна. Откуда пришел князь Рюрик?
Шрифт:
Каким образом эти Hattus, или хатты, могли быть связаны с hattili, или хаттами на далеком юго-востоке? Продолжим топо– и гидронимические разыскания. На юго-западе Турции славится живописностью курортное местечко Мармарис. Согласно версии некоторых туристических справочников, название его не слишком курортное, и восходит к хеттскому слову marmar, которое примерно переводится как «болото». Это предположение, конечно, следует принимать с осторожностью – и на болото (во всяком случае, сейчас) эти края не похожи, и традиция все-таки привязывает данный топоним к позднесредневековой крепости с греческим именем Maramaros – «блестящий».
Однако в этой версии все-таки что-то есть. Пройдемся по географическим словарям, и обнаружим схожее название исторической местности в бассейне Тисы, у румын звучащее как Марамуреш. Название этой местности румыны толкуют со своего языка как «Великий Муреш», но это явно народная этимология – ничего «великого» ни по размерам, ни по
Еще далее на северо-запад, как писал некогда Плиний, находился другой схожий гидроним: «Филемон сообщает, что он (северный океан) у кимбров называется Morimarusa, то есть мертвое море». Кимбры (кимвры) – германское племя, жившие на Ютландском полуострове, в свое время более обширном. В конце II века до н. э. последовало сильное наступление моря и затопление многих земель, в результате чего кимвры вместе с тевтонами вынуждены были переселиться на юго-запад. Тысячелетиями раньше Северное море затопило другие населенные острова и прибрежные территории (у Гельголанда, в районе Доггер-банки и т. д.). Может быть, в память о жертвах многочисленных наводнений оно и получило название «мертвого»?
При этом гидроним morimarusa – не германский, и вообще не трактуется из современных языков Северной Европы. О.Н. Трубачев пишет: «Можно довольно уверенно сказать, что это выражение на индоевропейском (негерманском) языке и глоссируется оно у Плиния весьма правдоподобно: «mortuum mare, мертвое море». Похоже, что римский географ, услышав этот термин через посредников, трактовал его по латинскому созвучию, а реальное значение могло быть несколько иным. Значение «болото» (как и близкие к нему «топь», «мертвое озеро» или, в конце концов, «море») подходило для зыбучих песков и часто затопляемого побережья юго-западной части Северного моря как нельзя лучше. Не есть ли это древний гидронимический след предков хеттов?
И не нужно ли добавить к нему другие на линии между Малой Азией и Северным морем? Где-то в Мисии (нынешняя Болгария) древние авторы помещали реку Cetius, а недалеко от нынешней Вены, на границе между римскими провинциями Нориком и Паннонией, отмечали гору с таким же и при этом подозрительно близко по созвучию имени народа хеттов названием. Да и сама область Норик не есть ли двойник области и священного города в земле хеттов – Нерика?
Возможно, из этих топонимических исследований следует, что следы протохеттов надо искать в районе Ютландии? Последняя неплохо подходит под указания мифа об «умирающем-воскресающем солнце»: большой полуостров, вытянутый с севера на юг. Движение из Ютландии на юго-восток, возможно, происходило в конце IV – начале III тыс. до н. э. Датские историки утверждают, что очаг формирования так называемой культуры воронковидных кубков находился именно там, и оттуда эта культура (многими признающаяся за праиндоевропейскую) и ее носители продвинулись через Эльбу и Карпаты далее к Причерноморью. Последние заметные следы ее найдены в нынешней Молдавии, где она, видимо, потеряла первоначальные черты, а ее генерирующий этнос постепенно смешивался с «балканоидами». Но если импульс движения не потерял силу, он должен был привести эту «модерированную» этнокультурную общность именно в Малую Азию.
Этому предположению есть определенное антропологическое доказательство: хетты подразделялись на два типа: брахикранный и долихокранный и таким же смешанным было некогда население первоначального ютландского района культуры воронковидных кубков. При этом облик т. н. «человека из Толунда» (хорошо сохранившегося в датских болотах трупа раннего железного века) весьма похож на отчеканенные в малоазийских скалах профили хеттских воинов.
В этой связи можно предположить следующее. Как уже упоминалось, в Южной Скандинавии в конце IV тысячелетия до н. э. сформировалась разновидность культуры воронковидных кубков, останки которой свидетельствуют о бурном развитии скотоводства и огненно-подсечного земледелия. Однако в первой половине III тыс. до н. э. земледельческие площади резко сокращаются, число стоянок тоже – население уходит. После непродолжительных остановок, возможно, на среднем Дунае и на севере Балкан «хатты» перешли в Малую Азию, сокрушив по пути протогорода «средиземноморцев». Здесь переселенцы стали оседать и смешиваться с местным населением. Поначалу хатты не могли создать большого грозного государства и выступали лишь в коалиции с другими народами. Хроники Аккада повествуют, что во времена Наромсуэна (2236–2200 гг. до н. э.) на их страну «напали враги – 17 царей, в том числе Памба, царь Хатти». Положение изменилось после «климатической катастрофы», которую как мы упомянем ниже, можно отнести к 2193 году до н. э. Жестокая засуха ударила по цветущим цивилизациям Месопотамии и Сирии. В то же время изменения климата подстегнули северные народы к новому броску на юг. Около 2100 г. до н. э. новая волна индоевропейцев проходит через Дарданеллы (пролив тогда более узкий, чем ныне) и, спалив Трою IV и другие укрепления на западе Малой Азии, оседает в ее центральной и восточной части. Там новые пришельцы входят с родственными им хаттами в союз, положивший начало могущественной Хеттской державе (причина замены «а» на «е» в древнем этнониме неясна, возможно, ее привнесла именно вторая волна пришельцев).
