Русский ад. На пути к преисподней
Шрифт:
– Жена не обижается, Михаил Сергеевич.
– А… Ну, хорошо. Пойдем там поговорим, – Горбачев кивнул на комнату отдыха.
Как ловко придумано, черт возьми, – кабинет, а где-нибудь сбоку – неприметная дверь. За ней целая квартира: спальня, гостиная, еще один кабинет, только небольшой, уютный, комната тренажеров, ванная, два туалета…
Шапошников изумился: Горбачев не имел привычки приглашать в свои апартаменты. Нанули Рожденовна, жена Шеварднадзе, рассказывала Земфире Николаевне, что Горбачевы никого не пускали к себе в дом – никогда. Если Шеварднадзе провожал Горбачева на дачу, они доезжали до ворот, договаривали здесь свои разговоры и разъезжались – каждый своей дорогой.
– Там позавтракаем, – продолжал Горбачев.
Гостиная была крошечная, но уютная.
– Ты что ж это Кобзона обидел? – вдруг быстро спросил Горбачев. Он сел за стол и показал Шапошникову место напротив себя.
Шапошников растерялся. Певец Иосиф Давыдович Кобзон был у него два дня назад – предлагал себя в роли посредника по продаже наших МиГов в Малайзию. Шапошников аж задохнулся: «Подобные вопросы, дорогой Иосиф Давыдович, на эстраде не решаются!»
Кобзон, выходит, тут же пожаловался Горбачеву. Вот страна!
– Я думал, Михаил Сергеевич, в министерстве есть кому заниматься МиГами… Сегодня Кобзон, завтра, понимаете, Алла Пугачева решит танки продавать… – ну, и что у нас получится?
– Да, – задумчиво произнес Горбачев. – Да… видишь, что в стране творится: все вразжопицу идет, страна катится по сильно скользящей наклонной, разлетается, значит, к чертовой матери… Ельцин… – этот под себя гребет, иначе не умеет, не привык. И вообще: как начал пятого, во вторник, пить, так и пропил, я скажу, все праздники…
МИД, всех его сотрудников, предложил сократить в десять раз. Так тут аж Буш насторожился! Буш, Миттеран, Гонсалес – они ж все за союзную политику выступают, хотя Буш осторожничает, у него выборы под носом! Совмина смотри – нет, кончился у нас Совмин. Силаева сейчас уберем с МЭКа, потому что Россия его отвергла, – словом, я в офсайде, полнейшем офсайде, кругом – демократы, у них, значит, власть, а я начал итожить, что ими говорено, так это, я тебе доложу, ахинея, полная ахинея. Ну какая ж это политика?
Горбачев остановился и взглянул на Шапошникова:
– Ты съешь что-нибудь, Евгений Иванович, я уже позавтракал, я тебе в этом не союзник.
Шапошников не ел.
– Ведь посмотри: вот я Президент – да? А Россия – суверенна. Она от кого суверенна, я тебя спрашиваю, от Украины, что ли?..
Они ж говорят: Россия суверенна от центра. А центр это что? Не Россия… так выходит?
Причем смотри: все решает Бурбулис. Кто такой? Откуда взялся? Окружение сознательно спаивает Ельцина. А когда Ельцин пьяный, он что угодно у них подпишет! Смотри, что он с Чечней решил сделать, – указ этот! Какое, я вот тебя спрашиваю, чрезвычайное положение, это ж Чечня, это, значит, сотни убитых – да?! Звоню Ельцину, он – в дребадан. Нашли Сашу Руцкого, Саша орет: обложить Чечню со стороны гор, блокировать, чтоб никто не вполз и не выполз, – тоже боевой политик, твою мать! А боевики, мне докладывают, собирают женщин и детей, чтоб запустить их вперед на случай сражения! И мы ж с тобой все это предвидели! Ты ж мне докладывал!
Шапошников встал:
– Я не докладывал, Михаил Сергеевич.
– Не ты? Да? Ну… ничего, ты, главное, садись! Хорошо, отменили указ. Дали Ельцину по морде, но что творит, что творит! Если не будет центра, если не будет тебя, Ев-гений, и меня… – Горбачев всегда «гакал», наследие юга, – это ж представить страшно, что они сделают с Россией!
Соланки, индус, приехал с визитом, был у меня, провели переговоры, потом он к Ельцину пошел. А тот, приблуда, наставляет: зря вы, индусы, с Горбачевым связались, у Горбачева нет ничего, в России сейчас я главный, все ж у меня – нефть, уголь, заводы, фабрики… Давайте-ка, индусы, готовьте с Россией политический договор, а Союз, получается, на х…
Соланки обалдел, я скажу: у него ж официальный визит, протокол, а тут выходит, он адресом ошибся, не туда приехал, ни к тем. Ельцин посадил его за стол, выпили они, значит, за дружбу, вдруг Ельцин как заорет: «Не хотите договор? Ну и катитесь со своим Горбачевым к чертовой матери!»
Вот, Евгений, какая дурь. Слушай, мы ж так Индию потеряем! И процесс этот уже пошел, разлетелся… митинг на митинге… то есть я, Горбачев, окажусь Президент без страны, а ты, Евгений Иванович, будешь у нас полководец без армии!
Когда Шапошников волновался, он обычно зевал. На самом деле, ему давно хотелось по душам поговорить с Горбачевым по душам, но в Кремле он был новичок и не знал, насколько здесь принято открывать душу.
– Дальше смотри, – Горбачев, кажется, увлекся, он всегда говорил, говорил, много говорил, потому что не сразу находил, что сказать. – Америка против Ельцина, потому что Америка против распада, мусульман, между прочим, держим только мы с тобой, а когда они вырвутся… таджики, например… черт их знает, что они придумают, – таджики же! Азейба-рджан сразу ляжет под Турцию, это ясно, армяне – пиз… привет горячий, молдовы будут рваться в Румынию, они у нас оголтелые, сам знаешь, немцы уедут… ну это, допустим, черт с ними, с немцами, – значит, здесь будет второй Ливан, вот так я чувствую.
Горбачев остановился, чтобы увидеть, какое впечатление он произвел на собеседника.
«Держава в говне, – подумал Шапошников. – А он… что, только сейчас все это понял?»
– Мы с тобой, Евгений Иванович, я вижу – союзники, вот ты и говори, что делать.
– А какое у вас решение, Михаил Сергеевич?
– Нет… ты скажи, ты…
– А что скажешь, Михаил Сергеевич?.. Я думаю, не так надо было из Германии уходить, – вот что я скажу.
– Нет, ты… погоди, – удивился Горбачев, – погоди про Германию, мы ж с тобой в перспективу глядим, хотя с Германией ошибка вышла, не все ж гладко, но ты пойми: кому я Германию отдал? Немцам. А Польшу кому? Полякам. Так что, я преступник, что ли, – ты скажи!
– С «Блек Джека» все началось… – вздохнул Шапошников. – Самолет, который до космоса достает, чудо-самолет… – а сократили…
– По «Блек Джеку» нужен отдельный разговор… нужен разговор, – кивнул Горбачев. – Ты, Евгений, как я вижу, не все пока знаешь.
– А перспектива ясная, Михаил Сергеевич. Надо Союз спасать, вот главное.
– Как?
– Честно?
– Разумеется.
– Понятия не имею, Михаил Сергеевич. Нет способа. Не наше это дело, – поправился Шапошников.
– Способ есть, – сказал Горбачев.