Рябиновый дождь
Шрифт:
— Саулюс!
— Подыхай!
Но когда Стасис стал задыхаться и царапать ногтями линолеум, Саулюс не выдержал, нажал на кнопку звонка и, ненавидя себя, слушал, как бесконечно грустно и назойливо звенит он в этой чистенькой, набитой сонными людьми больнице. Потом послышались шаги, зажегся дневной свет. И тут он отключился, будто провалился куда-то. Когда он открыл глаза, перед ним стояла медсестра, а он сжимал в своей побитой руке черную бутылочку. Он посмотрел на нее, не зная, куда ее деть.
— Это моя, — обрадовалась бледная сестра. — Где
— Под подушкой.
— А я искала…
— Наверно, когда постель поправляли, она и выпала из вашего кармана.
— Боже, как я ее искала!
— Напрасно. Вы еще такая молодая… — Измученный, он чувствовал себя старым и опытным человеком.
— Почему? В ней ничего такого нет, только мятный горошек, от сердца… У меня другой бутылочки не было, — просветленное болезнями, ее личико слегка покраснело, исчезла жилка, пульсирующая на виске.
Моцкус сидел в своем кабинете и ждал телефонного звонка. Он снова был спокоен и уверен в себе. Миновала самая большая беда в его жизни: у Саулюса только трещина в позвоночнике, нерв не сорван, хотя во время удара он был сильно поврежден. Теперь парню понадобится длительное и хорошее лечение… Конечно, было бы куда приятнее, если бы аварии вообще не было, но, оказывается, Милюкас прав. Против этого прикинувшегося бедолагой вредителя возбуждено уголовное дело. Теперь можно вздохнуть и всерьез заняться докладом. Но сколько времени потеряно, сколько ценной человеческой энергии израсходовано, сколько здоровья пущено на ветер!.. И виной всему — злая воля одного человека. А если таких собирается вместе сотни или тысячи?.. Какой-то кошмар! Он не принимал всерьез приключение с Жолинасом. Тот, наверно, попытался сам, но ничего не вышло, поэтому не выдержал и заблеял: Моцкус! А эти смельчаки тоже хороши! Как малые дети, ненароком нашкодившие, сразу же домой, к маме, дескать, мы ничего не видели, ничего не слышали… Даже попариться как следует не удалось… Викторас раскладывал тезисы доклада, записанные на клочках бумаги, листках календаря и блокнота, на разорванных сигаретных пачках и даже на одной этикетке, отвалившейся от бутылки шампанского, а потом переписывал их на машинке. Когда он читал, с трудом разбирая очередной кусок текста, тихо заурчал телефон.
— Слушаю! Да-да, Моцкус. Очень приятно, слышу хорошо. Самочувствие прекрасное. А нельзя ли как-нибудь обойтись без меня? Нельзя?! — Он приумолк и покраснел. — А в выводе экспертов не может быть ошибки? — стал тревожно постукивать пальцами по столу, задел пепельницу и опрокинул ее.
— Думаю, что нет, — на другом конце провода звучал молодой, хорошо поставленный и строгий голос. — Выстрел произведен из вашего ружья, точнее — из левого ствола.
«Иди ты знаешь куда…» — хотел сказать Моцкус, но растерялся:
— Вы только так думаете или убеждены?
— Факты слишком серьезная штука, чтобы можно было опровергнуть их словами, — голос следователя чуть дрогнул, видимо, он обиделся.
— Тогда я ничего не понимаю. — Только теперь мысль
— Вы свое ружье никому не давали?
— Нет.
— А может, случайно поменялись? Одолжили?
— Никоим образом! Никто другой из этой старой развалюхи не выстрелил.
— Видите, вам, возможно, все ясно, а как мне это понять?
— Не знаю, — Моцкусу очень хотелось, чтобы этот человек как-нибудь понял его, но он запутался в своих объяснениях, рассердился и закончил: — Как вам угодно, так и понимайте, я же не маленький и отвечаю за свои слова.
— Уважаемый профессор, мы не первый день знаем вас, — голос несколько смягчился. — Почитая ваше доброе имя и заслуги, я кое в чем даже пристрастен, но закон есть закон: вам придется дать расписку о невыезде.
— Это хуже чем тюрьма. У меня на носу международный симпозиум, на который я не только поеду, но и буду читать там доклад.
— А вы не можете поручить эту работу кому-нибудь другому?
— Юноша!.. Простите, уважаемый следователь, а вы можете снять свою голову и через секретаршу передать ее на съезд юристов?
— У меня нет секретарши.
— Будет! — У Моцкуса кончилось терпение. — И позвольте спросить вас: долго ли будет тянуться эта канитель?
— До суда.
— И суд будет?
— Так завершаются все серьезные дела.
— Это невозможно! Я буду обращаться к вышестоящему начальству.
— Ваше право, но, думаю, не поможет… Пока не кончилось предварительное следствие, всякие звонки, советы, рассуждения только повредят вам и отнимут еще больше времени.
— Нет, мой милый, — Викторас принялся ходить по кабинету, сколько позволял телефонный провод. — С этим я никогда не соглашусь! Этот тип испортил мою машину, спровоцировал аварию, оклеветал меня, терроризирует свою жену, а я должен молчать и ждать? Скажите — чего? Пока вы научитесь разбираться в людях?
— Я верю вам и думаю, что так оно и есть на самом деле, но где вы были до сих пор, почему молчали и не обращались к нам?
У Моцкуса перехватило дыхание.
— Значит, кто первый, тот и прав? Но ведь это логика преступников. Я не обращался к вам потому, что не находил нужным и не знал, что вы такой всемогущий, а с другой стороны, некогда было, — горячился Моцкус. — Но эти факты нетрудно проверить. Вы разговаривали со старшим автоинспектором Костасом Милюкасом?
— Он приезжал. Мы осмотрели и разрушенный погреб, о котором нам сообщил сосед Жолинаса Пожайтис, но это совсем отдельное дело, которое в вашем положении ничего вам не даст, только усложнит все. Представьте: его жена живет…
— Жила! — крикнул Моцкус и даже не подумал, что эта поправка довольно отвратительна.
— Согласен: его жена жила с вами, он из мести испортил вашу машину, во время аварии пострадал посторонний человек, а потом последовали довольно злые угрозы и клятвы… и этот выстрел… И ни одного свидетеля, ни одного оправдательного факта. Что бы вы стали делать на моем месте?