РЯВанш! (СИ, с иллюстрациями)
Шрифт:
Третий торпедоносец атаковал другой дредноут, подлетев к нему сбоку, совсем близко, но сбросил торпеду неточно. Упав в воду, она сделала разворот и прошла мимо, у самого борта. Вражеские корабли вели ожесточенный огонь по кружащим вокруг "куки". Четвертый японский самолет, пилот которого тоже попытался отважно подлететь к бронированному гиганту, даже не успел сбросить торпеду. Взрывом 3-дюймовго снаряда ему оторвало хвостовое оперение, и "сопвич", кувыркнувшись в воздухе, рухнул в низ и разлетелся на части при ударе о воду. Прошло всего несколько минут, а у японцев осталось лишь два самолета, еще имевшие торпеды. Три уже сбросившие их "сопвича" могли оставаться только пассивными наблюдателями, никакого другого оружия у них не было - даже пулемета, чтобы стрелять по врагу!
Лейтенант Суники Кира испытал стыд и горькое сожаление, что не додумался перед вылетом заменить торпеды на бомбы. На каждый аэроплан вместо единственной торпеды можно было взять целых девять 50-кг бомб. По крайней мере, у его пилотов было бы несколько попыток причинить ущерб врагу. Следует признать, японские пилоты оказались плохо обучены применению нового оружия, которое требовало большой точности действий, особенно при наведении на цель перед сбросом. Пилот предпоследнего "сопвича", у которого оставалась еще торпеда, пошел в атаку. Он снижался всё ниже и ниже, чтобы выпустить торпеду наверняка, не обращая внимание на вздымающиеся совсем рядом водяные столбы - по летевшему у самой воды аэроплану стреляли даже бортовые орудия. "Куки" снизился еще и... зацепил колесами волны, пилот отчаянно рванулся руль высоты на себя, но в следующий момент самолет скапотировал, зарываясь в фонтан поднятых им брызг. В воде мелькнул оторванный хвост, сломанные плоскости крыльев. Лейтенант Кара досадливо поморщился. Эх, почему им сразу поставили палубные торпедоносцы! Сами англичане в войну использовали гидроторпедоносцы. На гидро это было возможно - для прицельной стрельбы сесть на поплавки, приблизиться к врагу, как глиссер, выпустить торпеду, а потом взлететь. Если бы его пилот летел на поплавковом аппарате... Но для колесного самолета такое невозможно....
Лейтенант Кира оставался единственным, у кого под самолетом еще оставалась торпеда. После пяти неудач, гибели двух его пилотов командир эскадрильи не знал, что делать. Он не имел права на ошибку. Иначе получится, что его товарищи погибли понапрасну, не причинив врагу никакого вреда! Если он попытается, подобно другим, действовать так, как учили английские инструкторы, - недопустимо большой шанс, что торпеда опять пройдет мимо цели. Слишком мало было у его эскадрильи практических тренировок. Попытаться сбросить торпеду как обычную бомбу, прямо на палубу вражеского корабля? Но и тут слишком большая вероятность промаха. Значит, остается одно. Суники Кира прочитал про себя короткую молитву и крепче взялся за штурвал. Шестой, последний "сопвич-куки" пошел в атаку, круто снижаясь над бьющим из всех зенитных орудий дредноутом. Японский аэроплан падал вертикально вниз, как камень. По русскому кораблю пронеслось "ура!", там решили, что вражеский самолет подбит и потерял управление, сваливаясь в штопор. Но лейтенант Кира до последнего продолжал направлять свой аппарат, до того самого мига, когда обрушился на палубу между носовой башней и рубкой.
Падение аэроплана вызвало на "Бородино" немалое замешательство. Зарядная часть торпеды не взорвалась, отлетев после удара за борт, но торпедный резервуар со сжатым воздухом рванул у самого барбета и заклинил вращение носовой башни. А когда на полубаке заполыхал пожар от разлившегося бензина, начальник башни, не понимая что случилось и опасаясь взрыва боезапаса, отдал приказ о затоплении погребов. Несколько человек было ранено обломками самолетных конструкций, несколько получили ожоги при тушении пожара. Но самое серьезное случилось в рубке дредноута. Лопасть аэропланного винта влетела через визирную щель и угодила прямо в контр-адмирала Веселкина, разом снеся ему полчерепа. Рубка была залита кровью, со стальных стенок стекали ошмётки мозгов, но как ни странно больше никто там не пострадал.
