Русская война 1854. Книга третья
Шрифт:
Развернувшись не хуже Стервы, я пошел обратно к дому Волохова. Где-то в дали сада мелькнула еще одна знакомая фигура — Анна Алексеевна — словно предлагая забыть про дела, отложить их на потом и просто приятно провести время. Но я сделал свой выбор… Если я хочу сохранить то, что создал, и получить даже больше, надо двигаться вперед.
— Александр Сергеевич, — я дождался момента, когда Меншиков оказался один. — Разрешите попросить вашего совета?
Сиятельный князь несколько секунд задумчиво смотрел на меня, а потом кивнул.
На следующий день мы все-таки приступили к операции «Керченский прорыв». С самого утра эскадра во главе с «Императрицей Марией» вышла в сторону Одессы и Николаева — по крайней мере, так выглядело бы направление движения для случайных зрителей с берега. Через полчаса вперед выдвинулись пароходофрегаты Бутакова, перекрывая дорогу вышедшим из Балаклавы наблюдателям. А еще через полчаса вылетел «Севастополь» — сначала тоже в сторону Одессы, но уже скоро мы поднялись выше облаков и сменили курс. Теперь оставалось надеяться, что нам поверили…
— Ваше благородие, вижу эскадру Новосильского, — раненый Прокопьев делал вид, что повязки ему совершенно не мешают.
Вообще, у меня тут собрался мини-госпиталь. Помимо мичмана я разрешил присоединиться к полету еще и Митьке. Он тоже до конца не пришел в себя после ранения, но я помнил про особенности его зрения и решил, что вдруг пригодится. Тем более, он выполнил домашнее задание — заучить силуэты, описания и названия всех кораблей, что были у нас и союзников в это время. И когда он справился, было уже поздно сдавать назад.
— Враг? — спросил я у казака с подзорной трубой.
— Чисто.
— Тогда держим высоту в пятьсот саженей и скорость в восемь узлов. И передавайте вниз, что можно выдвигаться!
Я прикрыл заслонки цилиндров почти полностью — мы могли лететь гораздо быстрее, но сейчас были ограничены ходом самых медленных из грузовых кораблей. И, скажем честно, восемь узлов — это еще прилично. Были у нас и те, что и шесть-то с трудом выдавали, но в первый поход отправились лучшие.
Так мы и летели до самого вечера. По пути встретили одно случайное судно под турецким флагом — был соблазн просто потопить его, но я решил не тратить время. «Севастополь» ушел за облака, а корабли дали крюк и просто обошли чужака по дуге, так что тот даже заподозрить ничего не мог.
Когда стемнело, схему движения пришлось менять. Дирижабль опустился до четырехсот метров — лучше бы ниже, но там уж слишком мотало — и включил проблесковый маячок красного цвета. Теперь эскадра Новосильского должна была следовать за вспышками, ну а мы — верить, что у них все получится.
— Григорий Дмитриевич, может, остановимся? — под утро сидящий на высотомере и дальномере Лесовский начал пошатываться. — Дальше сложная лоция, будет лучше, если Федор Михайлович тоже будет видеть, куда идти.
— Мы уже обсуждали, — я покачал головой. — С неба мы все видим, знаем, как именно идут корабли, так что можем их провести. Пусть сейчас это кажется необязательным, но лучше так, чем придется набивать шишки под огнем врага когда-нибудь в будущем.
— Есть, — просто ответил лейтенант.
Я же покрепче сжал штурвал. Рассуждать о правильности с мостика несложно, а что будет, если кто-то не справится, если кто-то умрет? При том, что мог бы выжить, если бы я не стал рисковать… Пальцы хрустнули, и тут я вспомнил историю Лазарева, рассказанную великим князем Михаилом. Как выглядел флот, которому не давали делать то, что должно. Как адмирал не дал кораблям зайти в порт после долго перехода, заставив сорок дней заниматься учениями… Тяжело это было? Ясное дело. Сделало ли это Черноморский флот сильнее, помогло ли сохранить тысячи жизней в будущем? Никаких сомнений!
— Высота двести метров, — я все же пошел на небольшие уступки совести, благо ветер сегодня был совсем не сильный. А так сигнальный огонь будет ближе к морю, и кораблям станет проще ориентироваться.
Мы продолжали скользить вперед. Восемь узлов — это пятнадцать километров в час. От Севастополя до Керчи было чуть меньше трехсот километров, и это с учетом маневров, так что я готовился к тому, что в ближайшие минуты мы должны будем увидеть город. И мы увидели его! Правда, в окружении облаков порохового дыма. Серого — белый он только на красивых картинах, а в жизни все гораздо грязнее и неприятнее.
— Доложить обстановку! — рявкнул я на сжавшего подзорную трубу Митьку. — Приготовиться передать информацию на «Императрицу Марию»!
— Три линейных корабля под турецким флагом, пять фрегатов…
Я скрежетнул зубами — как ловко наши противники придумали способ обойти перемирие! Сами мы вот белые и пушистые, ничего не делаем, а злые турки — нехристи, что с них взять. Но мы их все равно не бросим, потому что заключили договор, а договоры мы все соблюдаем.
— Вижу названия… Головной корабль назвали «Перваз-Бахри», как тот, что захватил наш «Владимир» в прошлом году. А внешне — вылитый 92-пушечный «Лондон». Еще вижу фрегаты «Дамиад» и «Низамие» — это чисто турецкие, по 56 и 64 пушки, — Митька уверенно частил цифрами. Вот что значит наука в пользу пошла.
— Кто еще? — я ждал названия других кораблей.
— Там… — голос Митьки дрогнул. — Там «Ласточки» летают и бомбят наши батареи.
Вот и случилось то, что должно было. В голове тут же замелькали картины, как сразу несколько быстрых планеров заходят на «Севастополь» и прошивают его очередями зажигательных пуль…
— Сколько их? Почему солдаты гарнизона их не сбивают? — я вернулся к реальности.
— Кажется, просто не ждали и растерялись… Нет! — Митька разобрался. — Турецкие корабли засыпали батареи ядрами. Повредить не смогли, но дыма подняли столько, что все небо заволокло, и чужие «Ласточки» подобрались, — казак повернулся ко мне. — Ваше благородие, но это же наша стратегия. Вы ее готовили, но решили в итоге, что это слишком рискованно. А они тоже додумались?
Или им помогли. Я невольно вспомнил пропавшего мичмана Золотова.
— Что ж, если враг использует нашу тактику, то мы знаем и ее слабые места. Ведь так? — я обвел взглядом свою команду.
— Вражеские корабли, чтобы накрыть позиции дымом, сами открылись для нашей атаки, — первым опомнился Лесовский. — Только у нас своих «Ласточек» нет. И бомб нет!
— Нет, и ладно. В чем еще слабость врага? — продолжил я с каменным лицом.
— После такого обстрела корабли турок наверняка повредило. Удивительно, почему контр-адмирал Вульф не вывел навстречу свои пароходофрегаты, — мичман Прокопьев оказался ближе к правильному ответу.