Русские песни и романсы

Гусев Виктор Евгеньевич

БАЛЛАДЫ

В. А. Жуковский

(Из баллады «Светлана»)

А. А. Воейковой

Раз в крещенский вечерок Девушки гадали: За ворота башмачок, Сняв с ноги, бросали; Снег пололи; под окном Слушали; кормили Счетным курицу зерном; Ярый воск топили; В чашу с чистою водой Клали перстень золотой, Серьги изумрудны; Расстилали белый плат И над чашей пели в лад Песенки подблюдны. Тускло светится луна В сумраке тумана — Молчалива и грустна Милая Светлана. «Что, подруженька, с тобой? Вымолви словечко; Слушай песни круговой, Вынь себе колечко. Пой, красавица: «Кузнец, Скуй мне злат и нов венец, Скуй кольцо златое; Мне венчаться тем венцом, Обручаться тем кольцом При святом налое». «Как могу, подружки, петь? Милый друг далёко; Мне судьбина умереть В грусти одинокой. Год промчался — вести нет; Он ко мне не пишет; Ах! а им лишь красен свет, Им лишь сердце дышит… Иль не вспомнишь обо мне? Где, в какой ты стороне? Где твоя обитель? Я молюсь и слезы лью! Утоли печаль мою, Ангел-утешитель». 1811

Ночной смотр

В двенадцать часов по ночам Из гроба встает барабанщик; И

ходит он взад и вперед, И бьёт он проворно тревогу. И в тёмных гробах барабан Могучую будит пехоту: Встают молодцы егеря, Встают старики гренадёры, Встают из-под русских снегов, С роскошных полей италийских, Встают с африканских степей, С горючих песков Палестины. В двенадцать часов по ночам Выходит трубач из могилы; И скачет он взад и вперёд, И громко трубит он тревогу. И в тёмных могилах труба Могучую конницу будит: Седые гусары встают, Встают усачи кирасиры; И с севера, с юга летят, С востока и с запада мчатся На лёгких воздушных конях Один за другим эскадроны. В двенадцать часов по ночам Из гроба встаёт полководец; На нём сверх мундира сюртук; Он с маленькой шляпой и шпагой; На старом коне боевом Он медленно едет по фрунту; И маршалы едут за ним, И едут за ним адъютанты; И армия честь отдаёт. Становится он перед нею, И с музыкой мимо его Проходят полки за полками. И всех генералов своих Потом он в кружок собирает, И ближнему на ухо сам Он шепчет пароль свой и лозунг; И армии всей отдают Они тот пароль и тот лозунг: И Франция — тот их пароль, Тот лозунг — Святая Елена. Так к старым солдатам своим На смотр генеральный из гроба В двенадцать часов по ночам Встает император усопший. 1836

А. С. Пушкин

Казак

Раз, полунощной порою, Сквозь туман и мрак, Ехал тихо над рекою Удалой казак. Черна шапка набекрени, Весь жупан в пыли. Пистолеты при колене, Сабля до земли. Верный конь, узды не чуя, Шагом выступал; Гриву долгую волнуя, Углублялся вдаль. Вот пред ним две-три избушки, Выломан забор; Здесь — Дорога к деревушке, Там — в дремучий бор. «Не найду в лесу девицы, — Думал хват Денис, — Уж красавицы в светлицы На ночь убрались». Шевельнул донец уздою, Шпорой прикольнул, И помчался конь стрелою, К избам завернул. В облаках луна сребрила Дальни небеса; Под окном сидит уныла Девица-краса. Храбрый видит красну деву; Сердце бьётся в нём, Конь тихонько к леву, к леву — Вот уж под окном. «Ночь становится темнее, Скрылася луна. Выдь, коханочка, скорее, Напои коня». — «Нет! к мужчине молодому Страшно подойти, Страшно выйти мне из дому, Коню дать воды». — «Ах! небось, девица красна, С милым подружись!» — «Ночь красавицам опасна». — «Радость! не страшись! Верь, коханочка, пустое; Ложный страх отбрось! Тратишь время золотое; Милая, небось! Сядь на борзого, с тобою В дальний еду край; Будешь счастлива со мною: С другом всюду рай». Что же девица? Склонилась, Победила страх, Робко ехать согласилась; Счастлив стал казак. Поскакали, полетели, Дружку друг любил; Был ей верен две недели, В третью изменил. 1814

