Рыцарь-крестоносец

Уэлч Рональд

Филипп, услышав его слова, кивнул. Ему сразу не понравился этот сириец.

Будь его воля, он бы ни за что не доверил этому человеку держать конец веревки, пока они будут спускаться по крепостной стене Дамаска. Но у них не было иного выбора.

– Покажи ему крест, – сказал Жильбер.

Малик хищными руками порывисто схватил золотую цепочку и удовлетворенно крякнул, рассматривая крест.

– Ты знаешь, что тебе нужно сделать, Малик? – спросил Жильбер.

– Да, мой господин.

– А теперь запомни хорошенько:

если эту веревку увидят на стене после того, как мы уйдем, нас поймают. И тебя тоже, Малик. А ты знаешь, что они с тобой сделают, если поймают?

Не было нужды спрашивать об этом маленького сирийца. Несмотря на смуглый цвет кожи, он весь побледнел от страха и испуганно зажмурил глаза.

Филипп вздохнул. Он подумал о том, мудро ли поступил Жильбер, напомнив этому человеку о грозящей ему опасности разоблачения. Ведь сириец и так уже весь дрожал от страха.

– Ты слишком слаб, чтобы удержать канат руками, – говорил в это время Жильбер, доставая веревку из свертка. – Нам нужно закрепить этот конец.

К счастью, оконная рама оказалась достаточно прочна, и они без труда завязали один конец веревки вокруг центральной планки. Филипп, взявшись за другой конец, с силой рванул на себя. Оконная рама даже не заскрипела.

– Хорошо, – сказал он.

Им не пришлось спорить о том, кому спускаться первым. Филипп был негласным лидером в их дружбе, и Жильбер никогда не пытался оспаривать его решения.

Филипп первым вылез из открытого окна. Проверив еще раз веревку, он крепко ухватился за нее и нырнул в темноту ночи.

Он ничего не видел вокруг. И у него хватило сообразительности не смотреть вниз, чтобы увидеть, с какой высоты ему придется прыгать, если не хватит длины веревки. Впрочем, он бы все равно ничего не разглядел, даже если бы сильно напряг зрение.

Филипп не имел ни малейшего понятия, как низко он уже успел опуститься, но продолжал упорно двигаться вниз, обхватив ногами толстую веревку.

Наконец веревка кончилась, и ноги его свободно повисли в воздухе. Теперь Филипп вынужден был взглянуть вниз, хотя и боялся того, что может увидеть. Если он находился все еще достаточно высоко, то рисковал при прыжке переломать себе ноги.

Вися на руках, юноша посмотрел вниз. Сначала он ничего не видел, но потом глаза его привыкли к темноте, и Филипп смог различить неясные очертания земли в лунном свете. Не очень высоко, решил он про себя. Не надо колебаться, все равно придется когда-то прыгнуть.

И Филипп прыгнул. Задержав дыхание, в полете он поджал под себя ноги, чтобы хоть как-то смягчить, спружинить удар о землю. Но не успел он опомниться, как уже был на земле. От удара ноги юноши пронзила острая боль, разлившаяся по всему телу, и он со стоном покатился по земле, судорожно хватая ртом воздух.

Несколько мгновений Филипп неподвижно лежал на земле, потом осторожно поднялся на ноги. Он стоял внизу и был невредим.

Над ним мутной белизной сияла

каменная стена, уходящая ввысь, в темное небо. Она была настолько высока, что Филипп, сколько ни смотрел, не мог разглядеть парапет на фоне мерцающих звезд. Увидев спускающуюся вниз по веревке фигуру Жильбера в темно-сером плаще, непосвященный решил бы, что перед ним гигантский паук или, в крайнем случае, огромная муха.

Жильбер спустился быстрее, чем Филипп. Добравшись до конца веревки, он повис на руках, так же, как и его друг, не решаясь спрыгнуть вниз.

– Все в порядке! – тихонько сказал ему Филипп. – Здесь всего несколько футов. Прыгай, Жильбер.

Жильбер что-то пробормотав в ответ и разжал пальцы. С глухим стуком он упал на землю и откатился в сторону.

– Ну как ты? – с волнением спросил Филипп, чувствуя, как от волнения сводит живот и, как и в первой битве, к горлу подкатывается тошнота. Он очень беспокоился за Жильбера: тот, со своей нескладной фигурой и длинными ногами, вполне мог приземлиться неудачно.

Жильбер поднялся, но, пошатнувшись, снова упал; с губ его сорвался крик боли.

– Что с тобой? – не на шутку встревожился Филипп. Если Жильбер сломал ногу, они пропали.

– Кажется, я подвернул лодыжку, – сказал Жильбер. Филипп, встав на колени, осторожно ощупал ступни и икры Жильбера.

– Попробуй встать на больную ногу.

– Все в порядке, я смогу идти, – проговорил Жильбер. – Но нам лучше подождать несколько минут.

Филипп с трудом подавил в себе неудержимое желание бежать, бежать прочь от этой ужасной стены. Через несколько минут патруль пойдет назад.

– Веревка! – вдруг воскликнул Жильбер. – Почему Малик не убирает веревку?

В страхе они смотрели наверх. Может быть, часовые не заметят их у стены. Но они не могут быстро перебежать освещенное луной открытое пространство и спрятаться в спасительной темноте сада, поскольку Жильбер сильно хромал, и им ни за что не добраться до деревьев до прихода патруля. Если веревка останется на стене, им конец.

Веревка все еще висела на стене, словно огромная змея, прижимаясь к холодному белому камню. Филипп выпрямился во весь рост, стараясь дотянуться до конца веревки и дернуть за нее, чтобы подать Малику сигнал.

Он еще раз потянулся, замер и изо всех сил подпрыгнул вверх.

Филипп упал на спину, чувствуя, как холодный пот заливает ему лицо, и снова он почувствовал от волнения острую резь в животе.

Вдруг Жильбер вздрогнул.

– Муэдзин, – тихо сказал он.

В тишине ночи громко раздавался голос муэдзина, шедший со стороны минарета и призывающий правоверных к молитве.

– Hai ala-as-salah! Allahu-akbar! La ilaha illa'lah!

Филипп мрачно улыбнулся. Наверное, старый Усамах преклоняет колени, когда слышит этот заунывный клич, и, повернувшись лицом к Мекке, тоненьким старческим голоском шепчет молитву своему Богу.