Русский романс

Пушкин Александр Сергеевич

339. Огородник [348]

Не гулял с кистенем я в дремучем лесу, Не лежал я во рву в непроглядную ночь, — Я свой век загубил за девицу-красу, За девицу-красу, за дворянскую дочь. Я в немецком саду работал по весне, Вот однажды сгребаю сучки да пою, Глядь, хозяйская дочка стоит в стороне, Смотрит в оба да слушает песню мою. По торговым селам, по большим городам Я недаром живал, огородник лихой, Раскрасавиц девиц насмотрелся я там, А такой не видал, да и нету другой. Черноброва, статна, словно сахар бела!.. Стало жутко, я песни своей не допел. А она — ничего, постояла, прошла, Оглянулась: за ней как шальной я глядел. Я слыхал на селе от своих молодиц, Что и сам я пригож, не уродом рожден, — Словно сокол гляжу, круглолиц, белолиц, У меня ль, молодца, кудри — чесаный лен… Разыгралась душа на часок, на другой… Да как глянул я вдруг на хоромы ее — Посвистал и махнул молодецкой рукой, Да

скорей за мужицкое дело свое! А частенько она приходила с тех пор Погулять, посмотреть на работу мою, И смеялась со мной, и вела разговор: Отчего приуныл? что давно не пою? Я кудрями тряхну, ничего не скажу, Только буйную голову свешу на грудь… «Дай-ка яблоньку я за тебя посажу, Ты устал, — чай, пора уж тебе отдохнуть». — «Ну, пожалуй, изволь, госпожа, поучись, Пособи мужику, поработай часок». Да как заступ брала у меня, смеючись, Увидала на правой руке перстенек. Очи стали темней непогоднего дня, На губах, на щеках разыгралася кровь. «Что с тобой, госпожа? Отчего на меня Неприветно глядишь, хмуришь черную бровь?» — «От кого у тебя перстенек золотой?» — «Скоро старость придет, коли будешь все знать». — «Дай-ка я погляжу, несговорный какой!» И за палец меня белой рученькой хвать! Потемнело в глазах, душу кинуло в дрожь, Я давал — не давал золотой перстенек… Я вдруг вспомнил опять, что и сам я пригож, Да не знаю уж как — в щеку девицу чмок!.. Много с ней скоротал невозвратных ночей Огородник лихой… В ясны очи глядел, Расплетал, заплетал русу косыньку ей, Цаловал-миловал, песни волжские пел. Мигом лето прошло, ночи стали свежей, А под утро мороз под ногами хрустит. Вот однажды, как крался я в горенку к ней, Кто-то цап за плечо: «Держи вора!» — кричит. Со стыдом молодца на допрос привели, Я стоял да молчал, говорить не хотел… И красу с головы острой бритвой снесли, И железный убор на ногах зазвенел. Постегали плетьми и уводят дружка От родной стороны и от лапушки прочь На печаль и страду!.. Знать, любить не рука Мужику-вахлаку да дворянскую дочь! 1846

348

Романс-баллада. Музыка Филипповского. Популярен с народной мелодией.

ИВАН ПАНАЕВ

(1812–1862)

340. Будто из Гейне («Густолиственных кленов аллея…») [349]

Густолиственных кленов аллея, Для меня ты значенья полна: Хороша и бледна, как лилея, В той аллее стояла она. И, головку склонивши уныло И глотая слезу за слезой, «Позабудь, если можно, что было», Прошептала, махнувши рукой. На нее, как безумный, смотрел я, И луна освещала ее; Расставаяся с нею, терял я Всё блаженство, всё счастье мое! Густолиственных кленов аллея, Для меня ты значенья полна: Хороша и бледна, как лилея, В той аллее стояла она. <1847>

349

Это сознательная пародия поэта на многочисленные в его время русские переводы Г. Гейне. И таких пародий у Панаева было немало. Но у этого стихотворения судьба сложилась особенная. Положенное на музыку Дмитриевым, стихотворение стало популярным романсом. Сам Панаев называет музыку Дмитриева «прекрасной».

ЛЕВ МЕЙ

(1822–1862)

341. «Нет, только тот, кто знал…» [350]

Нет, только тот, кто знал Свиданья жажду, Поймет, как я страдал И как я стражду. Гляжу я вдаль… нет сил — Тускнеет око… Ах, кто меня любил И знал, — далёко! Вся грудь горит… Кто знал Свиданья жажду, Поймет, как я страдал И как я стражду. 1857

350

Перевод песни арфиста из романа И. В. Гёте «Ученические годы Вильгельма Мейстера». Музыка Чайковского, Главача.

