Рыцарь из рода драконов
Шрифт:
– Артур...
– эхом откликнулся принц.
– Ты его очень любишь?
Айна ответила не сразу.
– Я его... просто люблю. Да. Ты понимаешь, это же грех перед Богом, просто даже думать такие вещи, но не будь он моим братом... я б тогда хотела, чтоб он был просто моим. Не связывай нас общая кровь... я бы просто пошла за ним на край света, даже с закрытыми глазами. Ты не представляешь, какой он, ты почти его не знаешь. Таких, как он, мало. Он никогда не опускает рук, никогда не сдается. Он упрям, как сам дьявол. Он совсем не знает, что такое страх, не умеет бояться, даже не понимает, что это такое. Он никогда не бросает своих в беде. Не нарушает данного слова. Отвечает за то, что делает. А какой он фехтовальщик и наездник... Из всех дворян, что будут служить тебе, когда
– Это приятно слышать, - ответил Гайвен сдержанно. Видно было, что он все же удивлен ее откровенностью. Никогда прежде Айна не позволяла себе даже словом обмолвиться о владевшей ею противоестественной страсти, и проговорилась лишь сейчас, под гнетом тревоги и страха.
– Я рад, что мне повезло с вассалами...
– Вы слишком рано радуетесь, ваше высочество, - раздался от двери тяжелый голос.
– Прежде чем рассуждать о достоинствах вассалов, я бы сперва на вашем месте поглядел на них в деле.
– Артур вошел в комнату, стянул перевязь с мечом и швырнул в угол. Опустился на табурет. Брат был странно отчужден, он казался опасней, старше и злее, чем обычно, и очень сейчас походил на отца. Боже, испугалась Айна, неужели он услышал все то, что она про него говорила?!
– Ваше высочество, дорогая сестра... В деревню явился посланец из столицы.
– Посланец? Где он?
– вскинулся Ретвальд.
Артур улыбнулся, и Айна сделалось страшно при виде его улыбки.
– Он мертв.
– Мертв?!
– Разумеется. Я казнил негодяя, как предателя и изменника.
– И, глядя, как помертвели слушатели, Артур продолжил.
– Как вы можете догадаться, исходя из этого факта, посланец явился от наших врагов. Увы, удача оказалась на стороне Эрдера, а не на нашей. Враги овладели городом. Его величество Брайан Ретвальд, ваш отец и мой сюзерен, убит при штурме, - Артур слегка поклонился опустившемуся, как подкошенный, на край кровати Гайвену.
– Лорд Раймонд, наш с сестрой благородный родитель, также убит, - Айна почувствовала, как комната вдруг вздрогнула и совершила оборот вокруг невидимой оси.
– Предатели торжествуют и возомнили уже себя победителями. Тот шелудивый пес, которого я отправил на тот свет, брехал, что они возвели на трон некого человека, называющего себя Гледериком Карданом. Он провозгласил себя королем и призывает страну склониться перед своим именем.
– Постойте, - провел ладонью по лбу Гайвен, - не так быстро... Я не поспеваю за вами. Мой отец... наши отцы... убиты?!
– Артур сдержанно кивнул.
– Но тогда... постойте, что за Кардан? Они же все вымерли, много лет назад.
Брат равнодушно пожал плечами:
– Ваше высочество, знай я ответ, непременно бы его дал. Но у меня и у самого нет ответов, одни только вопросы. Мне не хуже, чем вам, известно, что последний король из старой династии умер, не оставив наследника... и что только потому вашему предку позволили занять его место.
– При всем желании он не смог бы причинить Гайвену большего унижения, чем эта мимолетом брошенная словесная пощечина. Но хотел ли он наносить унижение - или просто сказал, что думал?
– Карданов больше нет. Однако что мешает какому-то проходимцу присвоить себе их имя? Сажая свою марионетку на престол, мятежники могли бы назвать его хоть ангелом небесным, лишь бы это дало им больше поддержки. Так не все ли равно, откуда взялся этот гусь?
– Да, вы правы...
– смешался Гайвен.
– Но... что же теперь делать?
– Что делать? Ваше высочество соизволило задать преотличный вопрос, - Артур вновь скривил губы в злой ослепительной улыбке, так испугавшей Айну.
– На него не смогли бы ответить лучшие из тех мудрецов, которым вы поклоняетесь... но смогу ответить я.
– Неужели он все-таки стоял под дверью и подслушивал?! И все теперь знает?!
– Поскольку его величество отныне на небесах, вы - наш законный государь. Вернее, станете им, когда возложите на себя корону. К сожалению, этому препятствует такое досадное обстоятельство, как владеющие Тимлейном враги. Обещаю вам, что с моей помощью сие препятствие будет устранено.
