Рыцарь Курятника
Шрифт:
— Таванн, ты шутишь слишком долго!
— Таванн, ты должен объясниться!
И вопросы посыпались на виконта со всех сторон.
— Извольте, — сказал Таванн, вставая. — Вот что Рыцарь Курятника сделал для меня: на протяжении шести часов он два раза спас мне жизнь, убив троих человек, которые хотели убить меня. Он велел отвезти за пятьдесят лье сердитого и ленивого опекуна, который очень меня стеснял, и бросил на ветер сто тысяч экю для того, чтобы женщина, которую я обожал и с которой я никогда не говорил, протянула мне руки и сказала: «Благодарю». Рыцарь Курятника сделал все это в одно утро. Скажите, милостивая государыня! Отвечайте, милостивые государи! Много вы знаете таких преданных друзей, способных на подобные поступки?
Собеседники переглянулись с выражением явного сомнения. Было ясно, что каждый из присутствовавших считал это продолжительной шуткой. Но лицо Таванна было серьезным.
— Уверяю вас, — продолжал он очень твердо, — я говорю вам правду.
— Честное слово? — спросила Кино, пристально смотря на виконта.
— Честное слово — Рыцарь Курятника оказал мне ту важную услугу, о которой я вам говорил.
Сомнений больше не было.
— Как это странно! — сказал князь Ликсен.
— Расскажите нам подробнее об этом случае! — попросила Камарго.
— К несчастью, сейчас я ничего больше не могу вам рассказать.
— Почему? — спросил аббат де Берни.
— Потому что в этом деле есть тайна, которую я должен сохранить.
— Почему сейчас? — добивался Ришелье. — Почему именно сейчас?
— Потому что время, когда я смогу рассказать об этом происшествии, еще не наступило.
— А настанет ли оно? — спросила Дюмениль.
— Настанет.
— Когда же?
— Года через два, не позже.
— Через два года! Как это долго!
— Может быть, и скорее.
Собеседники опять переглянулись.
— Таванн говорит серьезно, очень серьезно, — сказал Бриссак.
— И вы говорили правду о вашей сегодняшней встрече с Рыцарем Курятника? — спросила Екатерина Госсен.
— Я вам уже сказал, что встретил его, — ответил Таванн.
— И могли бы привести его сюда? — спросила Камарго.
— Да.
— Под его именем?
— Конечно.
— О, это невозможно!
— Мне хотелось бы его видеть! — сказала Кино.
— Я не сказал, что он не придет, — возразил Таванн.
— Ах!.. — воскликнули женщины в один голос.
VII. УЖИН
Молчание последовало за словами виконта де Таванна. Вдруг Бриссак, Ришелье и Ликсен весело расхохотались.
— Чтобы узнать наверняка, придет ли твой друг, тебе надо сходить за ним.
— Я пошел бы за ним, если бы знал, где его найти, — спокойно ответил Таванн.
— Ты не из его ли шайки? — спросил князь Ликсен с комическим ужасом.
— Господа! — сказал Креки. — Я вам предлагаю кое-что!
— Что? — спросили все.
— Если Таванн пойдет за Рыцарем Курятника, я
— Кого?
— Турншера.
— Главный откупщик! — произнесла Сале.
— Приемный отец хорошенькой Пуассон, — заметил Бриссак.
— Ваша хорошенькая Пуассон, кажется, теперь мадам Норман д’Этиоль? — спросила Дюмениль.
— Да, — сказал Ришелье, — она вышла замуж два месяца назад за Нормана, помощника главного откупщика, племянника Турншера. Я был на свадьбе.
— Как это вы попали в финансовый мир? — спросил Креки.
— Иногда позволяешь себе такие вещи, мои милые друзья.
— Но какое же дело вашему Турншеру, приемному отцу хорошенькой мадам д’Этиоль, до Рыцаря Курятника? — спросил Бриссак.
— Как! Вы не знаете? — спросил Креки с глубоким удивлением.
— Нет.
— Вы знаете, по крайней мере, что в изящном и обольстительном мире, в котором Камарго и Сале — две королевы, появилась новенькая — очаровательная танцовщица по имени мадемуазель Аллар?
— Еще бы! — сказал Бриссак. — Конечно, знаю.
— Хотя природа много сделала для маленькой Аллар, Турншер нашел, что этого недостаточно.
— Доказательством служит то, — прибавила Госсен, смеясь, — что природа в своих дарах забыла бриллианты, и главный откупщик хотел поправить эту забывчивость…
— Вот именно, хотел поправить…
— Как это?
— В опере заметили, — продолжал Креки, — что при каждом выезде из театра за хорошенькой Аллар следовал мужчина, щегольски одетый и прятавший лицо в складки своего плаща. Каждый раз, приезжая в театр, она встречалась с этим человеком. Это безмолвное обожание длилось несколько дней. Каким образом прекратилась эта немота — я сказать не могу. Могу только утверждать, что она прекратилась, и доказательством служит то, что однажды вечером после представления Аллар и этот человек сидели перед камином в комнате хорошенькой танцовщицы и разговаривали довольно оживленно. Вдруг позвонили. Камеристка прибежала в испуге и в открытую дверь шепнула: «Главный откупщик». Аллар, хотя еще очень молода, довольно опытна. Она тотчас попросила своего прекрасного собеседника пройти в смежную комнату. Дверь затворилась за ним в ту минуту, когда Турншер вошел с большим свертком в руках. Вы угадываете, что было в этом свертке?
— Бриллианты, — сказала Софи.
— Именно. Аллар была ослеплена… Ослеплена до такой степени, что забыла о своем госте, спрятанном в темной комнате. Бриллианты, разложенные перед ней, сверкали огнем. Танцовщица в восторге сложила руки. «О!» — произнесла она, смотря на своего щедрого благодетеля. Вдруг она застыла от изумления. Турншер стоял, вытаращив глаза, с видом человека, оледеневшего от ужаса. В эту минуту Аллар почувствовала, как что-то коснулось ее левого виска, она обернулась… Крик замер на ее губах…
— Ах! — закричали дамы в испуге.
— За ней, — продолжал Креки, — стоял человек, держа по пистолету в каждой руке. Это был тот самый мужчина, которого она спрятала в темной комнате.
— Какой ужас! — закричала Софи.
— Это просто кошмар! — поддержала ее Сале.
— Что же случилось? — спросил Бриссак.
— Человек этот вежливо поклонился и прицелился в грудь главного откупщика. «Милостивый государь, — сказал он, — так как здесь никого нет, кто мог бы представить меня вам, а мадемуазель Аллар не знает моего настоящего имени, я сам представлюсь: я — Рыцарь Курятника!»