Рыцарь Курятника
Шрифт:
— А если ты ошибаешься?
— Я не ошибаюсь, заплати!
— А если со мной большая сумма, чем ты думаешь?
— Я прошу у тебя только двадцать луидоров — это наше правило. Но если ты хочешь, то можешь купить безопасность на последующие ночи, взяв несколько яиц и заплатив за них.
— Кто может поручиться за безопасность?
— Слово Петуха.
— А если я буду защищаться? — спросил А., вдруг раскрыв свой плащ. Он выхватил два пистолета, заткнутые за пояс. Разбойник не шевельнулся, зато остальные пятеро тотчас окружили А. со своим грозным оружием.
— Не сопротивляйся! — сказал тот, кто назвал себя Петухом. — Плати или умри!
— Я заплачу, — ответил А.
Он вынул из кармана двадцать луидоров и подал разбойнику. Тот взял деньги одной рукой, другой отдавая яйцо.
— Квиты! — сказал он. — Ты можешь идти куда хочешь нынешней ночью — покажи это яйцо, и тебя пропустят.
Он поклонился, раздался крик «кукареку», и разбойники исчезли. Куда они делись — невозможно было понять.
А. осмотрелся вокруг и продолжил свой путь так спокойно, как будто ничего не случилось.
Несколько минут спустя он дошел до предместья Сен-Дени. В этом предместье размещался монастырь Сестер милосердия, называемых Серыми сестрами. Этот монастырь был на углу улиц Сен-Дени и Сен-Лоран. День и ночь дверь его была полуоткрыта, и возле нее висел колокол, в который легко было позвонить.
А. остановился перед этой низкой дверью и легенько позвонил. Дверь отворилась, открывая взору переднюю, слабо освещенную небольшой лампой и выходившую на большой двор.
В передней сидела сестра милосердия в почтенном костюме, который не изменился с 1633 года, когда Венсан де Поль заставил надеть его Луизу де Мальяк, основательницу этого ордена, которую благословляют все страдающие.
Руки монашенки были засунуты в серые рукава, скрещенные на переднике, большой накрахмаленный чепчик скрывал ее лицо, но по голосу можно было угадать, что она молода.
— Чего хочет брат мой? — спросила она.
— Поговорить с матушкой от имени тех, кто страдает. Вы знаете, что сегодня 30 января, сестра моя?
А. сделал заметное ударение на последней фразе. Сестра милосердия посторонилась, став к стене.
— Наша матушка ждет вас в капелле, — сказала она своим кротким голосом.
А. прошел через двор в капеллу, возвышавшуюся в центре здания. Лампа, висевшая под сводом, разливала колеблющийся свет.
Женщина, одетая сестрой милосердия, стояла на коленях перед алтарем и молилась, перебирая четки, которые держала в своих худых руках. А. медленно подошел и встал на колени позади нее.
— Помолитесь за меня! — сказал он.
Сестра милосердия тихо повернула голову. Она нисколько не удивилась, увидев человека в черной бархатной маске, перекрестилась и поднялась с колен.
— А! Это вы, брат мой! — сказала она.
— Сегодня 30 января, сестра моя, — ответил он, — и четвертый час утра.
— Я вас ждала.
А. остался на коленях. В руках у него был небольшой ящик, который он отдал сестре милосердия.
— Вот мое обычное приношение, — сказал он.
Сестра милосердия взяла ящик, подошла к алтарю и поставила ящик на первую ступень.
— Да примет этот дар наш божественный создатель! — сказала она. — Пусть мольбы всех, чьи страдания вы облегчаете, вознесутся к нему и вымолят у него милосердие к вам.
А. медленно приподнялся с колен. Он низко поклонился сестре милосердия, потом пошел к двери капеллы. Настоятельница опередила его и, намочив пальцы в святой воде, подала ему кропильницу. А. казался очень взволнованным.
— Сестра моя, — сказал он. — Моя рука не смеет коснуться вашей…
— Почему? — спросила сестра милосердия.
— Потому, что ваша рука чиста, а моя — осквернена.
Монашенка тихо покачала головой.
— Брат мой, — сказала она. — Я не знаю, кто вы, потому что я никогда не видела вашего лица и не знаю вашего имени. Мне не известно ваше прошлое, но я знаю, чем вы занимаетесь. Вот уже четвертый год, как ночью 30 января вы приносите мне, в эту капеллу, сто тысяч ливров — тайно раздавать страждущим. Сто тысяч ливров спасли жизнь многим больным! Дело, исполняемое вами в тайне, — дело благочестивое. Какой проступок совершили вы — я не знаю, но милосердие всемогущего Господа неистощимо, а доказательством, что это милосердие распространяется на вас, служит то, брат мой, что в последние два года, как я заметила, особенно в нынешнем, все, кому я помогала вашими деньгами, выздоровели.
А. сложил на груди руки.
— Неужели? — произнес он, волнуясь.
Сестра милосердия утвердительно кивнула. А. поклонился ей.
— Это ваши молитвы призвали на меня милосердие Божие, пусть эти молитвы опять вознесутся к Богу.
Он сделал шаг назад и прибавил:
— Через год в этот самый час.
Выйдя из капеллы, он прошел через двор и отправился быстрым шагом к Сен-Дени.
На монастырской колокольне пробило три часа.
— Эх! — сказал А., проходя через бульвар. — Добрые дела закончены, теперь надо приниматься за дурные. Час благодеяний прошел, пробил час мщения!
III. ПРЕКРАСНАЯ ЗВЕЗДА
Снег перестал падать, стало очень холодно. Черные тучи, сгустившиеся над Парижем, говорили о том, что новый снег скоро сделает ковер, покрывший улицы, еще более толстым. А. направился к Сене. Около улицы Коссонри он замедлил шаг и осторожно пошел вдоль стены. Стена кладбища возвышалась напротив. Он свернул на Железную улицу. Напротив входа на кладбище стояла карета без герба. Кучер спал на козлах, и обе лошади, опустив головы, по-видимому, также спокойно спали.
А. бегло осмотрел карету и тихо подошел. Стекло в дверце, поднятое до этого, вдруг опустилось, и в тени обрисовалась голова женщины, закутанная в складки черного капюшона. А. стоял очень близко к карете, голова его была на уровне дверцы.
— Откуда явилась Звезда? — спросил он.
— Из леса, — взволнованно ответил нежный голос.
А. придвинулся еще ближе.
— Второго февраля на маскараде в Ратуше все будет готово, — сказал он.
— А Бине?
— Он с нами. Вот его письмо.