– Вы... Вы поможете мне?
Айна не ожидала того, что Артур сделал в следующий момент. Он рывком встал с табурета, шагнул навстречу Гайвену и опустился перед ним на одно колено.
– А куда мне деваться?
– просто спросил он.
– Хороший или плохой, сильный или слабый... вы мой сюзерен, и я буду служить вам до самого конца. Каким бы он ни был, даже если в конце у нас только темнота и смерть. Пусть даже я не очень вас люблю, и считаю слабаком. Вы не умеете быть королем, только и можете, что рассуждать о возвышенной ерунде... но все-таки вы мой король, сэр, и я вас не брошу. Я охраню вас от всех врагов, сколько бы их ни было. Я перехвачу и преломлю о колено все стрелы, что будут в вас выпущены. Я разобью все мечи, и отрежу все руки, что поднимутся на вас. Я буду идти за вами... а когда земля под нашими сапогами обернется огнем - понесу вас сам. Когда дождь станет градом, а горы упадут на наши головы, я заслоню вас и сделаюсь щитом. Отныне ваша дорога - моя дорога, ваша судьба - моя судьба, ваши недруги падут, сраженные мной, и когда это свершится, менестрели сложат о нас песни. Я клянусь вам в верности, государь, и если нарушу эту клятву, то да будет моя голова отсечена от плеч, то да будет мое имя предано позору и поруганию до самого конца мира, то да будет моя душа заключена в чернейшую из бездн. Но этого не будет!
– голос Артура взлетел до потолка и теперь звенел, как клинок во время битвы.
Гайвен немного поколебался, а потом подался вперед и принял ладони Артура в свои, как требовал того обычай.
– Я принимаю твою клятву, лорд Айтверн, - медленно произнес Гайвен Ретвальд, и, каким бы чудом это ни было, обрел в тот миг величие, достойное королей древности - они не были его предками, но, подумала Айна, все равно бы приняли его в свой круг.
– Я принимаю твои слова, твой обет... и твое служение. И я в свою очередь клянусь, что сделаю все, чтоб ты не пожалел о них. Я отплачу тебе признательностью, я сделаю все, что потребуется, чтоб твои дела не пропали впустую. И... Спасибо тебе. Я клянусь, что не подведу тебя.
Айна смотрела на двух мужчин, уже мужчин, а не юношей, на сидящего и на преклонившего колено, на двух мужчин, без отрыва смотрящих друг другу в глаза. Они только что объединились узами, которые будут довлеть над ними всю жизнь и заставлять совершать те или иные поступки - иногда очень тяжелые, и подчас совершенно необратимые. Айна знала, что они выполнят то, в чем поклялись. А еще она знала, что это будет нелегко.
– Ну ладно, - произнес Артур, поднимаясь.
– А теперь с вашего позволения, пойду немного высплюсь. А то, знаете, давно уже этого не делал.
Он поднялся - закованный в свой новый титул, как в боевые доспехи. Поклонился Гайвену, с безупречной учтивостью. Потом посмотрел на Айну, беззвучно шевеля губами, словно намеревался что-то сказать, но так и не сказал. Странно усмехнулся и вышел. Дверь за Артуром захлопнулась с шумом, но Айна даже не вздрогнула. Ей было не до того. Она все так же сидела на подоконнике и смотрела теперь уже в небо за окном, и это небо странным образом изменило свой цвет. Девушка почувствовала духоту.
– Мне очень жаль, - сказал принц.
– Я приношу соболезнования, в связи с гибелью твоего отца. Я... сочувствую тебе.
Жаль? Сочувствует? О чем он вообще говорит? Как он может сочувствовать ей? Ведь сочувствовать означает разделить боль и радость. Радости у Айны не осталось, а о боли Гайвен и подавно знать ничего не мог. Что он мог знать из того, что пришлось узнать ей? Что этот тихий книжный мальчик знает о серых стенах, из которых не выбраться, о солнце, видимом сквозь решетку, о небе, к которому не протянуть руку, о том, как умирает дневной свет, как приходит ночь, а вместе с ночью идут безверие и страх. Что он знает о смерти, обещанной тебе безукоризненно вежливым тюремщиком? О том, как твой собственный отец отдает тебя в руки этой вежливой смерти? О гордости и чести, единственном оставшемся оружии, без которого не продержаться. Что ему может быть известно обо всем этом? С какой радости он роняет свои дурацкие салонные слова, если не понимает их подлинного значения?