Русский ад. На пути к преисподней
Шрифт:
Они б ни за что на свете не поверили, что в самолете Руцкого мог оказаться кто угодно!
Алешка вышел на Ярославском шоссе. Рядом стрелка – «Лесное».
Дом Акопа стоял среди берез. Место превосходное! Забор высокий, метра три, ворота настежь – охрана резалась в домино.
– Арзамасцев, – важно представился Алешка.
– Ждут! – охранник встал.
«Этот, пожалуй, еще ничего», – подумал Алешка. Он не любил охранников, ему почему-то казалось, что все они – негодяи.
Лица русских охранников – как английский газон. Чтобы у них, у англичан, газон действительно был бы газоном, его надо каждый день подстригать в течение двух-трех веков. Чтобы в России природа смогла сочинить у людей такие морды, тоже надо всего ничего: просто пить, причем пить два-три века, и тоже – каждый день…
Акоп принял Алешку в своей библиотеке. У него была одна из лучших в России частных библиотек.
– Руцкой зовет, Яков Борисович!
– Знаю! – махнул рукой Акоп. – О Белкине слышал? Звонил вчера. По этому поводу. Руцкой зря с Белкиным связался, фонд какой-то лепят… «Возрождение», что ли… Фонд и банк. Зачем вице-президенту банк? Он банкир или вице-президент? А Белкин – жадный, плохо закончит, плохо…
– Значит, я мог не приезжать… – разочарованно протянул Алешка.
– Когда двое, всегда надежнее, – сказал Акоп. – Во как я им понадобился!..
Тихо вошел охранник и протянул Юзбашеву записку.
– Извини… – Акоп заглянул в листок. – Я занят, пусть ждут.
Дом был большой, но нелепый. Слишком широкий, с криво, небрежно повешенными картинами – русская классика.
– Ты Руцкого хорошо знаешь?
– Знаю.
Акоп внимательно посмотрел на Алешку:
– А с Гайдаром у него как?
– Мальчик. В розовых штанишках… – Алешка вдруг понял, что Акопа невозможно обмануть. – У меня интервью было… Руцкой так сказал.
– Ты что, журналист?
– Ага… Хотя выгоняют. «Известия».
– Выгоняют за что?
– На повышение… иду.
– Журналист – и на повышение? Ерунда, парень.
– Да. Ерунда!
Акоп открыл бар:
– Пиво хорошее… хочешь?
– Хочу, Яков Борисович…
Акоп достал две высокие банки «Туборга».
– Не стесняйся.
– Стесняюсь, Яков Борисович.
– Не стесняйся, говорю!
Акоп не любил, когда его называли Акопом. Для всех (даже для сына) он был Яков Борисович.
– Так что Руцкой?
– Руцкой… – Алешке было неуютно, – Руцкой, наверное… хороший человек. Но нельзя же простить ему моральный идиотизм.
– Как-как?
– Все, что он говорит, переодетая конъюнктура, Яков Борисович…
– Все они конъюнктура! – махнул рукой Акоп. – А Гайдар? Это что такое? На нашу водку он акциз увеличил, а на их «Роял» и «Абсолют» снизил таможню – как? На границе, в Чопе, фуры со спиртом сейчас на тридцать километров сейчас выстроились, к нам прут, потому что впереди Новый год… Это, скажи, не диверсия в пользу врагов России?
Лицо Акопа вдруг стало совсем детским: щеки куда-то пропали, губы округлились и беспомощно вылезли из-под щек.
– А ты, Гайдар, сделай, наконец, по уму: разреши, слушай, своим заводам на ноги встать, дай производство наладить… Ты к нам иди, Гайдар, но не с акцизами, а с кредитами, потому что как только мы отстроимся, мы ж конкурировать друг с другом станем, значит, цены будут снижаться, голодных не будет – что, не так, Гайдар? Сделай, как Китай, как Япония, сделай, как западные немцы после сорок пятого… Ну учили ж тебя хоть чему-нибудь, это ж не я, это ты в университетах сидел!
Ты, Гайдар, рынок строишь? Слушай, ты для кого этот рынок строишь, прямо говори: для нас или для них?
Если Акоп нервничал, он всегда говорил с акцентом.
– Так вообще было нечего жрать, Яков Борисович! Вспомним 91-й…
– Жрать нечего, дорогой… это государственные магазины. А в каждом магазине был коммерческий отдел. Там все! Они все купили! А у кого они купили, скажи? У государства! Это ж нэп – верно?! Чистый нэп двадцатых годов, когда Владимир Ильич наконец сообразил (только не говорил никому), что их социализм – полное говно!
Ты смотри: немцы после войны… что те, что эти… они ж свой шнапс не в России, не у Никиты Сергеевича покупали, хотя в России он был лучше, а себестоимость спирта – четырнадцать копеек литр! Нет, дорогой: они свое производство поднимали! А в России водка – это ж… вторая национальная валюта!
Я вот, – Акоп помедлил… – я Андропова не уважаю. Он меня притеснял. Он здорово меня притеснял! Но ты послушай, Гайдар: Андропов и его псы гонялись за мной по всей Московской области не потому, что у меня была плохая водка, – верно? А потому что свою водку, государственную, он продать не мог, она вторым эшелоном шла, я ему цену сбивал! Аты, Гайдар, решил… похоже… вообще с Россией не связываться, так я вижу… – тогда на кой черт, Гайдар, ты нам сдался? Получили правительство! Спирт «Роял» без акциза как высшая победа демократии! Сколько им народу потравится – о! А интеллигенция твоя, парень, просто… партия дураков, вот что я говорю! Просрут Россию – и не заметят!..
Алешке показалось, что Акоп как бы составляет план его будущей статьи.
– Руцкому передай – не поеду. С радостью, мол, но не сейчас. Знаешь, почему? Вон, курская газетка лежит, возьми, да? 29 марта. Видишь? 90-й год. Читай! Вслух читай!
Алешка развернул мятую «районку». Город Железногорск, Курская область. На первой полосе – выступление Руцкого в местном райкоме партии. Заметка была расчеркана красным фломастером, а один абзац выделен в жирный квадрат.
– Читай!
– «Я – русский полковник, мне стыдно за этих демократов. Я был на митинге в Лужниках и посмотрел, какое хамство со стороны Афанасьева, Ельцина. Они и на Владимира Ильича руку подняли! Они, эти подонки, рвутся возглавлять российское правительство…»
– Вот, парень… – Акоп раскраснелся и совершенно по-детски смотрел на Алешку, – Руцкой, ты говоришь, мастер… – да? Какой он мастер, что с тобой?! Неблагодарный нищий, вот он кто!.. Я ему понадобился, скажите пожалуйста!..
– Интересно, Ельцин куда смотрит?.. – протянул Алешка.
– Ельцин? Сердца у него не хватает, парень, – сердца!
– А вы… мафия, Яков Борисович? – вдруг спросил Алешка. Если у него рождались какие-то вопросы, он уже сам не понимал, зачем он их задает.
– Некультурный ты, – засмеялся Акоп. – Большой бизнес, любой большой бизнес, это, парень, всегда… хорошая компания, потому что такой бизнес не делается в одиночку. А у меня нет большого бизнеса. Поэтому я – одиночка. Видишь, в лесу живу? Ты пойми: если б не мафия, рубль в России давно бы грохнулся, сейчас только мафия рубль держит…