Узнав о смерти адмирала, каперанг Иванов размашисто перекрестился. Последствия воздушного налета могли оказаться и более тяжелыми. Повезло, что японцы не догадались атаковать сразу двумя или тремя машинами с разных направлений. Уклониться тогда от торпед было бы гораздо труднее. К японским броненосцам в это время успели подойти миноносцы, которые сразу начали ставить дымовую завесу. Старенькие четырехтрубные эсминцы типа "Асакадзе" вели себя решительно и, похоже, не собирались отступать, если "измаилы" попробуют приблизиться. Не стоило слишком рисковать ради удовольствия добить покалеченное броненосное старьё. Один из таких маленьких эсминцев вполне может попытаться повторить поступок безвестного японского летчика, обрушившего свой самолет на "Бородино". А получить случайную пробоину за 900 миль до порта назначения Иванову совсем не хотелось.
– По бригаде! Курс вест-зюйд-вест! Передать по радио открытым текстом: "Русский флот восхищен отвагой японских моряков и авиаторов!"
"Бородино", "Кинбурн" и "Наварин" шли мимо темнеющих на западе гористых берегов Цусимы. Несколько японских миноносцев двигались следом. Попробуют атаковать? Сколько же у них самоубийц! Иванов распорядился прибавить хода. По справочникам скорость у "асакадзе" была на два узла больше "измаильской", но на неспокойном море маленьким низкобортным корабликам было не угнаться за легко резавшими волны бронированными исполинами. Русских теперь сопровождали лишь два аэроплана, круживших высоко в небе.
– Перископ слева по курсу!
– разнесся истошный крик сигнальщика с фор-марса
– Поворот лево на борт! Идти противоторпедным зигзагом! Носовым батареям беглый огонь! Стрелять ныряющими! Рулевым, по возможности, таранить!
Три "измаила" развернулись на мелькающую среди волн тонкую отметину перископа. Каждый дредноут мог стрелять вперед из дюжины стволов вспомогательной артиллерии. Там, где скрывалась под водой лодка, непрерывно вставали косые всплески уходящих в глубину ныряющих снарядов. На палубах напряженно всматривались, не мелькнет ли идущий навстречу стремительный росчерк дорожки пузырьков - след торпеды. Но торпед не было. Исчез и перископ, так что ничего уже не указывало на присутствие субмарины. Когда проходили над местом, где заметили лодку, напряженно ждали - не рубанет ли киль по хрупкому корпусу подводного судна. Но то ли лодка сама вовремя нырнула в глубину, то ли затонула раньше, продырявленная снарядами. Впрочем, на воде были бы заметны пузыри и масленые пятна. Кормовые плутонги вели на всякий случай заградительный огонь, продолжая расстреливать волны позади кораблей.
– Выясните, кто первый заметил перископ!
– распорядился Иванов.
– Покойный Веселкин ему двести рублей должен... Платить, похоже, мне придется. Ну что же, огибаем островов.
– Ваше высокородие! Дымы на зюйд-весте!
– доложили с наблюдательного поста.
Иванов вместе со старшим офицеров дружно подняли к глазам бинокли. Открывшийся после прохода южной оконечности Цусимы простор Западно-Корейского пролива действительно пятнали дымные кляксы.
Иванов внимательно всматривался в показавшийся из-за горизонта кончик мачты
– Виктор Николаевич!
– обратился он к старшему офицеру.
– Поглядите, какая странная мачта.
Буткевич тоже вскинул к глазам бинокль, потом тихонько присвистнул:
– Семиногая! Это же...
.
– Это "Нагато"!
– закончил за него командир.
– Ввели всё-таки в строй!
– Буткевич напряженно потер лоб.
– А ведь не должны были успеть... Прорывается на север. Так что? Поворачиваем следом?
– Командуйте поворот! Пойдем вдогонку. Время, конечно, потеряем, но грех такого красавца упускать. Опять же Колчак, когда пойдет здесь на крейсере, может на монстра сего наткнуться. Так что подготовьте, на всякий случай, Александру Васильевичу радиограмму, чтобы поостерегся!
– Иванов, понизив голос, наклонился к уху Буткевича.
– А самому не боязно, Виктор Николаевич? Ведь, по справочникам, сейчас это самый сильный корабль в мире. Тридцать три тысячи тонн водоизмещения. Восемь шестнадцатидюймовых орудий в башнях, двадцать пятидюймовых по бортам, броня из двенадцатидюймовых плит. Он наш пояс своими снарядами насквозь пробьет, когда мы его своими только пощекочем.
– Бортовой залп "Нагато" меньше, чем у одного "измаила". А нас трое. Догоним и засыплем снарядами. Если только эсминцы костьми не полягут, чтобы нас остановить. Вон он с каким охранением идет.
Рядом со сверхдредноутом было видно сопровождение - семь двухтрубных эсминцев, очень похожих друг от друга, только три побольше, а четыре - поменьше, с тремя, а не четырьмя орудиями на возвышенных мостиках и полубаке.
– Эсминцы первого ранга типа "Миненкадзе", эсминцы второго ранга типа "Моми". И те, и другие, самой новейшей постройки, - деловито доложил кто-то из вахтенных.