Русский Стамбул
Шрифт:
Галина Николаевна не прекращала литературную деятельность, ее стихи печатались в журналах, она пробовала себя в прозе. О периоде своей жизни, связанной с И.А. Буниным, она написала в 1967 году книгу под названием «Грасский дневник».
«Блаженный человек из ушедшего мира»
Происходивший из старинного дворянского рода, кадровый военный Владимир Давыдович Дитерихс фон Дитрихштейн прибыл в Константинополь, подобно многим, из Севастополя в 1920 году. А еще он писал стихи: иногда лиричные, иногда патриотичные, а порой такие, что «хватали за эмигрантскую душу»:
ИсчезВладимир Давыдович был влюблен в творчество И.А. Бунина. И когда порой на вечерах в Цехе поэтов его просили почитать свои стихи, он смущался и просил разрешить ему лучше почитать гениального Бунина.
После Константинополя судьба свела его во Франции с Верой Николаевной и Иваном Алексеевичем. Он иногда посещал семью Буниных. В своих воспоминаниях Вера Николаевна упоминала об одной такой встрече: «Дитерихс приезжал на полковой праздник. Такой же милый и немного блаженный человек из ушедшего мира…»
Владимир Дитерихс издал в эмиграции несколько поэтических сборников в Париже, Брюсселе, Канаде и других странах. В настоящее время возродился интерес к его творчеству и в России.
Поэты-воины
Станюкович Николай Владимирович, Терапиано Юрий Константинович, Новгород-Северский Иван Иванович — всех их объединяла не только поэтическая одаренность и жизнь в Стамбуле, но и Добровольческая армия.
И.И. Новгород-Северский после окончания военного училища служил в Сибири, на Алтае и в Приморье, участвовал в Первой мировой войне, где ему был присвоен чин ротмистра. В Добровольческой армии он храбро сражался, несколько раз был ранен и контужен. После Константинополя он уехал вначале в Болгарию, затем во Францию, где учился в Парижском богословском институте. Иван Иванович писал не только стихи, но и прозу. Размышляя о судьбе скитальца, сам себя называл «пешим мореходом» и писал об этом:
Путь мой широк, необъятен, Плещет зеленой волной. Шорох тайги мне понятен — Матери голос родной. Пешим бреду мореходом, Бродни — надежный челнок. Я улыбаюсь невзгодам И не всегда одинок. Все здесь исполнено тайной… Чаща укроет крылом, Если в ночевке случайно Нечем зажечь бурелом…С армией Врангеля в Константинополь эвакуировался и двадцатидвухлетний Н.В. Станюкович. Вместе с белогвардейскими солдатами и офицерами он жил в военном лагере Галлиполи, многое пережил во время недолгого пребывания в турецкой столице. Свои впечатления и наблюдения впоследствии воплотил в своем творчестве. Станюковичу, потомственному дворянину, в Париже пришлось трудиться вначале шофером. Однако притяжение творчества оказалось сильнее обстоятельств. Он продолжал писать стихи, прозу, стал замечательным литературным критиком. У него выходили книги, сборники стихов. А вот свои рецензии он посвящал произведениям авторов, со многими из которых познакомился еще в эмиграции в Константинополе. Как ярко и точно описывал он состояние женщины-изгнанницы, навеянное воспоминаниями об эвакуации из Крыма и о периоде эмиграции в Турции:
Быть вялой, непричесанной, больной, Задерживать дыханье, — даже в слове, — Недоуменно подымая брови, Глядеть часами в мутное окно. Знать, — за спиной, как бы в подводном свете, Измятая постель, залитый стол И каменное дно, нечистый под, И больше ничего на этом свете. К чему же песни, — светлый бред земли, Навстречу сущему цветенье духа, Когда неисцелимая разруха, В изгнанья час взошла на корабли…Участник Белого движения Ю.К. Терапиано, в будущем известный поэт, прозаик, критик, переводчик французской поэзии на русский язык, журналист, мемуарист, тоже провел некоторое время в Константинополе. Еще до эмиграции он был знаком с Волошиным и Мандельштамом. В своих стихах он до конца сохранил преданность культуре Серебряного века. Оказавшись после турецкой столицы во Франции, он печатался, опубликовал несколько сборников стихов, воспоминаний и статей. Посмертно вышла его замечательная книга статей и воспоминаний «Литературная жизнь русского Парижа за полвека». Воспоминания о нелегком далеком прошлом, размышления и переосмысление пройденного пути всегда присутствовали в замечательных творениях Терапиано:
Снова ночь, бессонница пустая — Час воспоминаний и суда. Мысли, как разрозненная стая, В вечность улетают навсегда. Полночь бьет. Часы стучат, как прежде, В комнате таинственная мгла. Если в сердце места нет надежде — Все-таки и тень ее светла…И.Д. Сургучев и В.И. Горянским в свете «Зарниц»
Начавший писать стихи с шестилетнего возраста, Валентин Иванович Горянский до приезда в Константинополь в 1920 году уже хорошо был известен в России как поэт и драматург. В своих лирических стихах Валентин Иванович сострадал маленькому человеку, на которого давит огромный город, «подобный яме». Как отмечала исследователь биографии поэта Л. Спиридонова, «герои Горянского тянутся на природу, мечтая о «радости невозможной». Он поэтизировал обыденность и создавал бытовые «сказки» о русской деревне. Главным героем произведений Горянского была Россия, вспоминаемая поэтом в изгнании. С «горьким вином» сравнивал свою родину поэт, от которой невозможно отречься:
Россия — горькое вино! Себе я клялся не однажды — Забыть в моем стакане дно, Не утолять смертельной жажды, Не пить, отринуть, не любить, Отречься, сердцем отвратиться, Непомнящим, безродным быть, — И все затем, чтоб вновь напиться, Чтоб снова клятву перейти И оказаться за порогом. И закачаться на пути По русским пагубным дорогам, Опять родное обрести…В Константинополе Горянский сотрудничал с журналом «Зарницы». Здесь печатались его стихи, вышла поэма «Вехи огненные».
Вместе с Горянским постоянным автором «Зарниц» стал прозаик, драматург, очеркист Илья Дмитриевич Сургучев. Он также был не новичком в литературе. Его пьесы пользовались успехом на сцене Александрийского театра Петербурга, Сургучев переписывался с М. Горьким, Л. Андреевым, И. Буниным. Власть большевиков не признавал. Находясь перед эмиграцией в Ставрополе, печатался в антибольшевистской прессе. Поддерживая борьбу генерала Врангеля, переехал в Крым и стал издавать там свою газету. Вместе с белогвардейскими войсками эвакуировался в 1920 году в турецкую столицу.