Русский флаг
Шрифт:
Настя неожиданно вздрогнула и оглянулась.
– Константин Георгиевич!
Выражение скорби стало исчезать с ее лица. Расправились складки на лбу, приветливо сморщился нос, и девушка улыбнулась.
– Вы были в церкви?
– спросила она.
– Да. И все ждал, что вы обернетесь, заметите меня.
Настя виновато улыбнулась.
– Я думала о другом, - сказала она, сжав тонкие, всегда подвижные крылья ноздрей.
– Сегодня ровно три года, как я схоронила родителей. Нынче Юлия Егоровна впервые оставила меня здесь одну.
Она говорила просто, без того притворства, на которое
– Я слыхал об их смерти, - Пастухов вкладывал в каждое слово большую силу сочувствия.
– Это ужасно...
– Да, они отравились, - горестно повторила девушка.
– После голодной зимы отравились рыбой. Могли жить, а умерли!..
Они молча пошли к выходу, навстречу солнечной пряже, растянутой над землей. Настенька шла немного впереди.
– Верите ли вы в судьбу, Настенька?
– спросил вдруг Пастухов и, не дожидаясь ее ответа, сказал: - Я верю! Верю, что на земле всегда есть кто-то предназначенный тебе, только тебе, и счастье зависит от того, встретишься ли ты с ним, сойдешься ли коротко.
– Говоря, он поглядывал сбоку на пылающую, пронизанную солнцем мочку Настенькиного уха, на крохотные кольца шелковистых волос на ее затылке.
– И какое счастье найти его, почувствовать, что ты для него именно и жил, был скуп сердцем, одинок...
Они шли уже по широкой аллее, по обе стороны которой высились тополя и шелестела широкими стеблями трава. Настенька остановилась и посмотрела на Пастухова доверчиво. Но он запнулся, неожиданно заметив тощую фигуру Тироля, с холодным любопытством разглядывавшего архитектуру церкви. Пастухов вспомнил вдруг Изыльметьева и смутился под взглядом Насти. А тут еще Тироль! И мичман, дернув куцый козырек фуражки, продолжал без всякой связи с предыдущим:
– Наш капитан, Иван Николаевич Изыльметьев, замечательный человек. Да... Я уверен, что вы полюбите его... Я не знаю близко ни Ивана Николаевича, ни его семью, но верю, что он способен любить только раз в жизни. Конечно, разлука, долгая разлука - это нелегко... Но нужно быть мужественным, научиться переносить лишения и даже большое горе...
Зачем он говорит ей о мужестве? Сиротство Насти, злоключения "Авроры", капитан, которого он посетил утром в лазарете, конфузясь под его внимательным, но тяжелым из-за болезни взглядом, - все это представлялось мичману связанным каким-то внутренним единством, может быть потому, что все это близко коснулось его памятливого и отзывчивого сердца. И ему захотелось сказать Насте слова еще более теплые, ласковые, взять ее руку и смотреть сквозь прозрачную розовую ладонь на солнце. А Настя слушала Пастухова и чувствовала нечто более значительное, душевное, спрятанное за словами.
– У вас на "Авроре" все такие... хорошие?
Пастухов уже справился с минутной растерянностью и заговорил рассудительно:
– У нас еще довольно бессмысленной жестокости и равнодушия. С людьми нужно пожить, чтобы узнать и судить о них верно.
– Он уловил не то смущение, не то испуг в глазах девушки.
– Но много есть прекрасных людей и не только среди образованного круга. Есть матросы, которых я полюбил за время похода как братьев. Как они переносили лишения, Настенька, как умирали!..
Вспомнился
– Вы не были за Уралом, Настенька?
– Нет. Даже в Сибири не была. Я даже вон за теми горелыми сопками, она показала на сверкающие в снежной оправе громады, - никогда не была...
– У вас все впереди, - убежденно воскликнул Пастухов.
– Вы еще все увидите, все!
Пастухов говорил так решительно, будто от него одного зависело все, что ждало Настю впереди.
– Здесь многие не бывали в России. Живут и умирают на Камчатке.
– А вы побываете, - упорствовал Пастухов.
– Мне даже странно, что у вас говорят о России как о другой, заморской земле. А разве Камчатка не Россия?
– Тут что! Камчатка...
– снисходительно рассмеялась Настенька.
– А Россия - это Москва, Санкт-Петербург!
Пастухов и Настя шли наклонной тропой в сторону залива, мимо покосившихся изгородей, серых калиток и низких крыш, напоминавших соломенные стрехи украинских хат. Пастухов вдыхал всей грудью пьянящий воздух долины, видел светлый узор берез на склонах гор, чувствовал рядом Настеньку и с необыкновенной ясностью ощущал себя именно в России, на русской земле, распростертой от хмурой Балтики до Тихого океана.
– Камчатка, - пошутил Пастухов, - это имя вашей земли, а отчество ее - Россия. Верно? Здесь все родное, близкое. Когда "Аврора" вошла в эту бухту, у меня сердце колотилось так, как бывает только при возвращении на родину. Славные березки, хорошие, близкие люди, птицы поют, как только и могут петь у нас, и дышится легко, как дома. Уж я знаю, - важно сказал мичман, - бывал и в Америке и на Сандвичевых островах...
Вскоре они расстались. Пастухов неловким движением взял ее руку, наклонился и поцеловал. Вырвав руку, Настя сбежала с пригорка, обернулась и приветливо помахала ему платком.
III
Зарудный поеживался от прохлады. Летние рассветы на Камчатке бывают холодны, вся земля покрывается студеной росой, горы и долы затягиваются туманным пологом, туман сползает медленно по горным кряжам, рвется, виснет клочьями на деревьях и долго хоронится в кустарнике. В конце августа на землю падают первые заморозки.
Анатолий Иванович ехал на низкорослой якутской лошадке. Косматая челка почти закрывала ей глаза, тяжелая грива и длинный хвост придавали дикий, первобытный вид. Позади Зарудного трясся на таком же коне Андронников, сердито посапывая и извергая время от времени замысловатые ругательства. Лошади - редкость на Камчатке. Летом путешествовали обычно пешком или в лодках по реке Камчатке и ее узким притокам.
В сумке титулярного советника лежали копии воззвания Завойко к населению полуострова, переписанные ровной писарской строкой.
Всадники надолго скрывались в высоких зарослях сладкой травы и тяжелого шеламайника, только покачивание стеблей и громкое ворчание землемера выдавало присутствие людей. Из зарослей они выезжали на луга, на пестрые, окропленные росой поляны. Крупные ирисы, восковые лютики, герань покрывали землю сплошным цветастым ковром. Только что пробудившись от сна, они покачивались под тяжестью наполнявших их хрустальных капель.