Русский флаг
Шрифт:
– Нужно сжечь платформы и сбросить вниз пушки, - предложил Бурассэ.
– Лейтенант! Как можно!
– возразил Лефебр.
– Над батареей флаг Франции, тут все неприкосновенно.
– Тогда вперед, и да здравствует император!
– провозгласил прямолинейный Бурассэ.
– Это не так просто, мой друг, - улыбнулся Лефебр, пряча свое тщедушное тело под прикрытие земляного вала, тогда как рослый Бурассэ отважно стоял на виду.
– Русские могут не пустить нас в город. Следует дождаться англичан.
Бурассэ махнул рукой и храбро поднялся на несколько саженей выше батареи, откуда открывался вид на дорогу, ведущую в порт. Французы залегли во все углубления и ямы, вырытые бомбами "Форта", скрываясь от огня "Авроры" и "Двины".
Фрегаты завязали перестрелку с Кошечной батареей. Она отвечала им неохотно, редко, будто с ленцой.
Никакого движения в заливе, английские шлюпки замерли, опасаясь приблизиться к берегу.
Взглянув вперед, Бурассэ заметил русских матросов и стрелков, бегущих к Красному Яру от кладбища. В два прыжка он достиг батареи, но советоваться ему было не с кем: Лефебр ушел к шлюпкам, оставленный им мичман Тибурж убит осколком русской бомбы.
Пьер Ландорс, первый весельчак на "Форте", наклонился над мичманом и, обнажив курчавую голову, сказал:
– Готов!
– Заметив Бурассэ, он сверкнул белками каштановых глаз и добавил: - А мы думали, что совсем осиротели, ваше сиятельство, - такова была неизменная форма обращения Ландорса.
Бурассэ приказал подобрать тело мичмана, захватить раненых, не забыть о флаге, который так и не успел наполниться русским ветром, и убираться по возможности быстрее.
Мичман Попов спешил на батарею. Он бежал впереди отряда, размахивая рукой, не чувствуя, как ветки били его по лицу. Если ему удастся настичь французов, схватиться с ними, сбросить вниз и завладеть флагом, он будет считать себя вполне отомщенным.
Позади и слева от него стремительно бежали люди Михайлова и Пастухова. Камчадалы скользили по зеленым склонам, на ходу целясь в неприятеля. У отрядов не было общего командира, но охвативший их порыв, страстное желание нанести врагу поражение в первой рукопашной схватке были настолько сильны, что люди представляли собой единую, слитную массу, испугавшую неприятеля неудержимым стремлением вперед. Сверкали лезвия штыков, камни беззвучно срывались из-под ног и падали, разбивая прозрачную кромку воды.
Попов не сразу понял, что французы бегут. Только бы прийти первым! Смыть следы врага его же кровью. Он должен прийти первым... Рядом слышался топот матросов с "Авроры", сибирских стрелков; тяжело дышал, обгоняя Попова, быстроногий Пастухов. Партия камчадалов опережала всех, хотя бежала она по самой неудобной, наклонной части берега, готовясь ударить по французам сверху.
Уже исчез французский флаг с батареи. Матросы "Форта" кубарем скатывались к воде. Они прыгали с бруствера, теряли равновесие, падали, поднимали галдеж у шлюпок, роняли ружья и, уже сидя в шлюпках, вылавливали из воды фуражки.
Заметив бегство неприятеля, Попов крикнул своим людям: "За мной!" - и свернул вниз, к отмели, рассчитывая отрезать от шлюпок хотя бы часть десанта. Шлюпки поспешно отчаливали. Батареи "Авроры" умолкли: русские стрелковые партии приближались к Красному Яру, и неточно посланный снаряд мог причинить им вред.
Французы в шлюпках гребли изо всех сил. Вдогонку понеслись выстрелы с отмели и с батареи, занятой стрелковыми отрядами, но кремневые ружья скоро оказались бесполезными.
Сняв фуражку и вытирая жестким рукавом покрывшийся испариной лоб, рядовой сибирского линейного батальона Никифор Сунцов провожал шлюпки насмешливым взглядом.
– Зачем спину кажешь? Дал бы в лицо поглядеть, какие глаза твои... Ну и ловок же бежать, ваше благородие!
– обратился он к Пастухову.
– Ровно заяц скачет...
– На зайца гончие есть, - сказал Пастухов, все еще тяжело дыша. Управимся.
Пастухов напрасно старался скрыть бурлившую в нем озорную, мальчишескую радость.
– Однако обидно...
– сокрушался Сунцов.
– Мне бы живого офицера поддеть... Их благородие капитан Арбузов сказывали: за офицера крест полагается. Обидно, вашблагородие!
– Успеется!
На батарею поднялся Попов. Пастухов бросился ему навстречу, и они обнялись.
– Ну, вот ты и дома, Вася!
– сказал сияющий Пастухов.
– Ты счастлив?
– Да, - коротко ответил Попов и, помолчав немного, оглядевшись, добавил: - Жаль пушек, их сразу не расклепаешь... И батарею загадили... он брезгливо поморщился.
– Мы еще встретимся, - потряс его за руку Пастухов.
– Еще сразимся!
Попов широко улыбнулся, стирая со своего лица усталость и треволнения минувших часов.
– Сразимся!
– закричал он во весь голос, удивляя матросов.
– Еще как сразимся!
III
Арбузов управлял орудиями командирского дека "Авроры". Он стоял недалеко от Изыльметьева и Завойко, только что перебравшегося с кошки на палубу фрегата, наблюдал за полетом ядер и в короткие паузы между выстрелами ревниво ловил долетавшие до него фразы.
Его бесило равнодушие Завойко. Видит ли тот хотя бы, что ядра, пущенные орудиями командирского дека, достигают цели лучше других? Понимает ли он это? Способен ли губернатор вообще разобраться в сложных перипетиях боя? Зачем он явился и стоит, спокойный, неподвижный, на борту "Авроры", где и без него, слава богу, есть кому командовать, вместо того чтобы ободрять своим присутствием стрелков Кладбищенской батареи!
Арбузов ждал, что Завойко заметит его, подойдет, даст понять, что с прошлым покончено и ему не до ссор теперь, когда Петропавловску так необходимо настоящее военное руководство. Ничуть не бывало. Взгляд Завойко несколько раз скользнул по молодцеватой фигуре Арбузова и не задержался на ней, словно перед ним был незнакомый офицер или нижний чин. Лицо Арбузова обдавало жаром, сердце мгновенно срывалось вниз, голос делался резче. Но проходили секунды, Завойко отворачивался от его батареи, и Арбузов с ненавистью смотрел на узкую спину губернатора, на гладкий седеющий затылок между воротом мундира и околышем фуражки.