Русские флибустьеры
Шрифт:
Они перебирали рис, лущили фасоль, и словоохотливый кок скрашивал нудное занятие рассказами о необычной команде шхуны «Паллада».
Оказалось, что эмигрантами могли назвать себя только Кирилл с Ильей. Макарушка же, как и молчаливые братья Акимовы, родился уже в Америке. Что же до их родителей, то те и слова такого не знали, «эмиграция». Уроженцы Архангельской губернии, они нанялись матросами на английский пароход, который в годы гражданской войны поставлял оружие южанам, прорываясь через морскую блокаду. Пароход был задержан, и команда, состоявшая из русских и англичан, оказалась в плавучей тюрьме. Британцев-то сразу завербовали на флот, по одному. А поморы не соглашались, держались кучей. Так, кучей, их вместе с тюремной баржей и унесло ураганом в открытое море. Помотало, покрутило, да и выбросило на берег
В семьях бывших русских матросов говорили только по-русски, пели русские песни и на Пасху отправлялись в далекое путешествие, в Новый Орлеан, где была русская церковь. Хозяйство у всех было огромное, благо земли в Оклахоме им досталось изрядно. За что бы ни брались - все удавалось на славу. У самого Макарушки к двадцати годам уже был построен свой дом, и был свой пай на мельнице, и свое молочное стадо. Родители ему уже и невесту присмотрели, Катю Хлебникову, да только семейную жизнь пришлось малость отложить. Потому что появился в их краях лихой капитан Кирила Андреич. Женился он на дочери Луки Петровича, увез ее к себе. А когда пришло время крестить первенца, приехали к ним в Галвестон все оклахомские земляки. И показал им Кирила Андреич свою шхуну. И вышли на ней в море - прогуляться по хорошей погоде. И сказал Лука Петрович, что с чего человек начал жизнь, с того и закончит. И остался в Галвестоне с дочкой и внуком, и стал ходить боцманом на «Коршуне», и вся команда на ней стала русской, потому что и Макарушка, и молчаливые братья Акимовы как ступили на палубу, так и не смогли с нее уйти.
– На «Коршуне»?
– переспросил Орлов.
– «Паллада» - не наша. Хозяин у нее - Гаврилыч. Мы у него наемная команда. А «Коршун» стоит дома.
– Понятно. Значит, Илья с Кириллом - тоже моряки?
– Моряки-то они моряки. Да только и на суше видали виды. Мы ведь как про них узнали? Той весной в наших краях тревожно было. То пастбища делили по-новому, то индейцы бузили, то банды новые объявлялись. Жил у нас на Волчьей реке ирландец один, Эдом Коннорсом звали. Хорошие у него табуны были, издалека за его лошадьми приезжали. Вот и убили Коннорса из-за его табунов. Думали, жена все бросит, ранчо продаст, да и уедет в город. А вышло-то по-другому. Как-то ночью будит нас Полюшка, дочка Луки Петровича. Говорит, на ранчо Коннорсов наши с бандой бьются. Всем миром собрались на подмогу. Приходим. Смотрим - ранчо, конечно, порушено. На доме живого места нет от пуль. Сарай сгорел. От конюшен одни головешки. И банда здесь. Мы их повязали - а у них все пораненные, и убитыми не меньше десятка валяются. Что оказалось? Илья с Кирилой Андреичем были с тем Коннорсом друзья, не разлей вода. Приехали ему помочь, да малость опоздали. Схлестнулись с бандой. И вдвоем чуть не всех положили. Вот такие они моряки. Вот и суди сам, кого еще Гаврилыч мог позвать с собой на такое дело.
6
Ночью на шхуне, наверно, никто не сомкнул глаз. Но, сколько ни вглядывались, огня на берегу не увидели. Ни огонька, ни слабой искры.
– Сроку у них два дня, - сказал Петрович наутро.
– Если сегодня до темноты не выйдут, сами пойдем навстречу. Орлов! Тебе нынче самая грязная работа достанется. Не обессудь, Павел Григорьич. Всей команде - такелаж ладить. А ты - за мной.
Они спустились в трюм, и боцман открыл сундук с оружием.
– Вот ветошь, вот масло. Тебе-то такая работа не в диковинку?
Орлов молча кивнул.
– К вечеру чтоб управился. Ночью высадишь Макара на берег. Если там нечисто, прикроешь его, чтоб мог обратно до лодки добежать. Ружье себе подбери.
– Макара? На берег?
– Больше некого. Акимовы по одному не ходят. Я староват. А Макарушка - он шустрый.
