Рыцарь короля
Шрифт:
– Если уж вы взрастили в душе ненависть ко мне, то никакие оправдания и никакая защита не помогут. Вам, верной служанке своего короля, следовало бы первой понять мое положение при вас, когда мы встретились. Я не лгал, но не мог и сказать вам всей правды. Интересно, не были ли вы сами в таком же положении... И в этом отношении - и только в этом - я был лицемером.
– И только в этом?..
– повторила она.
– Клянусь честью, да.
Он пересек зал и, остановившись около нее, посмотрел вниз. Впервые их глаза встретились надолго.
– Мадемуазель, в тот последний вечер нашего
– Он остановился и сделал какой-то неопределенный жест.
– Ну, а вы попросили меня ничего не прибавлять, удовлетвориться воспоминаниями о прошлом, имея в виду, конечно, что будущего у нас нет: вы в английском лагере и помолвлены с Жаном де Норвилем, а я - на противоположной стороне... Помните?
Она медленно кивнула.
– И вы оказались правы. Но сейчас, когда у меня и в самом деле не осталось будущего, не будет никакого вреда, если я скажу то, что хотел сказать тогда: как сильно я люблю вас. И, конечно, вы не должны думать, что я лицемерю в этом, ибо какую выгоду принесет мне лицемерие? Человек, чья жизнь подходит к концу, способен позволить себе сказать правду. И если я вас люблю, можете ли вы вообразить меня таким Иудой, который готов предать вас ради удовольствия своих хозяев, как вы изволили выразиться? Я этого не делал, и маркиз де Воль не требовал от меня такого предательства. Или, может быть, вы осуждаете меня за то, что я захватил бы вашего брата, если бы нашел его?
– Нет, потому что иначе вы оказались бы предателем... Я не настолько несправедлива.
– Она опустила глаза. Ее руки, сжимающие подлокотники кресла, побелели.
– И все-таки вы лицемер.
– В каком смысле?
– Как вы можете говорить, что любите меня? Ни один враг не оказал бы вам худшей услуги, чем я. Вы что, разыгрываете из себя святого? Так, что ли? Готовитесь к переходу в лучший мир?..
Это была странная насмешка, отличная от прежней, и в голосе звучали странные, приводящие в замешательство оттенки. Сжатые губы смягчились. Он вспомнил тот миг на ячменном поле, после своего падения, когда проще было выразить себя перед нею в шутке, чем пытаться произнести невыразимое. И подумал, уловит ли она связь.
– Нет, мадемуазель, я всего лишь неисправимый романтик.
– В самом деле?
Однако она улыбнулась, и он увидел, что она вспомнила.
– Ну, а я больше не романтик. С тех пор я стала жестче и практичнее. Не ожидайте, что я отвечу тем же и признаюсь в любви к вам... хоть я и рада, что вы не Иуда. Любовь - штука глупая, ей не место в государственных делах. Меня строго обучали с тех пор, как мы виделись последний раз.
Она снова стала резкой, но он чувствовал, что эта резкость не относится к нему. Он вспомнил железную хватку пальцев сэра Джона Русселя на её плече в тот вечер в Женеве и догадался, какое обучение она имеет в виду.
– Сожалею об этом, - произнес он, придерживаясь легкого тона, однако, поскольку отныне мне не приходится ожидать обилия государственных дел, я уж позволю себе остаться глупым... Так что разрешите мне ещё раз поторопить вас, ради вас же самой: отправляйтесь в Шантель. Может быть, королевские кавалеристы задержались. Или даже вообще не приедут. Если вы окажете мне эту милость, то я погляжу, как вы уедете в безопасное место, а потом отправлюсь в Лион.
Она коротко рассмеялась:
– Ради меня самой! Господи Боже!.. Нет, мсье, в любом случае я останусь вашей пленницей. У меня есть дела в Лионе... И некоторые могут даже иметь отношение к вам.
На её лице появилось загадочное выражение, которое он хорошо помнил.
– Ко мне?..
– Ну да, а откуда же иначе король узнает правду о вас, если не от меня? Его величество жалует мне некую милость... Не пренебрегайте моей помощью.
Она встала и, подойдя к своим седельным сумкам, вытащила бережно сложенный длинный плащ, который надела вместо купеческой туники. Куаф и шляпа были ещё одним штрихом, прибавившим её облику женственности.
– Ну вот, - заключила она, разглаживая ленты маски, - вы можете не стыдиться своей пленницы.
Тем временем Блез снова вернулся к двери. Теперь он уловил в лесу далекий шум и дробный стук копыт. Подошла Анна, стала рядом, прислушиваясь.
– Мсье, - сказала она торопливо, и он был поражен тем, насколько изменился её голос, - почему вы не солгали мне в тот вечер в доме у синдика, почему не дали мне честное слово и не нарушили его потом, как подобало бы ловкому рассудительному человеку? Если бы вы это сделали, то сейчас имели бы успех и славу. А так - вы потерпели неудачу и стали предателем. И вы ещё ухудшаете свое положение, проявляя внимание ко мне... Ну почему вы так глупы?
От этой добродушной насмешки у него словно жар растекся по жилам.
– И все же, - продолжала она, - вы потерпели неудачу, но почетно... Глупец, но благородный человек. Что бы ни случилось с вами или со мною, пожалуйста, помните, что я это сказала.
За густыми зарослями на противоположной стороне поляны явно скапливались всадники. Судя по звукам, они осторожно передвигались среди деревьев. Затем донеслась резкая команда, и на поляну вынеслись несколько конников, за которыми тут же последовали другие.
Однако впереди ехал отнюдь не Пьер де ла Барр. Нет, это был очень знатный и знаменитый человек. Любой старый солдат в Западной Европе узнал бы в нем Великого Маршала, Жака де Шабанна, сеньора де ла Палиса.
– Ну, так что тут у вас случилось?
– сварливо спросил он, останавливая коня перед дверью.
– Где монсеньор де Бурбон и тот англичанин, за которым вы как будто должны были следить? А это ещё кто?
Он умолк, взглянув на Анну, которая ещё не надела маску, и его лицо осветилось улыбкой: он узнал её.
– А-а, миледи Руссель!
– Он поклонился. И снова обратился к Блезу: Так где же эти господа?
– Это была ошибка, монсеньор... Я шел по ложному следу.
Блез не отводил глаз под пристальным взглядом маршала, однако заметил разочарование и гнев, охватившие всадников, которые сейчас заполнили поляну. Они много часов не покидали седла в твердой надежде на крупную награду, которую обещал король за поимку Бурбона.
– Ошибка?..
– прогремел ла Палис.
– Ну, для вас будет лучше, если ваши объяснения окажутся достаточно убедительными.
– Он сошел с коня и зашагал к двери.
– Я желаю их услышать сейчас же.