Русский
Шрифт:
– Но они ошибаются. Я не в их власти. Русский Космос не даст мне погибнуть. Голос Гагарина зовет меня. Мой препарат «Кандинский» унесет меня из мрачного подземелья. Он превращает материю в дух, в космический луч, для которого нет тюремных дверей и запоров. Вот топливо к русскому звездолету, который построит Россия и унесет людей к обетованной планете, на которой в своих снах побывал космический провидец Кандинский. А до него зодчие Барма и Постник, создавшие храм Василия Блаженного.
Лукреций Кар потянулся к карману робы. Извлек крохотный ларец. Отворил и высыпал на ладонь горсть разноцветных шариков. Серж вспомнил, что точно такой же шарик,
– Я ухожу от вас, друзья, чтобы встретиться с вами на обетованной планете. Там ждет меня Гагарин, ждет Есенин, ждет Александр Матросов. До встречи в «Русском раю»!
Лукреций Кар бросил все шарики в рот. Запил водой, двигая большим кадыком, и откинулся на подушку. Лежал без движений, большой, костистый, с утомленным лицом, на котором еще темнели морщины боли.
Но вот постепенно морщины стали разглаживаться. На лице появлялось выражение успокоения и радости. Большие глаза в темноте наполнились солнечным светом. Он казался воздушней и легче, уже не лежал, а парил над смятым одеялом. Он терял телесность, словно плоть его становилась прозрачной. От него исходило легкое излучение. Серж видел, как из-под робы, из области сердца, вырвался пучок прозрачных лучей.
Лукреций Кар прянул к потолку, сделал круг, прощаясь с теми, кто еще оставался в каземате, и унесся сквозь толщу ввысь.
Теперь он мчался в беспредельном Космосе, как чистый пучок света, среди бесчисленных солнц, разноцветных дивных планет, голубых полумесяцев, золотых комет и созвездий. В темном Космосе расцветали сады, благоухали цветы, и навстречу Лукрецию Кару мчался Гагарин, неся в руках василек.
Лукреций Кар лежал на тюремной койке, маленький, легкий, как ребенок. Серж и белорус Андрей стояли над ним, отдавая прощальную почесть русскому герою. Появились охранники, чтобы забрать бездыханное тело.
Серж то ли спал, то ли грезил. Ему чудилась картина Кандинского, которую он видел в музее Антверпена. Черное, бархатное мироздание, среди которого мчатся золотистые спирали и эллипсы, ликующие, похожие на птиц цветы, крылатые деревья, покрытые лепестками дельфины, улыбающиеся кристаллы, дышащие и думающие капли. Он сам, подобно дельфину, нырял среди дивных планет и перламутровых солнц, надеясь отыскать Лукреция Кара, его солнечные глаза.
– Ты спишь? – услышал он голос Андрея. Его голова с белесой щетиной смотрела сквозь железные решетки двухъярусной кровати. – Пора отсюда сваливать, больше ждать невозможно.
– Как ты отсюда свалишь? У тебя же нет препарата «Кандинский».
– Товарищи ждут. Невозможно откладывать операцию.
– Какую операцию?
– Эти гады всех славян в распыл пустят. У них есть препарат, который действует на генетический код славянина и превращает его в животное. Славяне должны восстать и сбросить поганое иго.
– Как они могут восстать?
– Я тебе говорил. Уже создан «Полк Красной армии». Я офицер разведки. Установил связи с российскими командирами бригад и соединений. Мы войдем в Смоленск, а оттуда на Москву. К нам присоединится русская армия. Возьмем Кремль без боя. Восстановим союз России, Белоруссии, Украины. В Союз войдут республики Средней Азии, Армения, возможно, и Сербия. Президентом Союза станет батька Лукашенко. Он – чудо, явленное славянскому миру. Он – залог спасение славян. Он сберег Белоруссию – и спасет остальные народы. Он лидер, которого не знала Европа, захваченная бандитами и карликами. Он сбросит иго, нависшее над Россией. При нем в России вновь заколосятся поля, заработают заводы, оживут села, сгинет все черное колдовство, от которого женщины не рожают, мужчины теряют волю, – и великая страна идет на дно.
Андрей страстно шептал, и до Сержа долетало его горячее дыхание. Но замысел казался фантастическим. «Полк Красной армии» – словосочетание звучало бутафорски, от него веяло компьютерной игрой. Лукашенко не был для Сержа кумиром. Он казался ему странным и архаичным, и его, Сержа, искусство не пришлось бы в Беларуси ко двору.
– В чем твой план? – спросил Серж недоверчиво.
– Я все просчитал по минутам. Но мне одному не справиться. Нужен помощник. Соглашайся.
– Что ты задумал?
– Когда нас гонят колонной, кого собак обдирать, кого грязное белье полоскать, в стороне остается железная дверь с надписью: «Граница поста». Там два автоматчика. За этой дверью лифт наверх. Колонну с обеих сторон ведут другие два автоматчика, и один замыкает все стадо. Представляешь?
Серж представил унылую колонну, идущую по тоннелю не в ногу, вдоль металлической колеи и обрывков старого кабеля. С двух сторон ее теснят автоматчики, и вышагивает китаец Сен со своей неизменной плеткой, выискивая жертву для избиения. Колонну замыкает хмурый верзила с прыщавым лицом, в черном комбинезоне с металлической надписью: «Секьюрити». И страх, что китаец Сен выберет его, Сержа, и ременная плетка вопьется в его беззащитное тело.
– Теперь смотри, – продолжал Андрей. – Мы становимся в хвост колонны. И как только трогаемся, я бросаюсь на замыкающего, дроблю ему шейный позвонок и из его автомата укладываю тех двоих у двери. Передаю автомат тебе и мчусь к дверям, а ты меня прикрываешь. Таджики при звуках стрельбы побегут, как бараны, сомнут охрану, и у нас будет минута, чтобы открыть дверь и подняться на лифте. А там, наверху, с двумя автоматами прорвемся с боем. Согласен?
Серж смутно представлял описанный бой, не понимал своей роли. Зато отчетливо помнил несчастную голову Раджаба, торчащую среди ободранных собачьих тел, его огромные плачущие глаза и собачью лапу в красно-синих сухожилиях, свисающую из клетки.
– Нет, на меня не рассчитывай. Я с этим не справлюсь, – сказал Серж.
– Хочешь покрыться шерстью и превратиться в животное? У всех русских отрезали яйца! – прошипел с презрением белорус и скрылся под одеялом.
После подъема они не здоровались. Во время завтрака каждый поглощал свое месиво молча, не глядя один на другого. Серж, встав в колонну, видел удалявшуюся железную дверь, за которой находился спасительный лифт, двух автоматчиков, стертую надпись: «Граница поста».
По дороге к рабочим местам китаец Сен отхлестал своей плеткой белоруса, словно чувствовал исходящую от него угрозу, укрощал хлыстом его бунтующую волю. Сержу казалось, что есть его вина в этом жестоком избиении. Он оставил белоруса одного в окружении врагов.
В рабочем отсеке из жестяной трубы свалилась на стол скомканная груда белья. Наверху в отеле продолжались развратные оргии, и не было предела похотям и извращениям.
Он уныло зарядил порошком стиральную машину. Открыл стеклянный люк. Стал набивать бельем дырчатый ротор, заталкивая кулаком несвежую ткань. На одном полотнище разглядел брызги крови, которые складывались в какие-то буквы. Расстелил простыню на столе, и на мятой ткани прерывистыми буквами, брызгами запекшейся крови было написано: