Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные
Шрифт:
После смерти отца семья Дон продолжала регулярно посещать Покровку и даже наняла комнату для постоянного использования. Овдовевшая Нина Сергеевна часто приезжала туда на несколько дней и летом даже на три-четыре недели.
Среди обычных гостей три замечательных артиста придавали особенно веселую атмосферу. Первый, тенор Грегор Гришин, директор русской консерватории в Париже, стал крестным отцом одного из внуков автора. Второй, бас Миша Томас, был человеком своеобразного происхождения (мать русская, отец мексиканский индеец) и много лет ночью выступал в знаменитом ночном клубе «Шехеразада»; его дочь Шанталь Томас открыла одну из самых успешных фирм от-кутюр. Третьей была Зоя Григорьевна Ефимовская, сопрано, супруга писателя; ее дочка Ольга – крестная мать того же внука автора.
Втроем они превосходно исполняли старинные русские песни, и это создавало неповторимую атмосферу незабываемых
Дядя Жорж, граф Георгий Николаевич Зубов, чья покойная жена была двоюродной сестрой матери автора, играет большую роль в этих воспоминаниях. Его доброта, деликатность и мягкость не помешали ему быть блестящим офицером, заслужившим Георгиевский крест за героические атаки на первоклассную венгерскую кавалерию. В то же самое время – необыкновенное явление – он был талантливым музыкантом, превосходно играл на рояле и одно время даже дирижировал оркестром Императорской гвардии. После революции он поселился в Ницце и жил уроками музыки, которые давал главным образом богатым иностранцам. Георгий Николаевич с большим трудом пережил преждевременную смерть своих детей и в 1924 году уехал в Мексику. Эта страна, по-видимому, развеяла его скорбные мысли, и через десять лет он вернулся в Париж более спокойным. Сперва он поселился у семьи автора в И ври и снова стал давать уроки игры на рояле. После нескольких месяцев дядя нашел себе комнатушку в 17-м округе Парижа и обосновался там, но приезжал к племяннице очень часто и потребовал регулярно давать уроки ее сыну (мне). После одного из таких занятий дядя Жорж ушел по своим делам… и исчез без вестей. Никто из знакомых не знал, что с ним случилось. Наконец, Нина Сергеевна нашла его в морге, где он лежал больше недели. Выяснилось, что Г.Н. Зубов скоропостижно скончался на улице от сердечного припадка примерно через час после нашего урока, но при нем не было ни одного документа, определяющего его личность или адрес. Такой была печальная кончина нашего дяди Жоржа.
Родственников в Париже, кроме Донов, у него не оказалось, и его скромно, но торжественно похоронили в присутствии многих его товарищей, кавалерийских офицеров. Трогательную речь над его могилой произнес генерал Евгений Карлович Миллер, преемник генерала Кутепова, как глава Общевоинского Союза (международной организации, которая в эмиграции продолжала вести секретную борьбу с большевиками). Никто не мог подозревать тогда, что три года спустя сам Е.К. Миллер трагически погибнет жертвой покушения, устроенного против него в Париже советскими агентами с участием его помощника генерала Скоблина [67] и певицы Плевицкой [68] .
67
Скоблин Николай Владимирович (1894–1938) – генерал-майор, начальник корниловской дивизии до эвакуации Крыма. В эмиграции во Франции. Завербован ГПУ в 1930 г.
68
Плевицкая, урожд. Винникова, Надежда Васильевна (1884–1940) – эстрадная певица, исполнительница русских народных песен. Снималась в кино. В эмиграции после 1920 г. Арестована во Франции по обвинению в сотрудничестве с ОГПУ – НКВД. Скончалась в тюрьме.
В эмиграции отношения с Павлом Павловичем Доном, братом мужа автора, быстро прекратились. Он открыто заявил, что, будучи офицером (между прочим, он очень хорошо сражался во время войны), считает какую бы то ни было физическую работу недостойной его; по-прежнему он стал безобразничать. Дело дошло до того, что он увез дорогое кольцо своей невестки – автора книги. С трудом удалось получить его обратно; в конце концов было решено порвать с ним всякие отношения. По слухам, он стал бродягой, побывал в тюрьме, но во время оккупации Франции умудрился устроиться у немцев и после этого перебрался в провинцию Бретань, где, по-видимому, и скончался.
Слава богу, у Всеволода Павловича были и другие родственники, контакты с которыми до конца остались очень дружественными, несмотря на то что видеться с ними доводилось очень редко, так как после революции они обосновались в Лондоне. Дядя Борис Перотт был потомок итальянского архитектора Антона Перотти, который в XVIII веке поехал в Петербург, чтобы участвовать в строительстве недавно созданной новой столицы. Его сын Фаддей окончательно обосновался в России, сбросив последнюю букву их фамилии. Среди его четверых детей был сын Гилларий Фаддеевич Перотт (1818–1876), которого успешная карьера довела до должности директора путей и сообщений Российской империи. У него тоже было четверо детей: Андрей (1852–1901), Александр (1853–1890), Иосиф (1854–1924) и Ольга (1857–1937).
