Рядовой для Афганистана
Шрифт:
Служба нашего старшины вошла в спокойное русло, ограниченное в основном выдачей солдатам мыльных принадлежностей и чистого нательного и постельного белья. Мы были благодарны ему за это, ведь самое страшное, что он мог сделать каждому из нас – взять за ухо и отправить мыть руки с мылом. «Козлы» его побаивались, мягким он был с курсантами, считая нас детьми, сержантов он гонял, прекрасно понимая их нравы и видя в них «лисов». Мы прозвали его просто и ласково «Му-му».
Афганистан не волновал прапорщика Грибанова, и он туда не просился, считая войну делом романтиков и политиков. Какая
Времени до прыжка оставалось совсем мало, неделя. Сегодня будем прыгать с парашютной вышки. Прыжок с нее обязателен, кто не прыгнет, не допускается к прыжку из самолета. Командир взвода остается внизу, на страховке. Сержант поднимается на самый верх и ждет курсантов. Мы по двое выходим на трамплин. Ветер раскачивает двадцати пяти метровую вышку так, что, кажется, она сложится и развалится.
Сержант прицепляет на первого десантника подвесную систему и командует.
– Приготовиться! Готов?
Солдат принимает стойку парашютиста и бойко отвечает.
– Готов!
– Первый! По-шел!
Курсант энергично отталкивается от платформы и группируется. Купол, раскрытый над ним, обеспечивает плавный спуск.
Я забрался на самый верх, реально страшно, вернее не страшно, но почему-то ноги стали слабыми и неуверенными. Мокрый снег летит в глаза, делая очертания горизонта неразличимыми. Сколько под тобой метров не определенно и, в сущности, не важно.
Сержант зацепил на мне подвесную систему, подергал за карабины и заорал в ухо.
– Готов?
Я подтверждаю готовность кивком головы, слышу команду «пошел!», бегу и плавно отрываюсь от края трамплина. В последний миг чувствую сапог сержанта в моих напрягшихся ягодицах.
Приземлился я отлично и, задрав голову в небо, смотрю на летящий вверх купол. Здорово, теперь меня этим не проймешь, быстрей бы в настоящее небо!
Ближе к вечеру, курсанты счастливчики под командой прапорщика Грибанова отправляются в город за посылками. Возвращаемся мы перед самым ужином, складываем посылки в каптерке старшины и бежим к столовой догонять строй.
После ужина нас по одному приглашают в каптерку, я оказываюсь первый.
– Курсант Одуван-чиков! Заходы, дарагой! – весело пошутил прапорщик.
– Товарищ гвардии прапорщик, курсант Одуванчиков по вашему приказанию прибыл! – отчеканил я.
– Я вижу, что прибыл. Давай посмотрим, что у тебя в посылке, – сказал старшина, поставил коробку на стол и вскрыл ее при помощи штык-ножа. – Угу, письмо от родителей, держи курсант. Так, коробка конфет «Белочка», еще одна «Три медведя», еще «Ассорти». Книжка – не положено, оставляем до весны. Банка варенья, понюхаем, чпок! – со своеобразным звуком прапорщик открыл банку. – А, малина, ладно, разрешаю завтра в столовой за ужином. Конфеты карамель, конверты, подшива60, две пачки… нет, три пачки печенья, все парень забирай и позови курсанта Соколова, – сказал Грибанов, пододвигая мне посылку.
– Товарищ прапорщик, это вам от чистого сердца, – я протянул старшине коробку шоколадных конфет «Ассорти».
– Уу-мм! Даже не знаю, ну спасибо, побалую своих домашних «ланцепупов». Слушай, а если не жалко, можно я другую коробочку возьму? – старшина сладко посмотрел на «Белочку».
– Разумеется, берите, эти очень вкусные, с орешками.
– Спасибо, спасибо, ну, позови следующего, – улыбнулся старшина, убирая коробку конфет к себе на полку.
В этот момент в каптерку постучался и сразу вошел наш командир взвода.
– А, Александр Анатольевич, проходи, погрейся, – поприветствовал Грибанов Семенова.
– Гм, товарищ стар-лейтенант, это вам, – четко сказал я, протягивая коробку «Трех медведей» своему командиру.
– К-хм… не нужно, это не обязательно вовсе, – засомневался взводный.
– Товарищ командир, это от души, прошу вас принять.
– Уф, ну спасибо, Одуванчиков.
– Разрешите идти товарищи, товарищ стар-лейтенант…
– Спасибо, конечно идите, – расплылся в доброй улыбке Семенов.
Когда я подошел к своей кровати, чтобы выложить содержимое посылки в тумбочку, ко мне подвалили сержанты во главе с «дорогим замком» Цибулевским.
– Одуванчик, не хочешь угостить непосредственных начальников? – нагло и в тоже время заискивающе спросил он.
– Разумеется, выбирайте, – сказал я, показывая, что «можете брать, что хотите». Мне уже было все равно.
– Вот, коробочку «Ассорти» и пару пачек печенья, спасибо! Отдыхай и готовься к завтрашнему дню, сынок…
Сержанты взяли то, что нужно и ушли по направлению к остальным обладателям посылок. Я молча проглотил незаметную и непрошеную слезу, и принялся читать письмо из дома.
Самое главное, что дома все в порядке. Мама пишет, что все здоровы, отец рисует свои любимые картины и стоит с ними в сквере, на «Площади 1905 года». Иногда по мелочи удается продать некоторые из них, правда хватает только на хлеб. Сестренка хорошо учится в школе и занимается танцами во «Дворце молодежи». Кошка Мурка все та же, вновь ждет котят. Зима стоит необычайно суровая и какая-то угрюмая. Мама жалеет, что не смогла приехать ко мне на присягу, но весной, когда меня направят в линейную войсковую часть, они все ко мне приедут. Обязательно! Отец жмет мне руку, но настоятельно просит, чтобы я не показывал излишнего геройства и не лез «вперед батьки у пекло». Среди простого народа только и разговоров, что все про Афганистан. Много солдат привозят убитых в цинковых ящиках с маленьким окошечком, а то и без него.
Я дочитал письмо до конца и убрал его в конверт. Мне почему-то показалось, что и в часть, после учебки, они ко мне не приедут. Ведь она может быть не в Союзе. А где же тогда?
Курсанту Соколову, родители прислали сало, мед, различные маринады и соленья. Так что осталась у него одна только литровая банка меда, которую, мы решили, есть всем взводом помаленьку на ночь и, растянуть, таким образом, на недельку. Этим же вечером нам удалось попробовать по маленькой ложечке, мед оказался удивительно вкусным.