А. X. Дуроп

Казак на родине

(Романс)

«Кончен, кончен дальний путь! Вижу край родимый! Сладко будет отдохнуть Мне с подругой милой! Долго в грусти ждёт она Казака младого. Вот забрезжила луна С неба голубого! И весёлый Дон течёт Тихою струею; В нетерпенье конь мой ржёт, Чуя под собою Пажити родных брегов, Где в счастливой доле Средь знакомых табунов Он гулял на воле. «Верный конь, скачи скорей И как вихорь мчися; Лишь пред хатою моей Ты остановися!» — Так спешил казак домой, Понукал гнедого; Борзый конь летит стрелой До дому родного. Вот приближился донец К своему селенью: «Стой, товарищ, стой! — конец Нашему стремленью!» Видит он невесты дом, Входит к ней в светлицу, И объяту сладким сном Будит он девицу. «Встань, коханочка моя! Нежно улыбнися, Обними скорей меня И к груди прижмися! На полях страны чужой Я дышал тобою; Для тебя я в край родной Возвращён судьбою!» Что же милая его?.. Пробудилась, встала И, взглянувши на него, В страхе задрожала. «Наяву или во сне Зрю тебя, мой милый!.. Ах, недаром же во мне Сердце приуныло! Долго я тебя ждала И страдала в скуке; Сколько слез я пролила В горестной разлуке! И, отчаясь зреть тебя, Быть твоей женою, Отдалась другому я С клятвой роковою». — «Так, так бог с тобой!» — сказал Молодец удалый, И — к воротам, где стоял Конь его усталый. «Ну, сопутник верный мой! — Он сказал уныло. — Нет тебе травы родной, Нет мне в свете милой!» С словом сим он на гнедка, Шевельнул уздою, Тронул шпорой под бока: Быстрый конь стрелою Полетел в обратный путь От села родного. Но тоска терзала грудь Казака младого. Он в последний раз взглянул В сторону родиму И невольно воздохнул, Скрылся в даль незриму. Что и родина, коль нет Ни друзей, ни милой? — Ах! тогда нам целый свет Кажется могилой! (1818)

С. Т. Аксаков

Уральский казак

(Истинное происшествие)

Настала священная брань на врагов И в битву помчала Урала сынов. Один из казаков, наездник лихой, Лишь год один живши с женой молодой, Любя её страстно и страстно любим, Был должен расстаться с блаженством своим. Прощаясь с женою, сказал: «Будь верна!» — «Верна до могилы!» — сказала она. Три года за родину бился с врагом, Разил супостатов копьем и мечом. Бесстрашный наездник всегда впереди, Свидетели раны — и все на груди. Окончились битвы; он едет домой, Всё страстный, всё верный жене молодой. Уже достигают Урала брегов И видят навстречу идущих отцов. Казак наш объемлет отца своего, Но в тайной печали он видит его. «Поведай, родимый, поведай ты мне Об матери милой, об милой жене!» Старик отвечает: «Здорова семья; Но, сын мой, случилась беда у тебя: Тебе изменила младая жена: За то от печали иссохла она. Раскаянье видя, простили мы ей; Прости её, сын мой: мы просим об ней!» Ни слова ответа! Идет он с отцом; И вот уже входит в родительский дом. Упала на грудь его матерь в слезах, Жена молодая лежала в ногах. Он мать обнимает; иконам святым, Как быть, помолился с поклоном земным. Вдруг сабля взвилася могучей рукой… Глава покатилась жены молодой! Безмолвно он голову тихо берет, Безмолвно к народу на площадь идёт. Своё преступленье он всем объявил И требовал казни, и казнь получил. (1821)

К. Ф. Рылеев

Смерть Ермака

П. А. Муханову

Ревела буря, дождь шумел; Во мраке молнии летали; Бесперерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали… Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой, На

диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой. Товарищи его трудов, Побед и громозвучной славы Среди раскинутых шатров Беспечно спали близ дубравы. «О, спите, спите, — мнил герой, — Друзья, под бурею ревущей; С рассветом глас раздастся мой, На славу иль на смерть зовущий! Вам нужен отдых; сладкий сон И в бурю храбрых успокоит; В мечтах напомнит славу он И силы ратников удвоит. Кто жизни не щадил своей, В разбоях злато добывая, Тот думать будет ли о ней, За Русь святую погибая? Своей и вражьей кровью смыв Все преступленья буйной жизни И за победы заслужив Благословения отчизны, — Нам смерть не может быть страшна; Своё мы дело совершили: Сибирь царю покорена, И мы — не праздно в мире жили!» Но роковой его удел Уже сидел с героем рядом И с сожалением глядел На жертву любопытным взглядом. Ревела буря — дождь шумел; Во мраке молнии летали; Бесперерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали. Иртыш кипел в крутых брегах, Вздымалися седые волны И рассыпались с ревом в прах, Бия о брег козачьи челны. С вождем покой в объятьях сна Дружина храбрая вкушала; С Кучумом буря лишь одна На их погибель не дремала! Страшась вступить с героем в бой, Кучум к шатрам, как тать презренный, Прокрался тайною тропой, Татар толпами окружённый. Мечи сверкнули в их руках — И окровавилась долина, И пала грозная в боях, Не обнажив мечей, дружина… Ермак воспрянул ото сна И, гибель зря, стремится в волны, Душа отвагою полна, Но далеко от брега челны! Иртыш волнуется сильней — Ермак все силы напрягает И мощною рукой своей Валы седые рассекает… Плывет… уж близко челнока — Но сила року уступила, И, закипев страшней, река Героя с шумом поглотила. Лишивши сил богатыря Бороться с ярою волною, Тяжёлый панцирь — дар царя — Стал гибели его виною. Ревела буря… вдруг луной Иртыш кипящий осребрился, И труп, извергнутый волной, В броне медяной озарился. Носились тучи, дождь шумел, И молнии ещё сверкали, И гром вдали ещё гремел, И ветры в дебрях бушевали. (1822)

Д. В. Веневитинов

Песнь грека

Под небом Аттики богатой Цвела счастливая семья. Как мой отец, простой оратай, За плугом пел свободу я. Но турков злые ополченья На наши хлынули владенья… Погибла мать, отец убит, Со мной спаслась сестра младая, Я с нею скрылся, повторяя: «За всё мой меч вам отомстит!» Не лил я слез в жестоком горе, Но грудь стеснило и свело; Наш лёгкий челн помчал нас в море, Пылало бедное село, И дым столбом чернел над валом. Сестра рыдала — покрывалом Печальный взор полузакрыт; Но, слыша тихое моленье, Я припевал ей в утешенье: «За всё мой меч им отомстит!» Плывём — и при луне сребристой Мы видим крепость над скалой. Вверху, как тень, на башне мшистой Шагал турецкий часовой; Чалма склонилася к пищали, Внезапно волны засверкали, И вот — в руках моих лежит Без жизни дева молодая. Я обнял тело, повторяя: «За всё мой меч вам отомстит!» Восток румянился зарею, Пристала к берегу ладья, И над шумящею волною Сестре могилу вырыл я. Не мрамор с надписью унылой Скрывает тело девы милой — Нет, под скалою труп зарыт; Но на скале сей неизменной Я начертал обет священный: «За всё вам меч мой отомстит!» С тех пор меня магометане Узнали в стычке боевой, С тех пор как часто в шуме браней Обет я повторяю свой! Отчизны гибель, смерть прекрасной, Всё, всё припомню в час ужасный; И всякий раз, как меч блестит И падает глава с чалмою, Я говорю с улыбкой злою: «За всё мой меч вам отомстит!» (1825)