Дядя Борис был сыном старшего – Андрея, единственного среди сыновей, с которым вся семья Дон была знакома. Второй сын, Александр, умер сравнительно рано, а судьба младшего, Иосифа, была фантастической. Он проявил способности к математике и стал студентом университета в Дрездене. Приблизительно в 1875 году, возвращаясь в Петербург на летние каникулы, он не доехал до дома, его след потерялся, и самые энергичные меры, принятые, чтобы его найти, не принесли успеха, и никто никогда ничего не знал… до того момента, когда дядя Борис в 30-х годах нашел его могилу на кладбище университета в США, где Иосиф был похоронен в 1924 году. На плите значилась его настоящая фамилия, но было указано, что он родился в городе Бордо во Франции. Он был найден, потому что совершенно случайно дядя Борис наткнулся на математический журнал, в котором была опубликована статья Иосифа на французском языке. Старый президент университета рассказал, что он хорошо знал Иосифа, который поступил в университет, чтобы преподавать математику, представляясь французом. Он жил совершенно одинокий, ни с кем не общался, никогда не пропускал занятий, часто кормил птиц и раздавал сладости детям. О своем русском происхождении он никогда даже не заикнулся, и никто этого не подозревал. Человеческая психология дает немало поводов для удивления…
Наконец, была еще младшая среди детей Гиллария – Ольга. Она вышла замуж в Петербурге за свекра (отца мужа) Нины Сергеевны Алейниковой, генерал-майора Павла Александровича Дона. Его судьба нам уже известна: он погиб в Петропавловской крепости после ареста в 1917 году.
Их дочь Татьяна интересовалась главным образом физикой, и вообще науками, поступила в технический институт, что, вероятно, временно спасло их с матерью жизнь. После революции их оставили в покое до 1935 года, когда Сталин решил сослать всех дворян, еще оставшихся в Петербурге. Впоследствии узнали, что они были арестованы. Ольга Перотт-Дон, которой уже было восемьдесят лет, скончалась до того, как ее могли сослать, а Татьяну увезли в ГУЛАГ, и неизвестно, где и когда окончилась ее печальная жизнь.
Сам Борис Андреевич Перотт, дядя Борис, пережив революцию, эмигрировал в Лондон. Он был уже доктором и там практиковал медицину до того, как вся система лечения в Великобритании сразу после войны перешла в государственные руки. Он тогда ушел на пенсию. Он и его супруга, русская, остались письменно в очень теплых отношениях с Донами, часто даже посылали детям хорошую английскую одежду. Сын и дочка автора, которые иногда ездили в Лондон по служебным причинам, всегда останавливались у дяди Бориса и были сердечно приняты. Он и его жена скончались около 1955 года. Их единственный сын Мстислав страдал какой-то неизлечимой болезнью, мог исполнять только скромную работу в книжном магазине. Женился он на англичанке и скоро умер, так что отношения с английской частью семьи окончательно прервались.
Нина Сергеевна и ее супруг, Всеволод Павлович, были люди очень компанейские и всегда с большим удовольствием принимали у себя близких друзей. По воскресеньям дом был всегда открыт для тех, кто эвакуировался с ними из Керчи и вместе с ними пережил трудные первые годы во Франции.
Одним из самых верных посетителей был П.И. (Палываныч) Кузьмин. Первоклассный механик, он, хотя совершенно не говорил ни слова по-французски, хорошо зарабатывал, ремонтируя автомобили в гаражах. Его жена, леди Олив, тяжко заболела туберкулезом и вернулась в свою семью в Англию, где скоро скончалась; она взяла с собой их дочку, которая первые годы навещала отца, но постепенно их контакты сократились и во время войны прервались. При оккупации Франции немцы забрали его в провинцию работать, к счастью, в нормальных условиях. Он вернулся в Париж после войны и через несколько лет поступил в русский дом для престарелых в городке Шель; умер он в 1956 году.
Димерсеич (Дмитрий Алексеевич Молчанов), всегда веселый и любезный, хорошо устроился в разных промышленных фирмах; в 1941 году его тоже увезли немцы, но на этот раз в Германию, где он пропал без вести: вероятно, погиб во время одной из постоянных бомбардировок крупных заводов.
Талагаев устроился поваром в «Шехерезаде» – лучшем ночном ресторане-кабаке в Париже. Его владелец, перс Ашем-Хан, отлично говоривший по-русски артист, замечательно пел роль Гремина в опере «Евгений Онегин». Он был русофил, и в «Шехерезаде» подавали русские блюда, выступали многие русские артисты-эмигранты, а дети его проводили лето в русских лагерях для молодежи. Он уехал из Парижа в 1941 году, «Шехерезаду» заменил «Распутин», ночной клуб того же рода, но по качеству нисколько не сравнимый с исключительной «Шехеразадой».