Русский ад. На пути к преисподней
Шрифт:
Ну… что делать? Ельцин помедлил… взял «биг-мак» в руки… – и тут же обдряпался. Покраснев, Ельцин одним махом закинул «биг-мак» в рот, тут же проглотил что-то еще (он даже не понял что), быстро запил это все кока-колой и теперь чувствовал, что кока-кола вот-вот разорвется у него в животе, как динамит.
…Куда, куда этот Бурбулис денется, кому он нужен, кроме меня, змей с птичьим голосом, – в отставку, а? Нашел, значит, чем испугать Президента России!
Наина Иосифовна, его супруга, больше всех не любила Бурбулиса. На банкете в честь победы Ельцина на президентских выборах Бурбулис быстро напился, облевал стены здесь же, в зале, пописал куда пришлось и приполз обратно за праздничный стол…
Сегодня утром у Ельцина мелькнула мысль, что Бурбулис вообще относится к нему как к своему инструменту.
«А вот возьму… щас… и спрошу: где заявление? – рассуждал Ельцин. – Шта-а… он ответит?..»
Кортеж машин объезжал Кремль, чтобы въехать через Боровицкие ворота. У Ельцина были слабые сосуды, мозг страдал от кислородного голодания, поэтому он редко смотрел в окно: кружилась голова.
«Шта, позвонить?»
Телефон пискнул сам. Ельцин вздрогнул. У него всегда было одно и то же ощущение: если в машине звонит телефон, значит, что-то случилось.
Александр Коржаков, начальник охраны, снял трубку:
– Служба безопасности.
Коржаков сидел впереди, рядом с Игорем Васильевым, постоянным шофером Президента.
– Одну минуту, доложу. – Коржаков повернулся к Ельцину. – Это Горбачев, Борис Николаевич.
– Сам?
– Нет, телефонистка.
– Соединяйте.
Коржаков с миниатюрной телефонной трубкой в руке все равно что медведь с дамской сумочкой. Сейчас будет цирк: Горбачеву скажут, что Ельцин у телефона, он разразится длинным радостным приветствием, Коржаков выдержит паузу и гордо ответит, что Президент России вот-вот возьмет трубку.
Нет, черта с два!
– Это кто, Коржаков… что ли? – поинтересовался Горбачев. – Рад тебя слышать, Коржаков, как твоя жизнь?
Коржаков растерялся.
– Одну минуту, Михаил Сергеевич.
Ельцин вяло взял трубку:
– Да.
– Приветствую, Борис Николаевич! Как здоровье Президента России?
Горбачев стеснялся говорить Ельцину «ты», а звать его на «вы» не желал.
– Чувствую себя… изумительно, – сморщился Ельцин. – Вы… по делу… ко мне?
– А как же, как же, по делу… конечно, по делу, конкретно – по маршалу Шапошникову.
– А шта Шапошников? – не понял Ельцин.
– Так и я вот… удивляюсь, Борис… – засмеялся Горбачев. – Или он у нас… дурак, или провокатор, я так скажу!.. – Горбачев сделал паузу. Он интересно строил разговор: на паузах; быстро находил ключевые слова и тут же, почти по-мхатовски, ставил паузу, выделяя (таким образом) главное слово. – Шапошников в армии коммерцию развернул, с мест сигналы вовсю идут, я с утра вызвал его, поговорить хотел, Вадим Бакатин тоже пришел… так Шапошников этот… речи такие завел, что мы с Вадимом, я скажу, обомлели, просто обомлели. Союз, говорит, срочно спасать надо, на армию кивает, она, мол, этого требует… Я папочку про коммерцию, короче говоря, подошлю, надо чтоб Президент России сам во всем разобрался…
– Разберемся… – Ельцин помедлил. – А у вас… шта-а, есть, понимашь, кандидатура на министра?
– Нет, нет… если по кандидатуре, так это ж Россия должна продвигать, больше некому, все ж округа на ее территории… – быстро сказал Горбачев. И опять – пауза…
– А по-моему Шапошников – ничего, нормальный министр… – протянул Ельцин. – Может быть… конечно… и слабоват, может… но вживается, понимаешь, в должность… надо подождать.
– Я что думаю, Борис Николаевич… – Горбачев оживился. – А что, если мы встретимся, а? И переговорим?
– О чем?
– Как о чем? Обо всем!
– А, обо всем… – Ельцин насторожился. – Обо всем?
– Ну что у нас, проблем, что ли, нет?
– Проблемы – есть.
– Ну вот, – обрадовался Горбачев. – И хорошо!
– А где?
– Где угодно и когда угодно. Хоть сейчас. Пообедаем вместе.
– Я уже пообедал, понимашь, – сказал Ельцин. – В «Макдоналдс» заезжал.
– Куда? – засмеялся Горбачев.
– В «Макдоналдс». Котлету с хлебом ел.
– И как?
– Неудобная… – сказал Ельцин.
– Ну, чаю попьем… а, Борис Николаевич?
Голос Горбачева звучал надтреснуто.
– Так вы, понимашь, опять за конфронтацию! О чем говорить-то? Вчера в «Президент-отеле» снова, значит, ругали Россию и Президента. А без России ж вам – никуда!
– Слушай… ты с бурбулисами своими разберись, ей-богу! – в голосе Горбачева тут же появились металлические нотки. – Это ж они тебе подозрения подбрасывают! Я ж, наоборот, всегда тебя защищал! Возьми стенограмму, проверь! Прислать стенограмму?
– Ну-у… я-то разберусь… – смутился Ельцин.
– Вот я и предлагаю, – наступал Горбачев, – давай встречаться и ставить точки. Разумное ж предложение! Завтра Госсовет, надо ж все обсудить… Зачем нам… при всех?
– Любите вы келейно, – Ельцин засопел. – Любите… чайку попить, позавтракать…
– Не келейно, а по-дружески, – возразил Горбачев. – Ты проект Госсовета видел? Твои бурбулисы предлагают некий СССР – «союз с некоторыми государственными функциями». Ты мне скажи: это что такое?
– А шта-б… не было центра! – отрезал Ельцин.
– Так давай встречаться, давай разговаривать! Я тоже против старого центра, опостылел он, старый центр, кто сейчас спорит, но я требую, чтобы у нас было одно государство… Или, скажем так, пусть будет нечто, похожее на государство, но с властными функциями!
– Нечто – это не государство.
– Вот и поговорим! Обсудим.
– А где?
– Где угодно. На Ленинских горах, например. Или – на Алексея Толстого.
Горбачев имел в виду особняк МИДа.