Русский ад. Книга вторая

Караулов Андрей Викторович

– Значит, утверждаете вы, Россия опять стоит перед выбором: либо мы – европейская страна, либо… женщины в деревне – это коврик для ног. Так? Так, Андрей Викторович?!

– Караулов удивленно снял очки. Он сейчас плохо понимал, о чем идет речь. Рынок отдает крестьянина на произвол судьбы.

Жили-жили, и вдруг – смотрите, кто от нас ушел: государство! А кто пришел? Мафия. – Пятьдесят долларов – это ниже себестоимости, дорогие крестьяне, но не задаром же. Умей радоваться, народ! Ищи кайф в пустяках!

Горели софиты, и в комнате было очень жарко. Гайдар достал платочек

и снова протер лоб и лысину.

«Любит чистоту, – догадался Караулов.

Всякий раз, оказавшись на телевидении, Гайдар говорил – посути – одно и то же: раньше Госплан, сегодня – рынок. В детали он не вдавался, детали – это там, на местах, детали-не его дело, Гайдар мыслил глобально.

– Принципиальная ошибка, Андрей Викторович, – не согласился он.

– Советская власть всегда ценила не конкретных людей, а их коллективы. Демократическая власть ценит каждого человека, наделяяя всех равными правами. В США даже бомжи ходят с гордо поднятой головой: у них такие же права, как у Президента! – Так что не надо, Андрей Викторович, лезть в душу крестьянина со своими представлениями о его возможностях. Наши крестьяне – это не какой-то там… беззащитный народ. И не будут они смотреть в рот каким-то там…крутым парням… У нас великий народ, хочу вам напомнить! А то, что вы предлагаете, это опять командно-распределительный Госплан.

– Но сегодня даже такой известный рыночник, как Григорий Явлинский, – не сдавался Караулов, – пишет: «Гайдар пошел неверным путем. Я его предупреждал, это плохо закончится. Даже за полчаса до его назначения предупреждал. «Плевать, – говорил Гайдар, – я очень хочу возглавить правительство…»

Гайдар не обратил на цитату никакого внимания. Он долго боролся с креслом и расположился наконец максимально удобно.

– Вопрос меры и степени, – вздохнул Гайдар. – Господин Явлинский не может не понимать, что у нас нет другого пути.

Бесконечные переговоры о создании экономического союза на фоне э… э… разваливающейся российской экономики… подвели бы нас к параличу. Григорий Алексеевич, настырно звавший меня в оппозицию, но я не пошел…

– А вам-то, вам-то… лично вам, зачем все это? – не понимал Караулов. – Друг вашего дома Леонид Генрихович Зорин… – Караулов опять достал какую-то шпаргалку, – говорит, я цитирую:

«Если бы я загодя знал, что тот мальчик, сын Тимура Гайдара, которого я на руках нянчил когда-то, через тридцать лет меня разорит…»

Понятно, да?… что сделал бы милейший Леонид Генрихович с этим мальчиком? Если бы знал…

Гайдар оживился и даже улыбался сейчас как-то шире:

– Во-первых: сегодня сотни самых разных граждан утверждают, что носили меня на своих руках. Как будто в детстве я только тем и занимался, что перелезал с коленок на коленки!

– Вот – вот: знаменитый субботник в Кремле! – поддержал его Караулов. – Когда Владимир Ильич пронес – перед оператором кинохроники – одно-единственное бревно (на большее его не хватило, это по костюму видно).

Кто-то из историков подсчитал: в своих мемуарах 320 человек утверждали потом, что Ленин был в паре с каждым из них…

«А он смешной, – подумал Караулов о Гайдаре. – Тузик!»

– Приступая

к реформам, – упрямо начал Гайдар, – мы рассчитывали на худшее! Было ощущение огромной опасности, надвигающейся на Россию.

Вспомните атмосферу сентября 91-го, Андрей Викторович: развалившееся государство, нарастающий хаос, анархия, безвластие, армия, продававшая оружие кому угодно, прежде всего – за кордон. Наш родной КГБ, утративший контроль даже за собственными складами, неработающая таможня – ни союзная, ни российская! Центр э… э… уже ни за что не отвечает, Россия все все еще не отвечает. А люди, облеченные властью, постоянно объясняют населению, почему они не делают то-то и то-то, хотя обязаны были все это сделать.

И я, Андрей Викторович, повторял, не уставая: да, нет у нас пока экономического союза, но давайте, друзья, хотя бы выговорим это слово – «приватизация»! Давайте хоть что-нибудь сделаем, черт возьми, примем на себя ответственность, кто-то должен отвечать за перебитые горшки!

На камерах замигал. Красные огоньки: закончились кассеты.

– Стоп, – приказал Караулов. – Егор Тимурович, это гениально. Быстро ставим вторую пару!

Гайдар потупит глаза:

– Вы считаете, это кому-нибудь интересно?

Караулов кивнул:

– Считаю. Даже уверен.

– Что такое «вторая пара»? – вздрогнула девушку пресс-секретарь.

– Вторая пара кассет, миледи!

Девушка улыбнулась:

– Спасибо, ясно…

– Андрей Викторович, не для записи…

Караулов наклонил голову:

– Прошу вас.

– Госзаказ необходим только когда речь идет о безопасности страны.

– А продовольственная безопасность – это не государственные интересы? – удивился Караулов. – В 90-с мы производили в два раза больше молока, чем производим сейчас. Зерна – в полтора раза больше, но самое главное: в кошмарном 43-м коров у товарища Сталина было… страшно сказать… в три раза больше, чем у Гайдара сегодня…

– Не надо меня со Сталиным сравнивать, – улыбнулся Гайдар.

– Не вороши лихо, пока оно тихо…

– Поехали, – приказал Караулов. – Работаем!

– Может, чайку? – осторожно предложила девушка – пресс-секретарь.

– Нет, нет, собьюсь, – воскликнул Гайдар. Никаких пауз, друзья, только вперед!

– Поехали, – и Караулов так посмотрел на оператора Володю, что Володя сразу надел наушники…

45

Великий художественный покой… Как у Льва Николаевича Толстого, в Ясной Поляне. Главное условие для создания эпических полотен: глубокий внутренний покой.

Наташа считала, что Александр Исаевич до такой степени переполнен фактами и размышлениями, что его тексты трудно читать. А стиль? Разве можно писать в («Красном Колесе»): «Атут и умерши матери одна за другой…» Или – «Раковый корпус», здесь небрежность повсюду: «… А сегодня там еще мыла пол санитарка Нэлля – крутозадая горластая девка с большими бровями и большими губами. Она давно уже начала, но никак не могла кончить, встревая в каждый разговор…» Или дальше через страницу: «Русанов повернул пошел выше, глядя вверх.