Русский эксперимент
Шрифт:
Ф: Трудно примириться с тем, что наша катастрофа явилась результатом случайности. Все считают ее закономерной, а многие — неизбежной.
П: Типичный пример помутнения умов. Если катастрофа произошла, из этого не следует, будто она произошла с необходимостью, будто ее нельзя было избежать. Ее как раз можно было избежать, это признают и умные западные теоретики и политики. Горбачевское руководство по глупости или по злому умыслу (что не исключает друг друга) вело себя подобно капитану, который бросил свой корабль на гибельные рифы. Это — не необходимость, а случайность. Но случайность не исключает закономерность. Это — разные аспекты познания реальности. Закономерность и необходимость — не одно и то же. Наша революция 17-го года была делом случая: если бы большевики не решились взять власть, коммунизма
П: Да. И нынешние российские «мыслители» сваливают все в кучу. И добиться тут какой-то ясности и определенности в принципе невозможно. Ф: Ты сказал: это было преступлением. В каком смысле?
П: В действиях реформаторов были элементы стихийности, глупости, самообмана, заблуждений и одержимости. Но доминировала преднамеренность, планомерность, обман, двуличность, предательство. Они не сразу открыли свои карты. Если бы они это сделали в самом начале, их судили бы именно как преступников. Они маскировались, прикрывались своими. И наш привыкший к покорности властям народ воспринял их преступное с самого начала намерение как очередную кампанию все того же коммунистического правления. Они не думали, что капитан их корабля направит их корабль на рифы. И даже тогда, когда корабль шел ко дну, они доверяли капитану и его сообщникам и громили тех, кто хотел сказать истину и спасти хоть что-то.
Ф: Ты думаешь, на другом пути катастрофы не было бы? Многие считают, что было бы еще хуже.
П: Это утверждение нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, ибо историю нельзя вернуть в доперестроечный период и попробовать иной путь. Достоверно только одно: выбранный в 85-м году и навязанный советскому «кораблю» курс привел его на гибельные рифы. Курс этот был выдуман в верхах и в стане врагов, а не вызрел в результате имманентного развития страны. Все остальное — словоблудие, прикрывающее желание преступников уйти от ответственности.
Ф: Ты предсказал кризис. Но никто к этому не отнесся серьезно. Ты думаешь, в этом повинна исключительно наша идеология?
П: Нет, не только. Все привыкли под кризисом понимать экономический кризис. А я писал о кризисе коммунистическом, т.е. в сфере коммунальности прежде всего, в системе власти и управления и в том разрезе, какой касается функционирования этой системы в обществе.
Ф: И ты считаешь, что решающую роль в крахе русского коммунизма сыграла ситуация, сложившаяся в верхах системы власти. Так я понимаю твою позицию?
Так. Но при этом ситуация в высшей власти сконцентрировала в себе ситуацию в стране, в советском блоке и во всем мире. Высшая власть сосредоточила в себе функции интеллекта и воли всего общественного организма. Ну, а как она ими распорядилась, ты знаешь.
Ф: Но как и почему это получилось?! Мы об этом говорили с тобой много раз. И каждый раз все вроде бы ясно. А недоумение все равно не проходит.
П: Нужно все мысли суммировать и систематизировать. Нужно об этом написать целый том, а может быть, не один. Лет через пятьдесят, а то и через сто это будет сделано. А пока нам остается довольствоваться крупицами большой истины.
РУССКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Советский период.В западной идеологии и пропаганде после 1985 года советский (коммунистический) период российской истории рассматривается как черный провал, а брежневский период — как застойные годы. Россию даже окрестили империей зла. Я считаю это не просто заблуждением, а умышленной фальсификацией реальности. Коммунистическое общество, как и всякое другое, имеет свои недостатки — идеальных обществ вообще не существует. Зла человечеству западная цивилизация причинила в тысячи раз больше, чем коммунизм. На Западе в свое время тревогу породил отнюдь не «черный провал» и не «застой» в советской истории, а, наоборот, беспрецедентные успехи Советского Союза во всех сферах жизни и заразительный пример коммунизма для сотен миллионов людей на планете. Нужно быть просто циничным негодяем, чтобы отрицать то, что было достигнуто и сделано
Брежневские годы не были годами некоего застоя. Словечко «застой» — идеологическое клише в языке реформаторов и их западных наставников. В эти годы произошли огромные перемены в стране сравнительно с предшествовавшими годами. Было построено огромное число новых предприятий. Необычайно усложнилось хозяйство, культура и бытовая жизнь людей. Вырос образовательный уровень населения. Улучшились бытовые условия. Размах жилищного строительства для рядовых граждан превзошел все то, что имело место в странах Запада. Были достигнуты огромные успехи в науке и технике. Достаточно упомянуть об успехах в космосе и в военной промышленности. Были подготовлены в большом числе первоклассные специалисты в самых различных сферах науки и культуры. Обо всем этом еще не так давно писались бесчисленные книги на Западе, авторы которых вовсе не были коммунистами.
Тот факт, что одновременно в стране происходило наращивание экономических и бытовых трудностей, а также усиление морального и идейного разложения общества, ничуть не противоречит сказанному выше. Это свидетельствует лишь о сложности и противоречивости исторического процесса.
Несмотря на пресмыкательство перед Западом, в советский период выработалась вполне реалистичная концепция исторической стратегии. Основные ее пункты таковы. Первый пункт — идти своим самостоятельным путем, не тягаться с Западом в экономике, развивать социальный аспект общества (социальные права и гарантии), прививать людям свою систему ценностей (коммунистическое воспитание). Второй пункт — воздействовать на отсталые и эксплуатируемые народы мира не только своим примером, но и оказывая им помощь в их национально-освободительной борьбе. Третий пункт — развитие военной промышленности, укрепление вооруженных сил, мировая активность с опорой на военную мощь. И вряд ли кто будет оспаривать тот факт, что Советский Союз добился грандиозных успехов, став второй сверхдержавой планеты.
Хочу обратить внимание читателя на одно в высшей степени важное обстоятельство. Коммунистическое общество, сложившееся в советский период, не было случайным нагромождением разнородных и независимых друг от друга явлений. В нем различные его части, органы, ткани, сферы и т.п. были скоординированы, соответствовали друг другу, обусловливали друг друга, короче говоря — находились в органическом единстве, образовывали органическое целое. И как бы мы ни относились к нему, независимо от наших субъективных оценок оно объективно было целостным социально-биологическим организмом. Сложилась устойчивая организация многомиллионных масс населения и многих сотен тысяч предприятий и учреждений. Даже маленькие изменения в этом гигантском объединении зависели от бесчисленного множества факторов. А всякое значительное преобразование, которое само по себе (т.е. взятое изолированно) казалось разумным и возможным, на деле могло оказаться вообще невозможным или могло привести к негативным и даже катастрофическим последствиям. Советская история давала бесчисленные примеры на этот счет.
Высшее советское руководство доперестроечного периода, опиравшееся на практический опыт проб и ошибок многих десятилетий, отдавало себе отчет в том, о чем я только что сказал. Оно проявляло вполне объяснимую осторожность и даже явный консерватизм в отношении радикальных преобразований. Дело тут было не в субъективных качествах правителей, не в отдельных бюрократах, которые якобы не хотели изменений. Дело тут было в совокупной системе социальных отношений, вынуждавших становиться консервативными бюрократами всех вовлеченных в нее людей. Напомню, что будущие реформаторы сами были членами этого руководства. Они не меньше других, а скорее всего — больше других старались в этом духе, ибо усерднее и лучше других служили консерваторам-начальникам. Более того, рассматриваемый консерватизм был вполне естественной самозащитной мерой против изменений, угрожавших самим основам советского общества.