«Шустрый? По виду не скажешь», - подумал Орлов. Он умел отбирать людей в команду не по их желанию и не по рекомендациям, а по признакам, которые и сам бы не смог описать. По взгляду, по движениям, по речи и даже по молчанию и по тому, как держится человек в покое, - по всему этому Орлов видел, кто на что годится. Один хорош в засаде, другой в налете, а такого, как Макарушка, лучше оставить в лагере - он и костру не даст погаснуть, и мух от лошадей отгонит, а в случае чего и оборону держать сможет. Для чего Макарушка пойдет на берег? Если просто на разведку, то он для этого слишком впечатлительный. В разведку лучше бы послать черствого зануду. Вернувшись, тот доложит только о том, что видел, не примешивая свои мнения, предположения и чувства.
Но что толку - разведывать? Выручать их надо, а не разведывать. Способен на это Макарушка? Петрович приказал чистить оружие. Макарушка умеет хорошо стрелять? Возможно, ему доводилось охотиться. Но тут не охота, тут война. Где он мог пороху понюхать?
«Спокойнее, граф, - сказал себе Орлов.
– Рветесь в бой? Пресытились мирной жизнью?»
Он не рвался в бой. Он очень хотел попасть домой, и поскорее. Но шхуна не направится к Галвестону, пока на ее борт не вернется капитан. А капитан - на берегу. Его надо оттуда вытащить. Но Макарушка с этим не справится.
– Лучше я пойду, - сказал Орлов.
– Может, оно и лучше, - хмуро глянул на него боцман.
– Но дело такое, опасное дело. А ты вроде как пассажир.
– То-то и оно, - сказал Орлов.
– От пассажира пользы никакой. А без кока - что за плаванье? Сделаем так: Макарушка меня высадит и - на шхуну. А на другую ночь заберет. Всех.
– Как знаешь, - ответил Петрович.
– Мне бы пороху с полфунта, черного. Найдется? Или из патронов вытряхивать?
– Сразу говори, что еще потребно?
– Пару веревок, подлиннее. Если дашь кресало и трут, не откажусь. А то у меня со спичками туговато. А так~ Вроде больше ничего и не требуется.
– Выдам, - кивнул боцман.
Капитан Орлов любил возиться с оружием и взялся за дело с таким воодушевлением, словно встретил старых друзей. Чистку он начал с двух своих револьверов. Уезжая в Мексику, он взял с собой карманный «ремингтон» и кольт «Бизли», незаменимый в тех случаях, когда требовался особо точный выстрел. Смазав оружие, капитан Орлов занялся кольтами, доставшимися ему от «висельников». Вопреки ожиданиям, стволы оказались в превосходном состоянии, без ржавчины и грязи. У одного револьвера рукоятка была обтянута резиной, а у второго ореховые накладки были густо испещрены насечками. Орлов насчитал семнадцать с одной стороны и десять с другой. «Двадцать семь. А могло быть двадцать восемь», - подумал он. И вспомнил, как беззаботно курили «висельники», ожидая, пока он выроет для себя могилу. Поленились держать его на мушке. Видно, они привыкли, что им никто не оказывает сопротивления. Может быть, они и не собирались его убивать? Просто пугали? Что ж, им это удалось в полной мере.
Кроме револьверов, в сундуке лежали несколько винтовок. Вычистив их, Орлов решил, что возьмет с собой карабин Маузера, легкий и короткий. Надо будет только переделать ремень, чтоб носить винтовку на груди, по-охотничьи. Он закрыл сундук и выбрался из трюма.
– Закончил?
– удивился боцман.
– Нет. Мне шило нужно. И нитка суровая.
– А говорил, ничего больше не требуется~ Ладно, найду. Погоди малость. Помоги мне с американцем разобраться.
– Ожил?
Спасенного репортера щедро напоили целебными препаратами с той же винокурни, где производился анисовый джин. Сутки напролет он пролежал в гамаке, лишь изредка вставая, чтобы справить нужду да выпить горячего бульона. Орлов и подзабыл о нем.
– Ожил-то он ожил, да больно прытким оказался. Подай то, принеси это. А теперь еще на берег ему захотелось. Поговори с ним. Меня он, вроде, не понимает.
Репортер лежал на палубе и строчил карандашом по бумажному обрывку. Судя по стопке таких же обрывков, он использовал для записей бумажный мешок из-под сухарей. Увидев Орлова, Холден на миг приподнял голову и сказал, продолжая при этом писать:
– Джим! Объясни своим друзьям, что я не сумасшедший. Я им целый час пытаюсь втолковать, что мне нужно попасть на берег, а они только улыбаются и пытаются снова напоить меня своими микстурами! Я не чокнутый, Джим! Мне просто нужно на берег!
– Он поставил точку, сломав при этом карандаш.
– Каррамба!