М. Ю. Лермонтов

Тростник

Сидел рыбак весёлый На берегу реки, И перед ним по ветру Качались тростники. Сухой тростник он срезал И скважины проткнул, Один конец зажал он, В другой конец подул. И будто оживлённый, Тростник заговорил — То голос человека И голос ветра был. И пел тростник печально: «Оставь, оставь меня! Рыбак, рыбак прекрасный, Терзаешь ты меня! И я была девицей, Красавица была, У мачехи в темнице Я некогда цвела, И много слёз горючих Невинно я лила, И раннюю могилу Безбожно я звала. И был сынок-любимец У мачехи моей, Обманывал красавиц, Пугал честных людей. И раз пошли под вечер Мы на берег крутой Смотреть на сини волны, На запад золотой. Моей любви просил он — Любить я не могла, И деньги мне дарил он — Я денег не брала; Несчастную сгубил он, Ударив в грудь ножом, И здесь мой труп зарыл он, На берегу крутом; И над моей могилой Взошёл тростник большой, И в нём живут печали Души моей младой. Рыбак, рыбак прекрасный, Оставь же свой тростник. Ты мне помочь не в силах, А плакать не привык». 1832

(Из стихотворения «Воздушный корабль»)

(Из Зейдлица)

По синим волнам океана, Лишь звёзды блеснут в небесах, Корабль одинокий несётся, Несётся на всех парусах. Не гнутся высокие мачты, На них флюгера не шумят, И молча в открытые люки Чугунные пушки глядят. Не слышно на нём капитана, Не видно матросов на нём; Но скалы, и тайные мели, И бури ему нипочём. Есть остров на том океане — Пустынный и мрачный гранит; На острове том есть могила, А в ней император зарыт, Зарыт он без почестей бранных Врагами в сыпучий песок, Лежит на нём камень тяжёлый, Чтоб встать он из гроба не мог. И в час его грустной кончины, В полночь, как свершается год, К высокому берегу тихо Воздушный корабль пристаёт. Из гроба тогда император, Очнувшись, является вдруг; На нём треугольная шляпа И серый походный сюртук. Скрестивши могучие руки, Главу опустивши на грудь, Идёт и к рулю он садится И быстро пускается в путь. Несётся он к Франции милой, Где славу оставил и трон, Оставил наследника-сына И старую гвардию он. И только что землю родную Завидит во мраке ночном, Опять его сердце трепещет И очи пылают огнём. На берег большими шагами Он смело и прямо идёт, Соратников громко он кличет И маршалов грозно зовёт. Но спят усачи-гренадеры — В равнине, где Эльба шумит, Под снегом холодной России, Под знойным песком пирамид. (Март) 1840

Д. П. Ознобишин

Чудная бандура

Гуляет по Дону казак молодой; Льёт слёзы девица над быстрой рекой. «О чём ты льёшь слёзы из карих очей? О добром коне ли, о сбруе ль моей? О том ли грустишь ты, что, крепко любя, Я, милая сердцу, просватал тебя?» — «Не жаль мне ни сбруи, не жаль мне коня! С тобой обручили охотой меня!» — «Родной ли, отца ли, сестер тебе жаль? Иль милого брата? Пугает ли даль?» — «С отцом и родимой мне век не пробыть; С тобой и далече мне весело жить! Грущу я, что скоро мой локон златой Дон быстрый покроет холодной волной. Когда я ребенком беспечным была, Смеясь мою руку цыганка взяла И, пристально глядя, тряся головой, Сказала: «Утонешь в день свадебный свой!» — «Не верь ей, друг милый, я выстрою мост, Чугунный и длинный, хоть в тысячу верст; Поедешь к венцу ты — я конников дам; Вперёд будет двадцать и сто по бокам». Вот двинулся поезд. Все конники в ряд. Чугунные плиты гудят и звенят; Но конь под невестой, споткнувшись, упал, И Дон ее принял в клубящийся вал… «Скорее бандуру звончатую мне! Размыкаю горе на быстрой волне!» Лад первый он тихо и робко берет… Хохочет русалка сквозь пенистых вод. Но в струны смелее ударил он раз… Вдруг брызнули слезы русалки из глаз, И молит: «Златым не касайся струнам, Невесту младую назад я отдам. Хотели казачку назвать мы сестрой За карие очи, за локон златой». Апрель 1835