После столетий могущества и процветания эта держава канула в Лету вместе с народом, давшим ей имя. Однако само имя хаттов из истории не исчезло. Как мы уже упоминали, в последние века до новой эры откуда-то с севера, возможно из Ютландии или Южной Скандинавии, пришли в нынешнюю землю Гессен этнонимические двойники мало-азийских хаттов – хатты-германцы. Вполне вероятно, что это были не просто двойники, а дальние родственники. История полна примерами, когда часть того или иного племени переселяется в чужие края, а часть остается в родных местах. Поэтому один и тот же этноним может появляться на самых разных территориях. Причем люди-отпрыски одного и того же корня могут говорить уже на разных языках и с трудом помнить о своем родстве. Классические примеры: предки венгров – угры, прошедшие в средневековье от Камы до среднего Дуная, но оставившие на северо-востоке далеких родственников (югра), руги прошедшие из Прибалтики до Причерноморья, а затем до Паннонии, Италии и т. д.
В итоге осколки некогда единых этносов рассыпались на огромных европейских пространствах, и часто будучи частично ассимилированы местными народами, все-таки сохраняли свое единое имя.
Что касается хаттов, то они тоже рассеялись по Европе и Азии, только этноним их претерпел некоторые изменения. Историки давно обратили внимание на сходство имен хатты, юты (давшие название Ютландии), готы, гауты, наконец, ёты (одна из народностей – предков шведов). Сходство тем более разительное, что начальное h или g в разных транскрипциях могло то появляться, то исчезать, а гласные – чередоваться. Все эти племена в разное время вышли из одного района, – Южной Скандинавии, а может быть, конкретно из области Ёталанд, давшей имя им всем. Более других прославились готы, которые, вырвавшись с исторической родины «подобно пчелиному рою», потрясли своими набегами всю Европу от Приазовья до Пиренейского полуострова. Готы быстро восприняли культуру завоеванных народов, создали свой алфавит и письменность, рано обратились в христианство (арианского толка). Может быть поэтому история этого племени более полно отражена в средневековых анналах. Однако содержание последних мало интересовало бы нас в связи с излагаемой историей индоевропейцев, если бы не одна существенная оговорка у историка VI в. Иордана. Он, сам гот по происхождению, называет свой народ гетами. В свете указанного чередования гласных деталь как будто маловажная, но Иордан настаивает: пришельцы из Скандинавии и известное с древности племя в низовьях Дуная (геты) суть один и тот же народ.
Автор труда «О происхождении и деяниях гетов» приводит генеалогию готских королей, включая Берига, который вывел свое племя из Скандзы (Скандинавии) и Буребисту, создавшего могущественное царство в Подунавье. Между тем, до сих пор историки считают, что готы – племя германского корня, а геты – фракийское, и их пути пересеклись не ранее II века н. э. в Причерноморье. Конечно, в трудах Иордана много натяжек и явных несоответствий реальной истории. Так, рассказы о сражениях готов с «египетским царем» на Ниле и походах готских жен-амазонок в Закавказье и Сирию, мягко говоря, сомнительны, также как и размеры «державы Германариха», куда якобы вошли все народы от Азовского моря до Финского залива. Но это еще не основание не верить всему повествованию Иордана. Его описание Скандинавии – фактически первое в истории – довольно близко к действительности. Путь готов с севера через нижнюю Вислу в Северное Причерноморье подтверждается археологами (вельбарская культура). Возможно, есть зерно истины и в объединении истории готов и гетов. Последние внесли особенно яркий штрих в историю во времена Буребисты (I в. н. э.), когда их государство раскинулось от Ольвии до Паннонии и угрожало римскому владычеству на Балканах. Но впервые геты были зафиксированы в письменных источниках в VII в. до н. э., когда греческие колонисты стали осваивать Причерноморье.
Геродот считал это племя фракийским («самым храбрым и честным» среди них), однако живший ранее этого автора Гекатей Милетский, а также лингвистические и археологические исследования показывают, что в древности это были разные этносы (Златковская…, с. 3–7). Мало того, современный историк на основании текста короля Альфреда Великого о переселении в Англию гетов (Geat) делает вывод о том, что, возможно «следует признать соседство (или родство?) «гетов» и «ютов» (Кузнецов…, с. 67). Т. е. опять речь идет об исходной точке, или «утробе, порождающей племена» на севере Европы. А Иордан просто смешал в своем рассказе две разных волны одного и того же этноса – волны, приход которых к Дунаю разделило тысячелетие или даже более.