342. «Отчего побледнела весной…» [351]

Отчего побледнела весной Пышноцветная роза сама? Отчего под зеленой травой Голубая фиалка нема? Отчего так печально звучит Песня птички, несясь в небеса? Отчего над лугами висит Погребальным покровом роса? Отчего в небе солнце с утра Холодно и темно, как зимой? Отчего и земля вся сера И угрюмей могилы самой? Отчего я и сам все грустней И болезненней день ото дня? Отчего, о скажи мне скорей, Ты — покинув — забыла меня? 1858

351

С немецкого. Музыка Чайковского.

343. Канарейка [352]

Говорит султанша канарейке: «Птичка! Лучше в тереме высоком Щебетать и песни петь Зюлейке, Чем порхать на Западе далеком? Спой же мне про за-море, певичка, Спой же мне про Запад, непоседка! Есть ли там такое небо, птичка, Есть ли там такой гарем и клетка? У кого там столько роз бывало? У кого из шахов есть Зюлейка — И поднять ли так

ей покрывало?» Ей в ответ щебечет канарейка: «Не проси с меня заморских песен, Не буди тоски моей без нужды: Твой гарем по нашим песням тесен, И слова их владыкам чужды… Ты в ленивой дреме расцветала, Как и вся кругом тебя природа, И не знаешь — даже не слыхала, Что у песни есть сестра — свобода», <1859>

352

Музыка Чайковского.

344. Полежаевской фараонке [353] [354]

Ох, не лги ты, не лги, Даром глазок не жги, Вороватая! Лучше спой про свое Про девичье житье Распроклятое: Как в зеленом саду Соловей, на беду, Разыстомную Песню пел-распевал — С милым спать не давал Ночку темную… 1859

353

Ассоциируется со стихотворением Полежаева «Цыганка».

354

Фараонка — цыганка (цыган ошибочно считали выходцами из Египта). Музыка Шиловского.

345. «Отчего же ты не спишь…» [355]

«Отчего же ты не спишь? Знать ценна утрата, Что в полуночную тишь Всюду ищешь брата?» — «Оттого, что он мне брат, Дочери шалима, Что утрата из утрат Тот, кем я любима. Оттого, что здесь у нас, Резвых коз-лукавиц По горам еще не пас Ввек такой красавец: Нет кудрей черней нигде; Очи так и блещут; Голубицами в воде Синей влагой плещут. Как заря, мой брат румян, И стройней кумира… На венце его слиян С искрами сапфира Солнца луч, и подарён Тот венец невесте…» — «Где же брат твой?.. Где же он? Мы поищем вместе?» 1859

355

Из цикла «Еврейские песни». По мотивам «Песни песней». Музыку на стихи этого цикла писали: Мусоргский, Римский-Корсаков, Главач.

346. «Хотел бы в единое слово…» [356]

Хотел бы в единое слово Я слить мою грусть и печаль И бросить то слово на ветер, Чтоб ветер унес его вдаль. И пусть бы то слово печали По ветру к тебе донеслось, И пусть бы всегда и повсюду Оно к тебе в сердце лилось! И если б усталые очи Сомкнулись под грезой ночной, О пусть бы то слово печали Звучало во сне над тобой! 1859

356

Перевод стихотворения Г. Гейне «Heimkehr». Музыка Мусоргского (1866), Чайковского.

347. Зачем? [357]

Зачем ты мне приснилася, Красавица далекая, И вспыхнула, что в полыме, Подушка одинокая? Ох, сгинь ты, полуночница! Глаза твои ленивые, И пепел кос рассыпчатый, И губы горделивые — Все наяву мне снилося, И все, что греза вешняя, Умчалося, — и на сердце Легла потьма кромешная.. Зачем же ты приснилася, Красавица далекая, Коль стынет вместе с грезою Подушка одинокая?.. <1862>

357

Музыка Чайковского (1875).

348. «У молодки Наны…» [358]

У молодки Наны Муж, как лунь, седой… Старый муж не верит Женке молодой; Разом домекнулся, Что не будет прок, — Глаз с нее не спустит, Двери на замок. «Отвори каморку — Я чуть-чуть жива: Что-то разболелась Сильно голова — Сильно разболелась, Словно жар горит… На дворе погодно: Может, освежит». — «Что ж? открой окошко, Прохладись, мой свет! Хороша прохлада, Коли друга нет!» Нана замолчала, А в глухой ночи Унесла у мужа Старого ключи. «Спи, голубчик, с богом, Спи да почивай!» И ушла тихонько В дровяной сарай. «Ты куда ходила, Нана, со двора? Волосы — хоть выжми, Шубка вся мокра…» — «А телята наши Со двора ушли, Да куда ж? — к соседке В просо забрели. Загнала насилу: Разбежались все… Я и перемокла, Ходя по росе!» Видно — лучше с милым Хоть дрова щепать, Чем со старым мужем Золото считать. Видно — лучше с милым Голая доска, Чем со старым мужем Два пуховика… <1850>

358

Романс-баллада. Из цикла «Моравские песни». Имеется вариант для пения.