Рыцарь короля
Шрифт:
Он повернулся к Анне, прищурившись. Его голос вновь зазвучал сладко слишком сладко:
– А что вы скажете о нем, миледи? Вы должны достаточно хорошо его знать...
Если король ждал хоть следа эмоций, то миледи Руссель его разочаровала. Она посмотрела на Блеза с отчужденностью знатной дамы, глядящей на какого-то конюха, который когда-то прислуживал ей и о котором теперь пришлось по необходимости вспомнить.
– Сир, хоть это меня и не касается, я удивлена, что вы считаете этого человека предателем. Он повиновался приказам герцогини Ангулемской,
– Весьма злая, мадемуазель.
– Увы, действительно! Но он шел за мною по следу - он и вот этот молодой дворянин, - она легким кивком указала на Пьера, стоящего рядом с Блезом, - и в конце концов меня изловили. Он, без сомнения, туповат. Но если из-за этого считать его предателем, то, боюсь, придется повесить множество других солдат вашего величества. Да, туповатый, простоватый человек - что же еще?
Она достала из бархатной сумочки на поясе ароматический шарик и небрежно понюхала его. От её тона и поведения Блез похолодел. Конечно, она играла роль, чтобы укрепить уже отвоеванные позиции, но Блез не находил в этом утешения.
Скрытая напряженность государя ослабла. Он не смог уловить в её ответе ни одной фальшивой ноты. Конечно же, это было смехотворно - вообразить, что такая безукоризненная, блестящая женщина могла увлечься столь мелкой сошкой, как этот арестант. Тем не менее Франциск не смог удержаться от колкости:
– Однако для того, чтобы восхищаться некоей очаровательной девицей и ради неё презреть свой долг, - на это у него смекалки хватило.
Анна взглянула вопросительно:
– В самом деле?..
– Да. Видите ли, у нас есть признание этого чернобородого мошенника, который сопровождал вас от Нантюа. Перед тем, как его вздернули в Роане, он - под пыткой - разговаривал достаточно охотно. Нам известно, что произошло в охотничьем домике мсье де Шамана.
Смутным утешением для Блеза было то, что Анна обнаружила некоторое подобие чувства. Ее глаза увлажнились:
– Бедный Этьен! Он был преданным слугой...
Затем продолжала рассеянно:
– Произошло?.. Не могу понять мысль вашего величества...
– Разве де Лальер не позволил негодяю бежать и не понуждал вас присоединиться к беглецу? Если даже поверить остальным его россказням - а я им не верю, - разве это поступок верноподданного француза?.. Хотя, признаюсь, искушение было велико...
– добавил король, окидывая её сальным взглядом.
Анна отозвалась с высокомерной холодностью:
– Надеюсь, ваше величество не имеет в виду, что этот человек... и я...
– Она оборвала фразу и пристально посмотрела на короля.
– Боже справедливый!
– Я ничего не имею в виду, кроме того, что он - предатель.
– А? Ну, вашему величеству лучше знать... Я бы назвала это глупостью. Разочарованный тем, что господина Бурбона там не оказалось, он не видел смысла задерживать меня. Он всегда проявлял галантность. А помимо того, откуда ему было знать, - в её голосе снова зазвучала музыка, - что я предпочту вверить себя милосердию вашего величества, а не возвращаться в Англию или в Савойю?
И тогда грянул гром.
– Вам, по-видимому, неизвестна одна подробность, миледи: он на содержании у Бурбона. Искупает ли это глупость?
– Сир!
– взорвался Блез.
Во всем, что говорилось раньше, для него не было ничего особенно неожиданного, если не считать откровений, касающихся де Норвиля. Участие его семьи в мятеже, предвзятость короля, его собственный дурацкий промах в Нантюа - все это могло послужить основанием для обвинения в предательстве. Допросы, которым его подвергали в тюрьме, подготовили его к такой мысли. Но это чудовищное обвинение вообще не имело никакого смысла!..
– Сир, я протестую. Вашему величеству известно, что это не так. Монсеньор де Воль может поручиться...
– Пусть ручается за самого себя. Он тоже совершил измену и ответит за нее.
– Господин де Воль?!
– Вот именно - каков господин, таков и слуга. Но сейчас мы не будем говорить о нем. Вы отрицаете, что находитесь на содержании у герцога?
– Отрицаю ли я? Да я Бога и всех святых призываю в свидетели, что отрицаю!
– Ну, тогда объясните вот это! Дюпра, пожалуйста, ту расписку.
И, когда канцлер подал ему бумагу со стола, Франциск поманил Блеза пальцем:
– Подойдите сюда. Взгляните и перестаньте лгать!
Ошеломленный Блез смотрел на свою собственную подпись, нацарапанную на листе бумаги. Он видел знакомый росчерк своего имени. Не сразу смог Блез прочитать остальное; потом слова постепенно сложились во фразы:
"Я, Блез де Лальер, в настоящее время кавалерист в роте сеньора Пьера де Баярда, но отныне по должности капитан тридцати кавалеристов в гвардии монсеньора Карла, герцога Бурбонского, сим подтверждаю получение от Жана де Норвиля, советника и казначея означенного герцога, наличных денег в сумме ста пятидесяти турских ливров - в качестве выданной вперед платы за упомянутую службу за месяцы август, сентябрь и октябрь текущего года. И сим свидетельствую, что оный Жан де Норвиль указанную сумму уплатил. Что удостоверяется моею подписью и печатью сего июля двадцать шестого дня года одна тысяча пятьсот двадцать третьего.
Блез де Лальер".
Да, подпись была его, печать была его, указанная сумма равнялась четверти платы, которую предлагал ему де Норвиль. Однако, если только он совершенно не потерял голову тогда в Лальере, он видел эту бумагу в первый раз. И у него в памяти живо встала каждая минута того дня.
– Ну?
– резко спросил король.
– Сир, я никогда не подписывал эту бумагу. Де Норвиль сделал мне такое предложение, как известно вашему величеству. Я отверг его и был в результате изгнан из дома моего отца.