Русский скит на Афоне. Новая Фиваида
Шрифт:
кольца и военный орден Василия Николаевича, крест святого Владимира 4-й степени.
Старцы и братство пустыни Фиваиды были очень довольны бесценным приношением отца Мины и благоговейно отнеслись к этому благодеянию. Святую икону поставили в церкви преподобых Афонских, впереди левого клироса, где она и ныне стоит в ценной раме в складном, очень искусно сделанном киоте с развернутыми дверками. Вместе с прочими келейными иконками отца Мины она составляет приличное по благолепию украшение для церкви. При входе в церковь внимание входящего останавливается на сем киоте, имеющем вид маленького иконостаса, а при взгляде на пречистый образ Владычицы, сияющей при ночном освещении, страх Божий и благоговение проходят в теле, и от них бывает в душе необъяснимая радость и утешение, как говорили о том многие из братий. Новый киот для этой святой иконы
Отец Мина сообщил сведения об этой Казанской иконе Божией Матери, а также поведал и о том, как она ему досталась.
Как уже сказано, отец Мина, в миру Василий Николаевич Котельницкий, был человеком военным. Он служил в Бутырском пехотном полку, участвовал в Севастопольской войне, затем, в 1859 году, в чине капитана со своим полком перешел для квартирования в город Корсунь Симбирской губернии. Здесь в свободное от своих служебных обязанностей время он познакомился с помещиком, потомственным дворянином Василием Александровичем Сабаниным, происходившим из древнего рода владетельного казанского князя из татар Сабани. Имение Василия Александровича село Зимненки было недалеко от города Корсуня, и посему Василий Николаевич часто бывал в доме Сабанина и близко познакомился с его семейством.
В одно время, когда по какому-то особому приглашению в доме Василия Александровича Сабанина было много гостей из родных и почетных граждан, Василий Николаевич, который также был в числе гостей, сделал предложение о браке Надежде, болезненной дочери Василия Александровича. Она изъявила согласие на брак, чему все гости, и особенно ее родители были очень рады. «Тогда же, – рассказывал Василий Николаевич, – в присутствии всех гостей родители Надежды благословили нас своей семейной святыней, этой святой иконой Божией Матери Казанской, которая принадлежала еще казанскому князю Сабану, современнику царя Иоанна Грозного, и благоговейно чтилась всеми его потомками». Об этой святой иконе в роде Сабаниных хранилось весьма важное предание.
Вышеозначенный князь Сабан был магометанином. До покорения города Казани в 1552 году он весьма сопротивлялся царю Иоанну Грозному и не уступал города Казани, за что был наказан Богом слепотой. В сохранившемся предании не указывается, сколько она продолжалась, но достоверно известны обстоятельства его исцеления.
Ослепшему Сабану было видение: ему явилась во сне святая икона Божией Матери Казанская, от которой был глас: «Если примешь христианскую веру и крестишься, Я исцелю тебя». Ослепший тут же дал обещание принять христианскую веру и, с произнесением обета, получил исцеление – стал видеть обоими глазами, как и прежде. Немедленно принял он святую веру и крестился, а затем пожелал иметь в своем доме и святую икону Божией Матери, которая являлась ему в видении и от которой он слышал глас.
Виденная им икона была чудотворная Казанская, находившаяся в женской общине в городе Казани. Там же была и точная копия этой иконы, называемая аналойной. Вот об этой-то иконе уже после покорения Казани князь Сабан обратился к царю Иоанну Грозному и просил у него дозволения взять ее к себе в дом. Царь позволил, и Сабану была дана святая икона Божией Матери Казанская аналойная, копия с чудотворной, о которой здесь и повествуется. Эта самая икона по наследству от князя Сабана переходила из рода в род и дошла до Василия Александровича, которым и дана в благословение новобрачным.
Василий и Надежда вскоре после этого были обвенчаны и жили мирной супружеской жизнью, неразлучно при них пребывала святая икона Казанской Божией Матери. Впоследствии по распоряжению начальства Бутырский полк передвигался в разные места, за ним по долгу службы везде следовал Василий Николаевич со своей женой Надеждой, и при них была святая икона.
Наступил 1877 год, началась Русско-турецкая война. По распоряжению начальства Василий Николаевич в чине подполковника был назначен начальником 7-го Петербургского госпиталя, с которым и командирован на место военных действий в Турцию, при нем поехала и его жена в качестве добровольной сестры милосердия. По прибытии в Турцию 7-й госпиталь был расположен близ Плевны. Василий Николаевич и его жена усердно исполняли свои обязанности и всего более оказывали любовь и милосердие к страждущим воинам. Святая икона, их неразлучная спутница, была установлена в особой палатке и перед ней неугасимо теп лилась лампада.
Все русские воины благоговейно чтили пречистый образ Владычицы и усердно молились перед ним Царице Небесной, вручая Ей свою жизнь, просили Ее милостивого заступления и помощи. Молитвы их не оставались тщетными. Владычица мира не посрамила их упования и явила им Свое материнское милосердие, благодатное заступление и помощь, вполне и очень явственно сознаваемые всеми воинами, как видно будет из последующих обстоятельств.
Башибузуки, известные своей свирепостью и зверообразным нравом, не один раз покушались истребить госпиталь и всех раненых изрубить, но нисколько не преуспели в своих зверских замыслах. Несчетное число раз они нападали, и всегда были отражаемы какой-то необъяснимой силой, самый же госпиталь во время их нападений был окружен огненным светом, от которого башибузуки, как бы ослепленные, приходили в замешательство и отступали, ничтоже успев. Об этом с особенным удивлением рассказывали сами башибузуки, попадавшиеся в плен, воины же русские, слыша такие рассказы, еще усерднее молились Царице Небесной пред Ее пречистым образом и со слезами благодарили Владычицу мира за Ее покровительство, помощь и заступление.
После взятия Плевны в войсках стал свирепствовать гнилой тиф. Можно полагать, что болезнь эта произошла от множества разлагавшихся трупов. От нее многие умерли, скончалась и сестра милосердия Надежда Котельницкая, жена Василия Николаевича. В предсмертные часы, будучи в полном сознании, Надежда обратила свои страдальческие взоры ко святой иконе Божией Матери Казанской и просила у Царицы Небесной милостивого заступления ее душе, приготовляющейся к исходу. С детской преданностью она всю себя вручала Ее материнскому покровительству, молилась о себе и о муже Василии, который был тут же при ней. Умирающая без слов просила Матерь Божию быть свидетельницей ее предсмертного завещания и, обратясь к мужу, слабым голосом сказала ему: «Василий! По окончании войны не связывай себя узами второго брака, но исполни свой обет, данный Богу, и вступай в монашество». Сказав сие, Надежда мирно скончалась.
«Война окончена, и я, – говорил Василий Николаевич, – возвратился в Петербург, немедленно сдал свои дела и от службы уволился. Затем вскоре подал в отставку, которую и получил с определением полного пенсиона по чину, даже несмотря на то, что о моем намерении поступить в монашество знали все начальствующие.
Освободившись от служебных обязанностей, вспомнил я о минувших годах, о всех переворотах, происходивших в моей жизни, во время которых незаметным образом у меня созревала мысль о заветном желании вступить в монашество и укреплялся мой дух к мужественному терпению всего скорбного, всего непредвиденного на пути к Царствию Небесному. С особенным чувством благоговения и благодарности молился я пред святой иконой Божией Матери. Вспомнил я и свое предложение о браке, сделанное некогда болезненной моей Надежде как будто необдуманно, опрометчиво. И действительно, удивляться следовало моему предложению, ведь я знал, что Надежда больная, и несмотря на это согласился вступить в брак. В то время я этому удивлялся, а теперь благодарю Господа и Его Пречистую Матерь, ибо теперь только вижу, что своим как будто необдуманным бракосочетанием я сберег свое здоровье от расстройства и душу от погибели, которая мне грозила от развратной жизни, в которую в наше слабое время погружаются в большинстве молодые люди. Дивны и непостижимы судьбы Божии, и милостивое заступление Царицы Небесной для меня необъяснимо! Под прикрытием брака, – говорил отец Мина, – я провел большую часть своей жизни мирно, и теперь, на закате своих дней, освободился, и путь к иночеству стал для меня невозбранен. За все слава Богу!
По окончании своих служебных дел мне одно оставалось – поступить в какой-либо монастырь в Петербурге. Это мне советовал и даже предлагал преосвященный митрополит Исидор, которому я лично был известен, но дух мой не был расположен к местным обителям, и на предложение митрополита Исидора я не согласился.
По указанию известного старца иеромонаха отца Феодосия, подвижника Юрьевского монастыря Новгородской губернии, я собрался и отправился на Святую Афонскую Гору и с собой взял святую икону Божией Матери Казанскую. Дело было в конце семидесятых годов, хорошо не помню, в каком именно году. Прибыл я на Афон благополучно и остановился в Свято-Андреевском скиту, был принят в число братства и в 1882 году с высочайшего соизволения и по благословению архимандрита Феодорита удостоен пострижения в ангельский образ (в мантию) с именем Мины.